«Меня и других будут топить». Обращение нового фигуранта «московского дела» из СИЗО
Новый фигурант «московского дела» Владимир Емельянов надиктовал адвокату «Апологии протеста» Григорию Червонному обращение из СИЗО. Емельянова задержали 14 октября, через два дня суд отправил его в СИЗО по обвинению в применении насилия к бойцу Росгвардии на митинге 27 июля. У Емельянова нет родителей, до ареста он содержал бабушку и прабабушку. Дождь публикует его обращение полностью.
Дорогие родственники и друзья, спасибо вам за заботу и поддержку в суде. Я надеюсь, что адвокат показал вам видеоматериалы, за которые меня хотят осудить.
Это видео было снято 27 июля 2019 года в Москве на пересечении Театрального проезда и улицы Рождественка. В YouTube можно найти полные версии этих съемок с разных ракурсов, где хорошо видно, что предшествовало моему поступку: сотрудники Росгвардии стали нападать и задерживать мирно идущих людей. Одного такого гражданина повалили на землю, а потом принялись избивать дубинками, что я посчитал неприемлемым действием и явным превышением полномочий.
Я подошел к замахивающемуся дубинкой сотруднику [Росгвардии] и, взявшись за бронежилет, оттащил его назад. После этого меня избили дубинками, но не задержали.
Считаю, что никакого насилия над сотрудником я не совершал. Что может сделать парень весом 69 килограммов росгвардейцу с весом 90 килограммов и при этом в полной защитной экипировке?
В мою защиту на суд пришли много журналистов, и это придало мне немного надежды. Также туда пришел главный редактор «Медиазоны» Сергей Смирнов и был готов внести залог за меня и всех ребят, которым шьют подобную статью.
Мне сказали, что мы серьезно вляпались, когда решили выступить против государства и вышли на митинг. Я буду сидеть здесь два месяца, пока идет расследование по якобы особо опасному делу.
На мой взгляд, тут все очевидно и никакая это не «средняя тяжесть» (часть первая статьи 318, по которой обвиняют Емельянова, относится к преступлениям средней тяжести — прим. Дождя). Как сказал мне мой адвокат, меня и других будут топить, и наши дела будут переходить от Басманного суда в Московский [городской суд], далее — в Верховный суд, а потом в Европейский суд по правам человека. И только на последний я и все [остальные фигуранты] можем рассчитывать, ибо вся Европа в курсе, что тут происходит, — всех здравомыслящих людей гасят, чтобы другим неповадно было выходить [на митинги].
Один парень, с которым нас закрыли, в день суда рассказал мне о своей жизни и путешествиях за границу. После его рассказов я страстно желаю повторить его маршрут. Суть его рассказа была в том, что, живя в Европе и платя налоги, ты понимаешь, что деньги пойдут в дело, а не как у нас — в карманы или в Пенсионный фонд, который легко может их заморозить на неопределенный срок, а потом растратить. Слушая его, мне было очень интересно, а потом так тоскливо, потому что понимаю, что в ближайшие два месяца я буду в тюрьме.
Мы хотели написать заявление о переводе нас в камеру для некурящих, на что один зэк со стажем рассмеялся и сказал, что, пока я нахожусь здесь — в камере с тремя людьми, — это покажется раем, ибо там может доходить и до 20 человек, причем спать там нужно ложиться по сменам и не по одному человеку на койке, а по два и три. Так что не видеть мне сна и не избежать изобилия табачного дыма.
Здоровье свое я обязательно подорву. Надеюсь только, что я останусь здоров психологически.
Я побывал тут и понял, что тюрьмы призваны не исправлять людей, а ломать их окончательно. Эта система не исправительная, а карательная. Мне страшно признать честно, но выхода нет. Я буду всячески крепиться, отвлекаться книгами, может, наконец, выучу английский, если вы привезете учебники и словари с тетрадями.
Когда я выйду отсюда, я всерьез задумаюсь о переезде в другую страну. Всех целую и люблю.
Адвокату Григорию Червонному удалось добиться перевода Емельянова в камеру для некурящих — по его словам, сейчас Емельянов находится в камере один.