Единственный слепоглухой ученый в мире о том, как она видит сны

I

Помню я этот сон, который посетил меня еще в юные годы. Мне казалось, что я слышу во сие звуки, и почему-то подумала, что это пение. Но звучал не голос человека, а будто пела какая-то птичка. Пение слышалось громко, ясно, так чудно, торжественно звучало оно над моей головой, что я замирала от восторга. И только одного я боялась: чтобы не оборвалось это пение. Я все время думала: «Кто же это так поет?» Потом догадалась: «Ведь это соловей».

На самом деле я никогда в жизни не слышала, не осязала, не ощущала пения соловья, даже в руках его не держала. Во сне это пение звучало все красивее, как бы издалека подкатываясь ко мне мощной волной. Потом волна начала удаляться от меня. Пение звучало все тише и тише и, наконец, совсем умолкло. Я очень волновалась, досадовала, что кончился этот восхитительный сон. Я даже проснулась от волнения. И что же оказалось? У меня в ушах просто был сильный шум, который никогда не прекращается — ни днем ни ночью. Временами он бывает тише, иногда совсем затихает, но чаще всего бывает очень сильный. Но я отнюдь не сожалею, что в ту ночь, о которой я пишу, шум устроил мне такой замечательный концерт.

Однако почему я подумала, что поет именно соловей, а не какая-нибудь другая птичка? Мне кажется, это объясняется весьма просто. Слышащие рассказывают мне о том, как хорошо поет соловей. Об этом же я читаю в книгах. Я знаю много романсов и песен о соловьях. Достаточно вспомнить хотя бы такие стихи:

А вдали где-то чудно запел соловей,
Я внимал ему с грустью глубокой…

Или:

Пел соловей свою песню могучую…
Соловьи, не умолкая,
Звонко свищут над рекой… и т.д.
 

И вот это дает мне какое-то «свое» внутреннее, своеобразное представление о соловьях и их пении. Очевидно, память моя всегда бодрствует во время сна.

II

К годам юности относится и следующий мой сон. Снилось мне, что я была девочкой лет семи-восьми и жила с матерью в том же селе и в той же хате, где родилась. Я как будто видела и слышала всё что вокруг меня происходит. Мы с матерью завтракали, вдруг (я услышала негромкий стук в наружную дверь. Мать вышла в сени и через минуту возвратилась в комнату в сопровождении кого-то мужчины. Он был одет в черный костюм (так мне во сне представилось). Лицо у него было приветливое, но очень сосредоточенное: на нем ясно отражалось сильное волнение.

Он что-то тихо говорил маме. Она внимательно слушала его, кивая головой, потом обратилась ко мне.

— Этого человека ищут… Его надо спрятать, и ты никому не должна рассказывать о нем. Не скажешь? … — Нет, никому не скажу…
В наружную дверь опять постучали, но на этот раз очень сильно: слышался прямо грохот.

— Вот они идут! — закричал незнакомец. — Пойдемте скорее! Мы втроем вышли в сени и открыли дверь в другую комнату. незнакомец подбежал к окну, сильным ударом вышиб раму — я даже услышала звон разбитого стекла — и первый выскочил за окно.
— Скорее идите! — крикнул он маме и мне. Мама полезла в окно, а я стояла среди комнаты растерянная, ничего не понимая. Я слышала, как трещала наружная дверь под сильными ударами каких-то людей. Слышала еще какой-то шум думала: «Это бряцает их оружие»… Вот дверь упала, и люди с шумом вошли в сени…

Мама сильно дернула меня за руку и потащила к себе. Держа меня на руках, она перепрыгнула через подоконник разбитого окна и бросилась вслед за незнакомцем в глубину двора. Там были колодец и погреб, а под стеной погреба появилась свежевырытая яма. Незнакомец первый прыгнул в эту яму, за ним последовала мама, продолжая держать меня на руках. Спускаясь по ступенькам, мы очутились в узкой и длинной подземной галерее. Незнакомец быстро шел вперед. Мама опустила меня на землю и спешила за ним, а я мелкой детской рысцой бежала сзади.

Галерея все расширялась и углублялась в землю. Вокруг было очень темно. Мы шли довольно долго. Потом вдруг свернули за угол в другую галерею, и я увидела арку, через которую лился яркий электрический свет (на самом деле я никогда не видела электрического света). Но сначала я подумала, что это, наверное, так ярко светит солнце. Когда же через несколько секунд мы приблизились к арке и, пройдя под нею, оказались в огромном подземном зале, я поняла, что это именно электрический свет.

Оглядываясь по сторонам, я убедилась, что зал был огромен: я едва различала вдали его противоположные стены. Ни колонн, ни какой бы то ни было мебели я не видела, но зато росли многочисленные большие кусты роз. Я посмотрела вверх: в отдалении виднелся темный свод и с него спускалось множество ярко горевших электрических лампочек.

Вдруг послышалась как бы струящаяся сверху, негромкая, но очень красивая и нежно звучащая музыка. Потом раздалось пение многих женских голосов, тоже тихое и чарующее.

Ни мамы, ни незнакомого мужчины возле меня не было. Я стояла одна под кустом белых, очень пахучих роз. И вот не бабочки, не птицы, а красивые девушки начали летать над кустами роз, взмахивая руками, как крыльями. Музыка и пение становились все громче и громче… Я была совершенно зачарована тем, что видела. Мощная волна ликования наполнила все мое существо: я сразу запела, засмеялась и, взмахнув руками, полетела вверх с девушками… Потом все заволоклось густым белым туманом, и я стремглав куда-то упала. Это было пробуждение.

III

Когда в феврале 1943 г. начались бои за Харьков, я оставила свою комнату, в которой жила одна, и перешла в спальню слепых девочек.

Под утро 16 февраля мне приснился страшный сон о смерти. Я положительно ощущала ее руками. Она была в образе женщины, совершенно белая, как марля, и даже вместо тела у нее была марля. Она наскакивала на меня, стараясь схватить за горло. Я отбивалась от нее сначала кулаками, потом откуда-то достала огромный нож и стала им поражать смерть. Я наносила ей удары, Погружая нож по самую рукоятку в различные части тела смерти, но ей это не причиняло никакого вреда: нож погружался точно в вату. Этот сон был длителен, смерть гонялась за мной по всему дому, я начала изнемогать от борьбы с нею.

Когда девочки принялись меня будить, я принимала их за смерть и яростно отбивалась. Проснувшись окончательно, я почувствовала, что у меня болят руки. Девочки говорили, что я стучала кулаками по спинке кровати. Когда же надо мной наклонишь дежурная воспитательница, я ее ударила, принимая за смерть.

Ничего нет удивительного в том, что мне приснилась смерть. Время было трудное, и наше нервное напряжение, очевидно, достигло крайних пределов.

IV

…Будто я жила в каком-то чистеньком и уютном городке, утопавшем в многочисленных садах. Я находилась в красивом домике, меня окружали хорошие, милые люди. Особенно я была дружна с какой-то девушкой.

Вдруг однажды появляется немецкий фашист и ведет меня и эту девушку к Днепру. Он усаживает нас в лодку и сильным толчком отталкивает ее от берега. У нас нет весел, лодка без руля и плывет по течению. С берега к нам доносится голос фашиста, он кричит другому мужчине, который называет себя моим отцом:

— Я хочу их погубить! Они доплывут до обрыва, что под водой, и попадут в водоворот…

Мне было очень страшно. Я сидела на дне лодки, а девушка на скамейке на другом конце. Я несколько раз наклонялась за борт лодки, пробовала грести руками и девушку просила о том же. Но наши усилия были тщетны.

Течение быстро несло лодку прямо водовороту. Я уже ощущала, как лодка сотрясается — вибрирует, как будто под ней работал большой мотор. Потом лодка начала вращаться вокруг своей оси, описывая круги все быстрее и быстрее. Мне было невыносимо жутко, хотелось за что-нибудь ухватиться, но вокруг нас была только бурлящая вода. И вот я увидела, что к нам направляется другая лодка. Это мой отец спешил к нам на помощь. Сквозь шум воды я услышала его бодрящий голос:

— Крепитесь, девочки, не падайте духом! Я сейчас сброшу на веревке крючок. Постарайтесь продеть его в кольцо лодки, Стану тащить за веревку.

И он на длинной веревке бросил крючок. Но наша лодка быстро вращалась, а вокруг кипела и бурлила вода, как в гигантском котле. Я видела, как в воздухе мелькнула веревка с крючком, в тот же миг раздался страшный шум воды, и мне показалось, я в самом деле упала в водоворот. От сильного волнения я проснулась.

V

Снилась мне незнакомая комната, и в ней кроме меня находилось еще две женщины. У одной из них в руках были три картины с такими рамами, какие бывают на иконах. На всех трех картинах были изображены гуси, об этом мне сказала вторая женщина. Обладательница картины заявила, что дарит нам по картине. Я взяла картину и долго осматривала пальцами рельефное изображение гуся; картина мне очень нравилась, и я думала, куда же ее повесить. Вдруг я стала замечать, что с картиной происходит что-то неладное: выпуклый гусь зашевелился. Рама быстро расклеивалась, затем совсем отвалилась от полотна. Потом не стало ни рамы, ни полотна; передо мной стоял чистенький гусь на коротких лапках. Он почему-то злился и шипел, вытягивая длинную шею к моим ногам. Я хотела от него убежать, но он догнал меня и больно клюнул в ногу. Я рассердилась, поймала гуся за лапку и привязала к ножке кровати. Но веревочка оказалась длинной, гусь выбегал на середину комнаты и больно клевал меня. Подумав, что, может быть, он таким образом просит есть, я насыпала ему какого-то зерна и поставила блюдце с водой. Гусь отрицательно замотал головой и вдруг заговорил человеческим голосом, да так насмешливо, так иронически:

— И ты думаешь, что я буду есть это противное зерно? Как бы не так!

— А что же ты можешь есть? — спросила я в изумлении.

— Я могу есть только вареное пшено, когда меня самого варят в бульоне, — очень торжественно объявил гусь… Я даже проснулась от такого комичного сна.

VI

Шла я по улице в какой-то деревне и завернула в один двор. Неизвестно откуда, но у меня в руках оказалась лейка. Я полезла через забор, намереваясь поливать в огороде помидоры. Но ко мне подошли двое мужчин и весьма нелюбезно стали выпроваживать вон. Это очень обидело меня. Захотелось в отместку наговорить им дерзостей. Выйдя за ворота, я словно слышала, как один мужчина сказал:
   — Больше никогда не заходите сюда, вам здесь делать нечего.

Я окончательно рассердилась и резко ответила: Стану я ходить к таким невежам! Никогда к вам я не приду, и вы в Москву не приезжайте.

— О, в Москву мы приедем, когда нам вздумается, — насмешливо отвечали мужчины.

— Нет, я всех буду просить, чтобы вас в Москву не пускали… Я отошла от ворот и соображала, как перейти на другую сторону улицы так, чтобы не попасть под колеса телег, которые часто проезжали посредине улицы. Я очень внимательно «прислушивалась» ногами, не дрожит ли земля, и думала: «Если я не буду ощущать сотрясение земли, я быстро перебегу через дорогу. Но надо бежать очень прямо, чтобы попасть в свой двор. Если же я хоть немножко отклонюсь от прямой линии, то попаду на берег моря, и тогда потеряю дорогу к дому».

Пока я пребывала в нерешительности, ко мне подошла какая-то слепая девочка лет десяти. Она сказала, что немножко видит и может помочь мне перейти на другую сторону. Я согласилась идти с нею, и мы быстро перебежали через дорогу. Но я заметила, что бежали мы не прямо, а сворачивали вправо. Я крайне обеспокоилась, как бы нам не упасть в море. Я ощущала запах моря, ощущала вибрации шумящих волн, но сколько мы ни бежали, не было ни моря, ни моего двора.