Бритва Оккама в деле Алексея Навального. Константин Гаазе — о версиях случившегося с политиком

Начнем мы с того, что случилось с Алексеем Навальным, и на самом деле у меня, видимо, сейчас будет такой методологический вопрос к вам, он же личный вопрос, потому что мы имеем какое-то немыслимое количество неизвестных переменных, просто зашкаливающее, в области медицины, с абсолютным непониманием что произошло, с комментариями врачей, отчасти противоречащими друг другу, отчасти вроде бы не вступающими в противоречие. Мы имеем, например, вот недавнюю новость, которую сейчас вот буквально проверяют мои коллеги, эта новость состоит в том, что в тот момент, когда пилот запросил экстренную посадку в аэропорту Омска, там было два сообщения, буквально вот через, сразу после того, как была запрошена экстренная посадка, в ту же минуту, и через пять минут были два сообщения о заложенных бомбах, естественно, ложные сообщения, но тем не менее, пришлось какие-то производить действия. Мы так до сих пор и не понимаем, знали ли на борту, знал ли пилот на борту об этом предупреждении, он все равно посадил самолет, слава богу, тем не менее, вот есть еще такая переменная. Всё это напоминает, действительно, какой-то отчасти дурной сон, отчасти детектив, разобраться в этом совершенно невозможно. И есть очень понятный заход, который, конечно, подогревается со стороны Кремля, потому что у Кремля есть свойство, как что-то случится, сразу говорить: «Это не мы, это нам невыгодно», как бы подразумевая, что если бы было выгодно, то может быть и мы. И в этой ситуации очень нетрудно начать думать в сторону qui bono [кому выгодно - прим. Дождь], что абсолютно бессмысленно. И вопрос мой для начала к вам такой: как об этом сейчас думать? Каким образом про это сейчас думать?

Во-первых, есть очень простое правило, оно называется «бритва Оккама». Смотрите, совпадение того, что говорят врачи Charite и того, что говорит пресс-секретарь президента, заключается в том, что да, все признают, что клиническая картина это отравление. Дальше есть очень хитрая топонимистическая ловушка, которая нам предлагается Кремлем, когда они говорят, ребятки, вещества нет, а это значит, что могло случиться от всего чего угодно. А если мы на этом перекрестке поворачиваем в сторону «а это могло случиться от всего чего угодно», то там нас ждут уже очень интересные новые топонимы, самогон из Кафтанчиково этот прекрасный такой, рафаэлка, вот такие вот бренды новой России. Не надо туда просто поворачивать. Если бригада «скорой помощи», судя по тому, что написала Ярмыш в Twitter, говорит, что это клиническая картина отравления токсином, если врачи Charite говорят, что это клиническая картина отравления токсином, то принцип достаточного основания нам дает возможность сказать, что скорее всего, это отравление токсином. Потому что любая другая версия чего от нас требует? Она требует от нас начать фантазировать, она требует от нас начать добавлять в картину факторы, о которых мы вообще ничего не знаем, пил ли он самогон, что это был за самогон и так далее. Ребята, это чушь. То есть, если мы пойдем в эту сторону, то очень скоро, на третьем, на четвертом ходу мы окажемся в ситуации, когда мы скажем: «Нет, конечно, будучи частью мировой элиты, конечно, Навальный должен был получить инъекцию адреналина, все же знают, как в крови младенцев, а граница закрыта, поэтому ему таким образом организовали выезд за рубеж. Он принимал таблетки для развития мозга, видимо, чтобы стать суперробокопом, и вот приняв немножко более высокую дозу таблеток для развития мозга, он впал, ввел себя в состояние искусственной комы, чтобы получить укол ценного препарата, вытяжки из крови младенцев». Не надо. Есть два понимания возможности, логическое возможно-не возможно. И возможность, скорее так, на уровне здравого смысла, и скорее не так, вот давайте ориентироваться на возможность ну уровне здравого смысла, а не на уровне «Ну ведь это же не невозможно, что он принимал препараты». Не невозможно, но мы про это ничего не знаем, нам про это ничего не известно. Нам известно, что он попил чаю, сел в самолет, у него случился шок, самолет посадили, бригада «Скорой помощи» сказала, что, ребята, да, это скорее всего, отравление токсином. Ну и все, так об этом и надо думать. А дальше уже, если дальше, просто здесь вот заканчивается ответ на вопрос, что с ним случилось, а дальше начинается уже политический вопрос.

Надо как-то последовательно, значит, это первая история.

Здесь, к сожалению, у нас есть, здесь у нас тоже есть развилочка, и ее уже нельзя на уровне формальной логики или здравого смысла пройти. Это развилка не уровня выгодно-не выгодно, это развилка «Что такого сейчас происходит в российской политике, что в виде инициативы ли со стороны некоторых конкретных акторов, в виде ли спецоперации, Навальный был отравлен людьми, которые, скажем так, входят в правящую элиту, в правящую группировку в России. Но тогда мы должны будем ответить на другой вопрос, не на вопрос, кому это выгодно, а на вопрос, что такого происходит, что это вдруг стало нужно, а вот это уже зона политических спекуляций. Это уже зона политических спекуляций, каких угодно спекуляций. Если речь о том, как я об этом думаю, то я об этом думаю так. Мы вошли в фазу транзита власти, нас ждут досрочные президентские выборы, они состоятся, возможно, уже в марте следующего года. Существует несколько стелс-компаний преемников, которые как бы преемники, но при этом они как бы должны, то есть они вроде как бы должны вести себя, как преемники, при этом они должны как бы не давать понять, что они преемники, но в то же время должны давать. Можно поговорить потом об этих фамилиях. Есть какая-то группа людей, которая понимает, что в случае передачи власти у них нет позиции в системе, у них есть позиция за столом, во главе которого сидит Владимир Владимирович Путин. А если во главе этого стола будет сидеть кто-то другой, а Владимир Владимирович Путин, возможно, будет сидеть на соседнем стуле, то их кусок хлеба с маслом, какие-то, может быть, африканские дела, другие предприятия общественного питания, вот им как бы… Потому что они не весят так много, как уже весят, например, семья Ротенбергов. Семья Ротенбергов тоже начинала, как люди из застолья, сейчас уже не люди из застолья, сейчас мы уже говорим, Ротенберги, там такой список активов, что в принципе ему какая разница, кто будет президентом, если президентом не будет Навальный, ему совершенно все равно. И тогда мы должны рассуждать, я не люблю вот эту вот логику — Путин отвечает за все в стране, значит, если кого-то в стране отравили, его отравил Путин. Ну, хорошо, вот загадочная смерть в ноябре прошлого года, Никита Исаев, не самый популярный в либеральном спектре фейсбука политик, 41 год мужику, острый приступ, раз-два, всё, умер. После чего «РИА Новости», которые, видимо, просто у нас уже служба некрологов, там было чуть ли не огромное заявление доктора Мясникова на тему, что да, и так бывает, и в сорок лет можно умереть, значит, от сердечка, сердечко ёк — вот, всё. То есть туда тоже как бы не надо идти, надо просто понять, надо ответить на очень простой вопрос: в какой период политического цикла мы вошли? Если мы вошли в период политического цикла, который связан с тем, что да, все те наработки, которые есть в новой Конституции, будут реализованы прямо сейчас, в ближайшее время, то конечно, есть люди, которым это выгодно. И конечно, этот человек не Владимир Владимирович Путин, потому что, у Владимира Владиировича Путина, я всем напоминаю, я всем все время напоминаю фразу, ребята, сказанную им: «Не факт, что надо было убивать». Да, это в общем манифест, то есть, он как бы имея, будучи все-таки государством, наверное, есть какие-то другие способы не пущать, тащить и так далее. Так что скорее я здесь солидаризируюсь, окей, я солидаризируюсь с Прохановым, пусть он это написал в тексте для «Завтра», что да, это попытка оказать услугу. Я могу аналогию привести, вот сегодняшняя же история про дочку, про полную тезку дочки…

Про полную тезку дочери Шувалова.

Ну вы что думаете, у Шувалова денег нет, чтобы за платное обучение дочери заплатить в МГУ? Ну серьезно, ребята. Понятно, что это МГУ, дочка, тезка дочки уважаемого человека. Хочется оказать услугу? Хочется, конечно. Но в итоге получается так, что уважаемый человек потом будет с себя еще лапшу от этой услуги скидывать миллион лет. Вот здесь, мне кажется, та же самая история, то есть полуотсутствующий президент, понимание внутри некоторых вот этих колец, вокруг него сгущающихся, я скажу жаргонно, что «папа уходит», и исходя из этого некоторые люди начинают делать некоторые резкие движения. А все остальное, хотите вы делать вот эту лестницу отвлечения внимания, Путин поменял Конституцию, чтобы отвлечь внимание от протестов 2019 года, а потом убил Навального, чтобы отвлечь внимание от событий в Беларуси. Хотите в это играть, играйте. Мое мнение очень-очень простое, это можно объяснить только в одном случае — если ненахождение Алексея Анатольевича Навального в стране в течение ближайших трех, четырех, пяти, шести месяцев гарантирует его неучастие в президентской кампании. Всё. И это нужно не Кремлю, потому что у Кремля есть, у «государственного» Кремля, у Кремля в погонах, с кабинетами, у них есть много-много других способов это сделать, а это нужно людям, которые хотели бы создать некоторую эмоциональную связь между собой и тем прекрасным будущим, которое их ждет на рубеже 2020 и 2021 года. Ну, извините, кто из представителей путинского окружения ведет себя в связи с этой смертью неприлично? Не смертью, господи помилуй, в связи с этим покушением. Неприлично себя ведет Пригожин, то есть он в день, когда это случилось, сказал, что я оплачу лечение, потому что он нас всех прекрасно веселит, а сегодня он, собственно говоря, сделал ту же схемку прекрасную, которую сделали с Михаилом Борисовичем Ходорковским, то есть сначала он отправился за границу, а потом оказалось, вы знаете, тут недоимочка имеется, дельце. То есть теперь еще, кроме этого, у Навального есть вот совершенно конкретный резон сюда не приезжать, потому что да, потому вот как бы, потому что есть судебное производство на размер долга, который, может быть, помогут донаторы выплатить, а может быть, не помогут. Все остальные-то в общем себя прилично ведут, то есть либо они говорят, мы вообще не понимаем, что это такое, либо они, как вот Дмитрий Сергеевич, говорят, очень сочувствуем…

Сочувствуем. Не называем по имени, на всякий случай. Это вот был сегодня комический сюжет, когда просто пациент называют. Пациент.

Да. Заболел, как президент сказал в разговоре с председателем Европарламента — заболел. Больной, будем называть его больной.

Больной, пациент.

А кто устраивает балаган, тот как бы и ручкой машет, что, ребята… Окей, хорошо, это мое частное богословское мнение, но иногда просто нужно уметь сложить два и два, не пытаться вывести квадратный кубический корень из сложного уравнения, а просто посмотреть на то, как полено выглядит. Вот оно выглядит так.

Вот у меня ровно так мой вопрос и строится, действительно, где у нас тут «бритва Оккама», чтобы кто-нибудь действительно высказал свое частное мнение и сложил два плюс два, потому что ощущение, что туда нельзя пойти, туда нельзя пойти, туда нельзя пойти, и все это будет какая-то чудовищная бессмысленная конспирология, потому что инстинктивно ты начинаешь метаться в этой ситуации и звонить по знакомым врачам, например.

Вот два и два выглядят так, что это не какое-то, что самое главное, что мы знаем из того, что нам медики и токсикологи успели рассказать про эту лабуду, самое главное, что мы знаем про эту лабуду, что эта лабуда может быть в некотором специальном состоянии, а может быть в общем-то совершенно в каком-то таком гражданско-правовом. Вот это мы знаем, да, это мы доподлинно знаем. То есть, мы не знаем, какой это токсин, но мы понимаем, что такого рода клиническое состояние может быть связано с получением препарата, который в аптеке можно купить.

С какими-то специальными грифами, да.

В общем не то что так нужно было, чтобы тебе из подвалов СВР или Лубянки пошли в лабораторию ядов Ягоды, открыли и сказали — а вот это попробуйте.

Последний дар.

Вот да. Ну нет, не так это выглядит. Дальше я надеюсь, что немцы, все-таки техника есть как бы, мозги есть, что они нам скажут в течение недели все-таки, что это могло быть, потому что это уже нас совсем близко выведет на рубеж, где можно будет пальчиком показать как Порфирий Петрович и сказать «Вот, вы и убили-с».

Вы и убили-с. Звонок от Татьяны из Санкт-Петербурга у нас. Здравствуйте, вы в эфире, говорите, пожалуйста.

- Добрый вечер. Власть боролась с Навальным девять лет и поставила диагноз — несговорчив. Немецкие врачи поставили диагноз — отравлен. Вот с Навальным боролись Следственный комитет, прокуратура, суды, Центральная избирательная комиссия, Росгвардия, полиция, ФСИН, ФСБ, федеральные каналы и круглосуточная слежка. Навальный, по-моему, выдержал все. В четверг приговор приведен в исполнение. И для меня вот политический мир опустел. У меня вопрос, а как вы вот оцениваете Алексея Анатольевича? Спасибо.

Личный вопрос, в общем, в некотором смысле. Как вы оцениваете Алексея Анатольевича?

Я человек левых взглядов. Он для меня находится в тех двух спектрах, которые мне не близки, он пришел из националистического спектра и потом стал аккумулировать поддержку в либеральном спектре. Если бы он больше говорил про профсоюзы и про рабочих и меньше про дачи и дворцы, то он был бы для меня намного более в гражданском смысле близкий политик. Но мы говорим не про ФИО, мы говорим про место в структуре, вот это тоже надо очень четко понимать. Нравится Навальный, не нравится Навальный, он место в структуре, его место в структуре. И вот об этом, кстати, я так понимаю, что решение ЕСПЧ, которое было абсолютно, таких прецедентов просто нет, нет прецедентов вынесения такого рода решений, когда за сутки принимается, по сути, аналог обеспечительного судопроизводства, но в отношении не имущества, а человека, и он принимается судом высшей инстанции Европейского союза, и за сутки принимается решение. Вот это решение, оно должно напомнить было, видимо, российскому руководству о том, что ребята, вы можете смотреть на Навального как на заказушника, шантажиста, блогера, больного и так далее, но вот с нашей колокольни это лидер российской оппозиции. И вот это как бы очень правильно, это в дефинитивном смысле очень правильно, как бы нравится, не нравится, то место, которое он занимает, называется лидер российской оппозиции. Какая оппозиция, такой и лидер, других лидеров у нас нет.

И везут его по Берлину с сопровождением машин…

Его везут по Берлину, признавая его статус, как общественного деятеля. Поэтому еще раз, я признаю его статус общественного деятеля, я признаю, что это лидер той оппозиции, которая в России сейчас есть. Мне некоторые его взгляды не близки, о других его взглядах я хотел бы узнать больше, но это сейчас уже не имеет вообще никакого значения. Это вопрос уже двадцатый, это вопрос после того как, бог даст, к жене вернется муж, к детям вернется отец, а к соратникам вернется их лидер, и дальше они уже будут там… То есть вот это когда произойдет, мы снова будем вот про это вот все снова, как бы нам хотелось, чтобы выглядела прекрасная Россия будущего.

Костя, если действительно продолжать аккуратно складывать два и два и идти по какими-то очевидным путям, вот эта новость, которая пришла про сообщение про две заложенные бомбы. Мы ничего пока не можем понять, но опять-таки «бритва Оккама», довольно странно себе предположить, что это два сообщения, которые не имеют никакого отношения к экстренной посадке самолета в Омске, это как-то было бы странно довольно. Конечно, в этих бесконечных попытках, куда мне сейчас не надо идти и о чем не надо думать, потому что это совершенно бесполезно, есть это направление — а что на самом деле хотели сделать. Вот вы сейчас сказали, на пять-шесть месяцев вывести из строя.

По-моему, так, да, нет никакой… Понимаете, когда оказывается услуга типа убить, она оказывается так, как она была оказана в 2015 году…

В отношении Бориса Ефимовича Немцова.

В отношении убитого Бориса Ефимовича Немцова. Это тоже надо понимать, что у нас много прецедентов. У нас много прецедентов, Ющенко тоже вообще-то, на секундочку, прецедент, какие-то деятели российской оппозиции и так далее у нас. И что это, это акция устрашения, это попытка вывести из строя? Понимаешь, тут у нас уже заканчиваются просто… Я немножко, может быть, сложно скажу, но мы нормальные люди, у нас таких систем релевантности нет, то есть у нас нет такого рода логик, которые мы прикладываем к другим людям и говорим — ну вот убить тебя или может чтобы ты в больнице полежал месяцев шесть…

У нас нет, именно, и мы пытаемся с этим соотнестись.

Мы нормальные люди, мы говорим, ребята, ну арестуйте его, ну будет как в 2013 году, ну что. Вы здесь власть или нет, за вас тут проголосовали, за вашу Конституцию проголосовало, уж не помню, сколько человек за нее проголосовало, миллионы. Вот за вас миллионы, ну так и покажите, кто здесь власть. В этом смысле, понимаешь, в этом смысле удивительным образом то, что делает Лукашенко, это намного больше соответствует моему представлению о том, как ведет себя отмороженная, но государственная власть, чем то, что происходит в России. Потому что там человек говорит: «Власть это господство». Я могу дать «калаш» пятнадцатилетнему подростку и сам взять «калаш»? Могу. Я президент? Президент. Я Верховный главнокомандующий? Я Верховный главнокомандующий. Поэтому у меня будет «калашников», а у вас нет. А то, что происходит у нас, это уже никакая не государственная власть, это уже вообще черт знает что такое.

Фото: Евгений Фельдман / фотопроект «Это Навальный»

Не бойся быть свободным. Оформи донейт.