«Твоя жизнь не закончилась, у тебя впереди десятки лет, чтобы переписать свою историю»

Брок Тернер. Фото: Santa Clara County Sheriff's Department / Handout via REUTERS

17 января 2015 года, тихий субботний вечер дома. Отец приготовил ужин, мы сидели за столом с моей младшей сестрой, которая приехала на выходные. Я тогда работала целый день и приближалось время ложиться спать. Я планировала остаться дома, посмотреть телевизор, почитать, пока сестра будет на вечеринке с ее друзьями. Потом я решила, что у нас с ней всего один вечер, у меня нет каких-то особенных планов, поэтому почему бы и нет — дурацкая вечеринка в десяти минутах ходьбы от дома. Я пойду, буду странно танцевать и смущать младшую сестру. По пути туда я шутила, что первокурсника можно узнать по брекетам. А сестра дразнила меня за то, что на студенческую вечеринку я пошла в бежевом кардигане — как библиотекарша. Я называла себя «большой мамочкой», потому что знала, что буду там самой взрослой. Корчила глупые рожицы, расслабилась и пила алкоголь слишком быстро, не учитывая, что моя алкопереносимость значительно снизилась со времен учебы в университете.

<...>

Все, что мне сказали в это утро — меня нашли за мусорным баком, предположительно изнасилованную незнакомцем, и что мне нужно сдать еще один анализ на ВИЧ, потому что результаты не всегда проявляются сразу. А пока я должна просто пойти домой и вернуться к своей обычной жизни. Представьте, каково это было — вернуться в реальный мир со всей этой информацией. Меня крепко обняли, и я вышла из больницы на парковку, одетая в толстовку и спортивные штаны, которые мне выдали в больнице. Из моей одежды забрать разрешили только украшение и обувь.

<...>

Мой парень не знал о случившемся, но позвонил в тот день: «Прошлой ночью я так за тебя переживал, ты напугала меня. Ты нормально добралась до дома?». Я была в ужасе. Тогда я узнала, что той ночью я звонила ему, хотя не помню этого, оставила непонятное голосовое сообщение, потом мы поговорили, я лепетала что-то нечленораздельное, и так его напугала, что он все время говорил мне, чтобы я скорее нашла сестру. Он опять спросил меня: «Что это было ночью? Ты нормально добралась домой?». Я сказала да, бросила трубку и разревелась.

Тогда я еще не была готова сказать парню и родителям, что предположительно меня изнасиловали за мусорным баком, но я не знаю кто, когда и как. Если бы я сказала им такое и увидела страх на лицах, то мой увеличился бы десятикратно. Так что я просто притворилась, что все это было не по-настоящему.

<...>

Однажды на работе, просматривая новости в телефоне, я наткнулась на статью. Из нее я впервые узнала о том, как меня нашли — без сознания, с растрепанными волосами, длинным украшением, намотанным вокруг шеи, бюстгальтером, вытянутым из платья, платьем, снятым с плеча, и подолом, поднятым выше талии. Что я была абсолютно голой ниже талии, прямо до ботинок, с широко расставленными ногами. Что было совершено проникновение неизвестным предметом, и совершил это незнакомый мне человек.

Вот так я узнала, что же на самом деле произошло со мной. Сидя за своим рабочим местом, просматривая новости. Я узнала, что произошло со мной, одновременно со всеми остальными людьми в мире.

Только тогда сосновые иголки в моих волосах обрели смысл. Они не насыпались с дерева. Он снял с меня белье, его пальцы были внутри меня. Я даже не знаю этого человека. Я до сих пор не знаю его. Когда я вот так читала о себе, то не могла поверить, что это я. Это не я. Я не могла понять, или принять эту информацию. Не могла представить, как об этом читает моя семья в интернете. Я продолжила читать. В следующем абзаце увидела то, что никогда не смогу простить. Там было написано, что, по его словам, я получила удовольствие. Получила удовольствие. И снова у меня нет слов, чтобы описать охватившие меня чувства.

<...>

Когда следователь спросил, как мы оказались за мусорным баком, то он сказал, что не знает. Он признался, что целовал других девушек на вечеринке, одной из которых была моя собственная сестра, оттолкнувшая его. Он признался, что хотел кого-то снять. Я оказалась слабой антилопой, отбившейся от стада, совершенно одна и уязвима, не в состоянии постоять за себя. И он выбрал меня.

Иногда я думаю, если бы я не пошла на вечеринку, этого никогда бы не случилось. Но потом понимаю, что случилось бы, просто с кем-то другим.

Стэндфордский университет. Фото: Noah Berger / Reuters

<...>

Мне не только сказали о сексуальном насилии надо мной, но и о том, что поскольку я не помню, что произошло, то технически я не могу доказать, что это не было обоюдным. Это подкосило меня, травмировало, практически сломало. Самое обидное — на меня напали, практически изнасиловали, просто бросили лежать там, но мы все еще не знаем, может ли это считаться насилием.

Мне пришлось бороться целый год, чтобы доказать, что во всей этой ситуации все же что-то не так. Когда меня предупредили, чтобы я была готова, что возможно не выиграю, я ответила, что к такому подготовиться невозможно. Он был виновен с того самого мгновения, как я пришла в себя. Никто не сможет разубедить меня в том, что мне был причинен вред. Хуже всего то (меня сразу предупредили), что поскольку я ничего не помню, он сам напишет весь сценарий. Он может сказать все, что угодно и никто не сможет это опровергнуть. У меня не было силы, у меня не было голоса, я была беззащитна. Моя амнезия будет использована против меня. Мои показания были слабыми, неполными. Меня убедили, что, возможно, я не выиграю в этом деле. Это так разрушительно. Его адвокат постоянно напоминал присяжным, единственный, кому мы можем верить – Брок, она же ничего не помнит.

<...>

Ты сказал – будучи пьяным я просто не мог принять лучшее решение, но и она не могла. Алкоголь – не извинение. Но фактор ли это? Да. Но это не алкоголь раздел меня и залез в меня пальцами, таскал мою голову по земле, когда я была почти голая. Напиться – было ошибкой, что я также признаю, но это не криминал.

У каждого в этой комнате случались вечера, когда они сожалели о выпитом, или знали, что кто-то близкий сожалел. Сожалеть о выпитом – это не то же самое, что сожалеть о сексуальном насилии.

Мы были пьяны. Разница в том, что я не снимала твои штаны и трусы, не прикасалась к тебе неподходящим образом и не сбежала. Вот в чем разница. Ты сказал, если бы я хотел узнать ее, я бы попросил ее номер, скорее, чем попросил бы ее пойти в свою комнату. Я не злюсь из-за того, что ты не попросил мой номер. Даже если ты знал меня, я бы не хотела оказаться в этой ситуации. Я знакома со своим парнем, но, если бы он попросил разрешения засунуть пальцы в меня за мусорным баком, я бы дала ему пощечину. Ни одна девушка не хочет оказаться в такой ситуации. Никто.

<...>

Ты потерпел внешний ущерб: лишен титулов, степеней. Мой ущерб внутренний, невидимый, я несу его с собой. Ты забрал мое достоинство, мою личную жизнь, энергию, время, безопасность, интимность, уверенность, мой голос до сегодняшнего дня. Смотри, у нас есть одна общая штука – мы не способны проснуться утром. Я не привыкла к страданиям. Ты сделал меня жертвой.

В газетах меня называют «женщина без сознания в состоянии алкогольного опьянения», десять слогов, ничего более. На минутку, я поверила, что это – все, чем я являюсь. Я должна заставить себя снова узнать мое имя. Мою личность.

Моя независимость, жизнерадостность, доброта и привычный образ жизни, которым я наслаждалась, исказился до неузнаваемости. Я превратилась в замкнутую, злобную, самоуничижительную, утомленную, раздражительную личность с ощущением пустоты внутри. Изоляция временами была невыносимой. Ты не можешь вернуть мне жизнь, которая была у меня до той ночи.

В то время, как ты беспокоишься о своей репутации, я кладу на ночь охлаждаться две ложки, чтобы, когда проснусь с опухшими от слез глазами, можно было бы прижать холодные ложки к глазам и уменьшить отек век, который мешает мне видеть.

«Изнасилование произошло здесь». Фото: Tessa Ormenyi via AP

<...>

Если ты думаешь, что я вышла сухой из воды, что сегодня я ускачу радостно в закат солнца, в то время, как ты понесешь наказание, ты ошибаешься. Никто не выиграл. Мы все опустошены, мы все пытались найти какой-то смысл во всех этих страданиях. Не нужно было тебе так поступать со мной. Как и не нужно было заставлять меня бороться в суде так долго, чтобы тебе сказали, что не стоило так поступать со мной. Но мы там, где есть. Ущерб нанесен, никто не может отменить его. И теперь у нас обоих есть выбор. Мы можем позволить этому уничтожить нас, я могу остаться сердитым и больным человеком, ты можешь жить в отрицании, или мы встретим реальность лицом к лицу — я принимаю боль, ты принимаешь наказание, и мы идем дальше.

Твоя жизнь не закончилась, у тебя впереди десятки лет, чтобы переписать свою историю. Мир огромен, он намного больше, чем Пало-Альто и Стэнфорд, и ты можешь найти для себя место, где станешь полезным членом общества и счастливым человеком.

На данный момент твое имя запятнано, поэтому я призываю тебя создать новое, сделать что-то хорошее для мира, чтобы все забылось. У тебя есть разум и голос, и сердце. Используй их с умом. Ты одарен огромной любовью твоей семьи. Это само по себе может вытащить из всех бед.

Моя семья провела меня через весь кошмар. Твоя будет поддерживать тебя, и ты сможешь жить дальше. Я верю, что в один прекрасный день, ты поймешь, что все к лучшему. Я надеюсь, что ты станешь более честным человеком, который сумеет правильно использовать эту историю, чтобы предотвратить еще одну подобную беду.

Полный текст речи на английском читайте здесь, на русском – здесь.