«Когда кончится ******?!»

Владимир Жириновский, Анфиса Чехова, Анна Чиповская и другие спрашивают Белковского
30/12/2015 - 16:57 (по МСК) Анна Монгайт

Политики, журналисты, актеры и телеведущие спрашивают главного специалиста Дождя Станислава Белковского, что нас ждет в следующем году.

Монгайт: Напоминаю вам, что сейчас 31 декабря 2015 года, заключительный эфир «Прямой линии» с главным специалистом «Дождя», человеком, который может все, знает все и почти так же многофункционален, как чайник Bork, который тоже находится вместе со мной в этой студии, который каждый сорт чая, требующий своей температуры воды для заваривания, умеет заваривать и соблюдает все правила, в отличие от Станислава Белковского, как раз. Возможность выбрать любую степень заваривания чая — крепкий, средний и легкий, как я люблю, в общем, достойный компаньон в нашей студии. 

Белковский: А я, кроме того, придумал для нашей программы хорошее название на 2016 год — «Дождь» для чайников». 

Монгайт: «Дождь» для чайников» — это такая упрощенная версия?

Белковский: Прощенная версия, как прощенное воскресенье. 

Монгайт: Прощенная версия. У нас сегодня непростой выпуск, как и в принципе, сегодня день нетривиальный, скажем так. Сегодня вопросы не задавали зрители «Дождя» ни по телефону, ни в социальных сетях, ни на улицах, как это обычно бывает. Сегодня задавали вопросы зрители «Дождя», которых вы наверняка знаете. Но они-то все знают Станислава, тоже мечтают с ним поговорить, возможности у них такой нет.

Белковский: В основном они знают Анну Монгайт, я думаю, что это единственная причина, по которой они обращались сегодня с вопросами.  

Монгайт: Программа называется «Прямая линия» со Станиславом Белковским, и вот мы предоставили им такую возможность. Начнем со зрителей, которые работают в Государственной Думе. 

Жириновский: Люди устали бояться. Когда закончится угроза войны, террора, пожаров, так сказать, на транспорте? Люди хотят спокойной жизни, они это заслужили.

Белковский: Ну, это был вопрос, очевидно, Владимира Вольфовича Жириновского, чей голос в российской политике ярко и громко звучит уже более четверти века. Я бы ответил так, что пожары и теракты на транспорте могут прекратиться довольно скоро, поскольку в связи с экономическими проблемами остановится весь общественный транспорт в России, и производить там теракты будет уже совершенно бессмысленно, даже для тех, кто хочет их производить. А что касается прекращения войны и террора, этот вопрос к федеральной власти — когда она уйдет из Сирии, когда она прекратит стимулировать боевые действия на Украине, когда зуд устроения современного мира и возврат в Ялтинско-Потсдамский формат покинет высших руководителей России, тогда, собственно, исчезнут те угрозы, которые порождены новой миролюбивой внешней политикой Российской Федерации, открывшейся нам во всей ее полноте весной предыдущего, 2014 года.

Монгайт: А я вот не очень понимаю, почему Жириновский задает этот вопрос, он же знает ответы. И когда закончится угроза войны, и про террор.

Белковский: Знаете, как специалист-любитель по психологии речи, я как главный специалист, должен быть специалистом во всем и любителем одновременно, я могу сказать, что вообще, как правило, опытный вопрошающий всегда знает ответ на свой вопрос и нуждается не в ответе, как таковом, а в легитимации своей собственной точки зрения. Он ищет подтверждения, что его точка зрения верна. Я думаю, что к Владимиру Вольфовичу Жириновскому это относится в полной мере. 

Монгайт: Интересно, если ему самому задать этот вопрос, когда закончится угроза войны, он бы что ответил? Он бы как-то иначе ответил, не так, как вы. Вы как считаете?

Белковский: Владимир Вольфович, наверное, ответил бы, что она закончится полной победой России над всеми ее внешними и внутренними врагами, поскольку тогда будет нейтрализован в полном объеме источник угрозы, коллективный источник угрозы. 

Монгайт: У нас есть еще несколько вопросов от людей, которые работают в Государственной Думе. 

Родин: Владимир Владимирович Путин, уважаемый Президент нашего государства, вы с кем?

Монгайт: Вы с кем, Владимир Владимирович?

Белковский: Я, конечно, доволен тем, что именно мне адресован вопрос Владимиру Владимировичу Путину. Начат эксперимент, поставленный в рамках нашей программы, по ассоциации главного специалиста телеканала «Дождь» главным специалистом Российской Федерации, оказался достаточно успешным, с кем вы, мастера культуры? Я думаю, что Владимир Владимирович Путин сам с собой, что он сейчас, как никогда остро, переживает собственное одиночество, когда его личные интересы могут не совпадать и с интересами его элит, и с интересами значительной части его народа. Я могу посочувствовать этому одиночеству, но не разделить его, потому что, мне кажется, что из этого одиночества вытекают различные военные и политические авантюры, которые действительно не нужны России ни сейчас, ни в обозримой исторической перспективе. 

Монгайт: А почему вы говорите, что его интересы не совпадают с интересами элит? 

Белковский: Потому, что он немного изнемог на президентской должности. Понимаете, он стал президентом в достаточно молодом возрасте, в 47 лет, то есть он был всего на 3 года старше, чем я сейчас. И он хотел еще пожить как-то. Он ведь, когда его спрашивали всякие олигархи в 1999 году, еще он не был премьером, он говорил, что не хочет быть президентом Российской Федерации, по их показаниям, а хочет быть чем-то типа главы Газпрома. То есть он неравнодушен ко всяким прелестям жизни — виллам, пляжам, частным самолетам и так далее. Он во многом от этого избавлен, ты от страстей Эдиповых избавлен, как сказал Иосиф Александрович Бродский, из-за своего статуса Президента, и когда стало ясно, что покинуть президентский пост просто так, и отдохнуть, и пожить ему не удастся, мне кажется, он затаил в душе грубость, как сказал Михаил Михайлович Зощенко. И личные санкции против его друзей во многом для него приемлемы, потому что они ставят их на одну доску с ним же. Да, конечно, секторальные санкции это плохо, но то, что любые Тимченки, Ротенберги, Абрамовичи и так далее, которые долгие годы преуспевали за счет гаранта их интересов, самого Владимира Путина, а он был как раб на галерах, о чем он неоднократно говорил, они его утомили. Именно поэтому интересы его и элит начали расходится.

Монгайт: Но он доказал лишний раз в этом году, что он хороший друг. Ну вот, Ротенбергам он отдал «Платон», кому-то еще, то есть он не бросает друзей и в эти трудные минуты. 

Белковский: Кроме системы «Платон» должна быть и система «Арестотель», от слова «арест». Это очень такое иезуитское, дружба с этими людьми перешла в иезуитское измерение. Не в религиозном смысле, а именно в переносном, как и принято в нашем атеистическом обществе этот термин употреблять. Потому что он ведь лишил их статуса на Западе, он лишил их возможности легализации на Западе, лишил доступа к западным активам, образованию, здравоохранению, то, ради чего они жили и работали, если это можно назвать работой, долгие годы. И в этом смысле «Платон» не является равноценной заменой этому потерянному Западу, потерянному западному раю. Поэтому здесь он проявил себя как друг, но такой, как друг, который, в общем, слишком долго страдал за своих близких товарищей, и теперь может вежливо, прямо или косвенно, формально или неформально, попросить их пострадать и за него тоже.  

Монгайт: Но это друзья, которые не могут его бросить просто, они не могут от него уехать, они не могут расстаться с тем, что их связывает.

Белковский: Ну, из-за западных санкций, которые он же им и сосватал, да. Но впрочем, бросив в него чего-нибудь, например, чайник Bork, XVIII века исполнения, они могут.

Монгайт: Вряд ли это сделают. Итак, продолжим. Какие еще у нас есть вопросы.  

Гудков: У меня вопрос к Белковскому. Мы с ним давно уже спорим о том, когда наконец-таки, сменится в нашей стране власть, или хотя бы сменится политика. Мы очень часто с ним совпадаем в прогнозах, и меня интересует, поскольку Белковский является представителем, или по крайней мере, доверенным лицом партии брюнеток и блондинок, насколько я знаю, единственная партия, которой Белковский доверяет. Мне хочется понять, что по этому поводу думает партия брюнеток и блондинок, потому что, мне кажется, именно эта партия обладает удивительной интуицией. И сегодня именно этой партии можно доверять. Поэтому вот хочется услышать прогноз от российских брюнеток и блондинок. 

Монгайт: Чувствуется, что вас с Дмитрием Гудковым многое связывает, вы много знаете друг о друге. 

Белковский: Дмитрий Геннадиевич здесь несколько лукавит, поскольку он забыл в своем вопросе упомянуть, что одним из важных активистов этой партии является его супруга, на мнение которой я тоже опираюсь. 

Монгайт: А она брюнетка или блондинка?

Белковский: Поэтому он мог бы даже и не задавать этот вопрос в эфире «Дождя», а выяснить это как-нибудь попроще. Но по прогнозу, два-три года, что дольше, более пессимистично, чем зороастрийский гороскоп. Я бы сказал так. 

Монгайт: Что два-три года? Я уже потерялась...

Белковский: Когда сменится власть или, в крайнем случае, политика. Политика не сменится до смены власти, поэтому в данном случае это одно и то же, когда все сменится.

Монгайт: Кроме гадания на брюнетках и блондинках никаких шансов выяснить это уже не осталось?

Белковский: Гадают брюнетки и блондинки, я только собираю результаты их гаданий. Как они гадают, я не знаю, поскольку это является их ноу-хау. 

Монгайт: У нас есть вопрос от еще одного депутата Государственной Думы.

Белковский: Хочу заметить, что Анна Викторовна Монгайт специально покрасилась в какой-то еще третий цвет, чтобы ни в коем случае не проявить своей ангажированности с этой партией. Поскольку телеканал «Дождь», безусловно, и в особенности наша программа, безусловно, внепартийны. Такими они и останутся. 

Монгайт: Ну, я просто сейчас, временно, от фракции фиолетовых, чтобы хоть как-то держать нейтралитет. 

Белковский: А вы знаете, кстати, откуда происходит выражение «мне все фиолетово»? 

Монгайт: Нет, не знаю.

Белковский: Значит, мне все безразлично. Это вот когда используешь лакмусовую бумажку, то в ответ на нейтральную жидкость, то есть не кислоту и не щелочь, она дает фиолетовый цвет. То есть мне все фиолетово — мне все нейтрально, по лакмусовой бумажке. 

Монгайт: Приятно находиться в одной студии с таким образованным человеком. 

Белковский: Мы соблюдаем нейтралитет, наша программа, она, собственно, символ воплощения современного русского нейтралитета. 

Монгайт: Да, именно в этом можно нас, действительно, обвинить, в нейтралитете. Итак, у нас есть вопрос от депутата Государственной Думы, от фракции «Справедливая Россия» Татьяны Москальковой.

«Возможен ли такой баланс между добром и злом, между войной и миром, между плохим и хорошим, чтобы на этом изломе родилась энергия, которая дарит счастье и справедливость человеку?»

Белковский: Я придерживался всегда и придерживаюсь точки зрения, что границы между добром и злом, войной и миром проходят внутри сердца каждого человека. И в этом смысле баланс возможен. Но все равно добро от этого не становится злом, а мир — войной. Поэтому это результат всех наших общих усилий, включая, не побоюсь этих слов, даже фракцию «Справедливая Россия», тем более что госпожа Москалькова, которая задавала этот вопрос, является генералом МВД. И уж кому, как не ей, знать что-то о балансе между войной и миром. 

Монгайт: Войной и миром, действительно, добром и злом...

Белковский: Преступлением и наказанием, Анной и Карениным, тремя сестрами и так далее.

Монгайт: Анной и Станиславом. Мне приятно, что подобные вопросы задают депутаты Государственной Думы. Вот о чем они думают, люди одухотворенные. 

Белковский: Теперь мы знаем, что они действительно думают о стране и народе, а не то, что мы думаем о них. 

Монгайт: Абсолютно. У нас есть вопросы от телеведущей Анфисы Чеховой. 

«В этом году для меня остался неотвеченным один вопрос: что обычно снится Дмитрию Анатольевичу Медведеву во время речей, которые говорит Владимир Владимирович Путин?»

Белковский: Во-первых, я хочу поздравить Анфису Чехову с тем, что в этом году у нее остался неотвеченным всего один вопрос. Это, безусловно, свидетельствует о том, что она очень продвинутый пользователь, и знает гораздо больше, чем главный специалист телеканала «Дождь». А я думаю, что Дмитрию Анатольевичу Медведеву снится тот ореховый кабинет, в котором он провел лучшие годы своей жизни с 2008 по 2012 годы. 

Монгайт: А сейчас у него какой кабинет? Я задумалась.

Белковский: Сейчас у него в Белом доме обычный премьерский кабинет, но в нем нет той теплоты, которая в президентском кабинете, в Кремле. И конечно, только по-настоящему теплый кремлевский кабинет может сниться человеку который, как принято говорить, в нем работал. Хотя, мне кажется, работал президентом, это какая-то пошлость.

Монгайт: Неужели они работают в том самом...

Белковский: Это все равно, что работать богом или пророком...

Монгайт: А в том самом ореховом кабинете, думаете, они вот прямо сидят и работают, к ним заходит и стучится секретарь... 

Белковский: Нет, они они не сидят, потому что они сидят обычно у себя на дачах, чтобы по их версии, то есть Путина и Медведева, не создавать дополнительных пробок в городе Москве. И потом, зачем переться из соснового леса в загазованный и отравленный смогом Кремль? Но снится все равно ореховый кабинет, потому что он символ президентской власти. А сны, как мы знаем от старика Фрейда, из его особенно программной книги на эту тему «Толкование сновидений», всегда носят, в очень значительной степени, символический характер, скорее, чем предмет. 

Монгайт: Станислав знает все, в том числе и о снах Дмитрия Анатольевича.

Белковский: Это предположение, а не знание. Это оценочное суждение, то, что называется.

Монгайт: Как вариант, да. 

Белковский: У нас по закону. То есть, если Медведев подаст в суд и попытается доказать, что снится ему не то, видимо, придется провести в Москве первый психоаналитический конгресс, который вынес бы свое оценочное суждение на эту тему.  

Монгайт: У нас есть вопрос от Артема Королева, тоже телеведущего, известного по разным фейсбук-дискуссиям в 2015 году. 

«Я понимаю, что сказок не бывает, и доллар 30 никогда в жизни не будет, но, пожалуйста, гуру, можно хотя бы евро чтобы был 60, а доллар — 47? Хотя бы так, пожалуйста, возможно ли это, скажите нам?»

Белковский: Ну, сказки как раз бывают. Я бы не стал говорить, что сказок не бывает, это все-таки несколько радикальное оценочное суждение, ведь мы все на них выросли. Здесь, насколько я понимаю, Артем Королев скорее упирает на то, что должен увеличиться разрыв в курсе между долларом и евро.

Монгайт: Хотелось бы, конечно, чтобы доллар был 47, а сейчас доллар уже почти 73, а евро — 80.

Белковский: Это все зависит от цен на нефть. Если Россия сможет предпринять какие-нибудь действия, включая самые радикальные, по искусственному подъему цен на нефть, например организует войну между Саудовской Аравией и Ираном, которая отчасти в латентной форме уже идет на аравийском полуострове, в частности, и в Сирии, и в Йемене, то возможно все. Но хотя сказки бывают, в прогноз 47-60 на ближайший год я, конечно, не верю.

Монгайт: Вы в какой верите? 

Белковский: Я верю в прогноз, что доллар будет ближе к 80, а курс евро будет не сильно от него отличаться.

Монгайт: Доллар будет ближе к 80.

Белковский: Да. 

Монгайт: Не хочу жить в 2016  году, где доллар ближе к 80.

Белковский: Да, давайте сразу в 2017, по зороастрийскому гороскопу, минуя 2016.

Монгайт: Я отменю доллар в принципе.

Белковский: Как помните, Монголия перешла из феодализма в социализм, минуя капитализм? Так, чтобы мы оказались в 2017, минуя 2016.

Монгайт: Слушаем дальше. Вопрос от актера Александра Молочникова. 

«Есть у него ощущение, что в ближайшие годы начнет происходить что-то по-настоящему катастрофическое, апокалиптическое?»

Монгайт: Давайте определим, что такое по-настоящему катастрофическое. 

Белковский: Да, вот я, собственно, и хотел бы задать встречный вопрос, но, к сожалению, у меня нет такой возможности. Тем более это одесская привычка — отвечать вопросом на вопрос. Я думаю, что катастрофы в том смысле, в каком, может быть, спрашивает Александр Молочников, не будет. Но для бедных слоев населения России, для небогатых слоев, да, она будет, потому что…

Монгайт: Во-первых, стало в два раза больше за этот год, как мы знаем.

Белковский: По самоощущению, да. Конечно, это не количественная, а качественная оценка, то есть человек считает себя бедным или нет. Вот в чем смысл этого опроса ВЦИОМа, это тоже надо понимать. Это не значит, что человек действительно оценивает падение своих доходов или рост расходов в два раза. 

Монгайт: Ну, есть уровень жизни.

Белковский: Есть именно сознание качества жизни, что не то же самое, что уровень жизни. Уровень жизни — это некий набор количественных параметров, качество жизни — это в первую очередь, самоощущение человека, он хорошо живет или плохо. То есть фактически выросло вдвое количество людей, которые считают, что они живут плохо, и для власти это более серьезный симптом, чем падение уровня жизни, потому что это значит, что призыв затянуть потуже пояса ради всяких военных авантюр на Украине и в Сирии, и в других, может быть, местах земного шара, уже работает не столь эффективно, как еще недавно на это рассчитывало высокое руководство Российской Федерации. То есть конечно, рухнула, как признают экономисты и банкиры сегодня, сама потребительская модель, то есть модель постоянного наращивания потребления гражданами, которая во многом была драйвером российской экономики на протяжении минувших пятнадцати лет. И конечно, люди должны снова ощутить себя бедными и несчастными, и лишенными, как они ощущали себя в девяностые годы. И это гигантский психологический слом, и в этом смысле сценарий можно считать хотя бы отчасти, но апокалиптическим. 

Монгайт: А что вы для себя назвали бы катастрофическим, апокалиптическим? Например для людей, находящихся в Кремле, апокалиптический сценарий — это когда кто-то выйдет на улицу и выйдет уже всерьез. А что вы?

Белковский: Нет, когда кто-то выйдет на улицу, это не совсем апокалиптический сценарий.  Когда кто-то выйдет в резиденцию Ново-Огарево или хотя бы на Ивановскую площадь Кремля, тогда да. Для меня это ядерная война в первую очередь, которая опять же звучит фантастично, но еще недавно и аннексия Крыма звучала фантастично, и участие России в войне в Сирии, поэтому не будем исключать ничего плохого. Как говорил Михаил Михайлович Жванецкий по этому поводу,  в нашей стране в то, что будет лучше, я не верю, в то, что будет хуже, верю сразу и во веки веков. 

Монгайт: Я предлагаю взять вопрос Юрия Сапрыкина, известного вам журналиста. 

«Все, что происходит сейчас, это какая-то не понятная никому операция в Сирии, которую руками не потрогать. Так вот, как в свете всего этого, по вашему мнению, условная партия власти собирается выигрывать эти выборы? Чего ожидать? Какие решительные, и такие эффектные в пиарном смысле шаги буду предприняты до осени? Будет ли еще какая-нибудь война? Будут ли посадки? Будут ли какие-то разоблачения очередных врагов народа? На чем партия власти будет выращивать свой предвыборный рейтинг?»

Белковский: Партия власти в данном случае состоит из одного человека, опять же по старому анекдоту про чукчу: все во имя человека, все для блага человека, и человека этого я знаю. Это Владимир Владимирович Путин. А его логика очень понятна. Это логика принуждения Запада к переговорам об устройстве мира, которая, уже раз она началась с войны, еще весной 2014 года, то войной она и продолжится. Поэтому да, будет продолжаться война. Власть опирается в первую очередь на систему тотальной пропаганды, которую она считает безупречной, что, условно говоря, Первый, Второй каналы могут убедить кого угодно в чем угодно. И конечно, полное отстранение реальной оппозиции от выборов. Когда нет конкурентов, а есть полностью подконтрольная власти система тотальной пропаганды, то о чем и переживать? И как мне представляется, Владимир Путин не переживает об итогах выборов. Он считает эти выборы уже свершившимся фактом с его победой. 

Монгайт: Какие пиаровские поводы будет подбрасывать нам власть в ближайший сезон, скажем так? 

Белковский: Это война, апеллирующая к фантомным имперским болям и комплексам. 

Монгайт: Новая война? Или та самая война?

Белковский: И новая, и старая война принимает перманентный характер, потому что войну очень легко начать, и очень трудно закончить. И конечно, она будет в тех или иных формах продолжаться. Видите, операция в Сирии в этом смысле оказалась не очень успешной, Запад не сел с Россией за стол переговоров, он и не сядет. Значит будет какая-то новая история, или война с Турцией, опять же мы сейчас говорим о гибридной войне, о современной войне, которая совершенно не означает формального объявления войны и ввода куда-то войск. Она означает какую-то систему спецопераций одновременно с финансовой подпиткой враждебных объекту войны группировок, как террористических, так и нет, или создание таких группировок. Плюс пропагандистскую войну, вот как это происходит сегодня на Украине, где формально Россия, как она заявляет, в войне не участвует, хотя всем очевидно, что она является ее важнейшим мотором. Так собственно и с Турцией. Может быть с одной стороны подпитка радикальных курдских группировок, с другой стороны новая эскалация конфликта в Нагорном Карабахе, вокруг него и так далее. Может быть, какая-то атака на Саудовскую Аравию, которую Россия только что фактически устами министра энергетики Александра Новака объявила источником всех своих бед, потому что именно саудовские манипуляции ценами на нефть не согласованы с Москвой. Хотя когда это такие параметры с Москвой согласовывались? Наращивание добычи нефти привели к многим нашим экономическим неурядицам. В общем, войну придется продолжать, и вовсе не факт, что эта война будет вестись на удалении от российских рубежей и вполне конвенциональными средствами. 

Монгайт: То есть вы не думаете, что у них есть в запасе какие-то оригинальные ходы, которые заставят двигаться…

Белковский: Нет, они вообще мыслят не стратегически, а тактически. Поэтому они действуют по принципу — об этом я подумаю завтра. Вот за 3 месяца до выборов начнутся мозговые штурмы с придумыванием всяких пиаровских ходов, базирующихся на текущей оценке Кремлем ситуации и некоторой специфики этой ситуации. 

Монгайт: Вот есть вопрос от главы Роскино, Екатерины Мцетуридзе. 

«Станислав, вот как вы считаете, Россия выйдет победителем из всех этих суматошных сумрачных историй? И если да, знаете, как «Что? Где? Когда?» я сейчас задаю, если да, то какая именно это будет победа? И какой ценой?»

Монгайт: Хочется ощущать уже какие-то победы, да? 

Белковский: Мы еще на предыдущих программах выяснили, что я излучаю не столько полоний, сколько оптимизм, поэтому я не могу не считать, что Россия выйдет победителем, тем более, что Россия это моя страна, с которой я связываю не только настоящее, но и будущее, и не только свое, но и своих родных и близких, и друзей. Победой России будет считаться, собственно, смена этого режима и смена этого авантюрного курса. Но цену, которую России придется заплатить за это, можно определить как весьма высокую. Эту цену Россия уже платит, и все экономические, социальные и психологические неурядицы 2014-2015 годов об этом весьма красноречиво свидетельствуют. 

Монгайт: Продолжим. Итак вопрос от Ивана Засурского, интернет-журналиста.

«Мой главный вопрос в 2015 году такой: почему Российская Федерация так сильно зависит от цен на нефть? В ситуации, когда нефти в мире полно, а воды уже не хватает. При том, что у нас больше 22% всей пресной воды, и порядка 80%, по некоторым данным, всей пресной питьевой воды в мире. Почему Российская Федерация не в состоянии никаким образом привлечь средства, выпустить облигации, выпустить денежную единицу, резервным фондом которой была бы вода? Вот мой вопрос».

Белковский: Ну, если в кране нет воды, то мы знаем, что является тому причиной. 

Монгайт: А с нефтью как? 

Белковский: Потому что так построена модель российской экономики. Понимаете, с таким же успехом мы можем спросить, почему чайник Bork имеет такой дизайн, а не иной. Видимо, потому что дизайнеры так разработали этот чайник Bork, эта работа была принята заказчиками. Потому что российская элита на протяжении последних 25 лет действовала по принципу — используй то, что под рукою, и не ищи себе другое. Особенно в условиях качественного роста цен на нефть в нулевые годы XXI века, и в начале нынешнего десятилетия казалось, что собственно, ничего нового нам и не надо. Ведь даже известный российский ученый, член-корреспондент Российской академии наук Михаил Ковальчук, директор Института кристаллографии и одновременно президент Курчатовского института, заявил открыто на одной из конференций пару лет назад, что России не нужны никакие научно-технологические достижения и прорывы, поскольку те небольшие прикладные достижения, которые реально необходимы, могут быть импортированы за часть доходов от экспорта энергоносителей. Что касается воды, которую из крана кто-то выпил, то да, запасы воды в России действительно весьма велики, и,  насколько я помню, Россия — вторая по запасам пресной воды после Бразилии страна мира, и можно было бы сделать какой-нибудь водяной ОПЕК. Помните, я водяной, я водяной. И сам проект переброски северных рек, который культивировался еще в 1980-е годы в Советском Союзе, в значительной степени был отражением  этой стратегии, но тогда был признан колоссальной авантюрой с непредсказуемыми негативными экологическими последствиями. Поэтому я думаю, что да, выход России на новый рынок воды — это то, что надо обсуждать, хотя у меня лично нет однозначного рецепта на эту тему. Хоть я и главный специалист. 

Монгайт: А в принципе, как Россия справилась или справляется с этим переходом, как потенциальным переходом из ресурсной экономики в какой-то степени в обрабатывающую. Нам же нужно…

Белковский: Никак не справляется, потому что обрабатывающие отрасли в России умирают. И сегодня ни о каком реальном переходе речи и нет.

Монгайт: То есть нам нужно все равно искать новые источники ресурсов скорее. 

Белковский: Нет, нам нужно переходить к этому, но как было правильно замечено одним автором одного из предыдущих вопросов, Дмитрием Гудковым, который мог бы все спросить у жены, а спрашивает почему-то у меня, что для этого нужна смена политики, а значит, смена власти. 

Монгайт: Видимо, вы ближе ему, чем жена. Давайте возьмем вопрос продюсера, главы компании «Амедиатека» Александра Акопова.

«Почему многие считают, что курение вредно, хотя никто никогда не предъявлял никаких прямых и явных доказательств этого?»

Белковский: Почему все считают, что курение вредно? 

Монгайт: Что курение — это вредно, хотя никто не дает прямого доказательства этому. 

Белковский: Вы знаете, я никогда в жизни не курил, поэтому могу считаться независимым экспертом по этому вопросу. И как независимый эксперт,  могу сказать, что да, курение является важным фактором социализации человека, и по данным ряда медицинских исследований вред от курения изрядно преувеличен. Поэтому, мне кажется, я предложил бы Александру Акопову в 2016 году разработать план реабилитации курения в глазах его многочисленных адептов, что ко мне лично, как я уже подчеркнул, не имеет никакого шкурного отношения. 

Монгайт: Один вопрос от Виктора Гинзбурга, режиссера фильма «Generation П».

«Все тот же самый вопрос, который вообще возник, прозвучал впервые в конце моего фильма «Generation П»: кто этим всем управляет?»

Белковский: Как человек религиозный, я не могу ответить иначе, — Господь Бог. И прошу мою аудиторию понять, что это серьезно. Вот Александр Глебович Невзоров только, мой партнер по программе «Паноптикум», в это не верит. Надеюсь, что вся остальная аудитория канала «Дождь» как оптимистического канала, конечно, верит. Путин — большой человек, но все-таки не господь Бог. 

Монгайт: Вот мы все время приходим к этому выводу, на протяжении фактически каждой недели и каждого нашего эфира. Такой оптимистический вывод. 

Белковский: Как и положено на оптимистическом канале.

Монгайт: У нас есть несколько идентичных вопросов. Возьмем его в интерпретации актрисы, известной вам по сериалу «Оттепель», и теперь по нескольким новым фильмам, Анны Чиповской. 

«Когда кончится п...ц?» 

Белковский: Если я правильно понял высокий язык киноискусства, когда кончится то самое. Здесь я бы ответил Анне Чиповской, что обычно этим все кончается. А там, как сказал Борис Борисович Гребенщиков, мы будем ждать, пока кончится время, и встретимся после конца. 

Монгайт: То есть это еще не оно? 

Белковский: Это еще не оно. Ну опять же, по старому анекдоту, помните, это еще не оно, это еще не оно, а вот теперь оно. Вот когда теперь оно будет, так и узнаем. 

Монгайт: Надеюсь, что оно наступит как минимум не в 2016 году, а попозже. Это была программа «Прямая линия» с главным специалистом «Дождя» Станиславом Белковским, который отвечает даже на такие вопросы, на которые никто не может.

Белковский: На которые не может ответить чайник Bork, я бы сказал.

Монгайт: Ни чайник Bork, ни Владимир Путин, ни высшие инстанции не могут ответить. 

Белковский: Путин не хочет, а чайник Bork, наверное, пока сомневается. Ибо сомнение — это удел настоящего чайника. 

Монгайт: Смотрите сегодня на Станислава Белковского целый день. Настоящее удовольствие, которого многие лишены в другие дни, а вот 31 число — исключительно  праздничный день. Итак, с Новым годом вас.

Белковский: С Новым годом. 

Монгайт: До свидания.