«Вопрос согласовывали — Путин то ли кивнул, то ли глаза опустил»: Геннадий Гудков о деле против его сына и о том, как президент принимает решения

Сейчас я хочу представить своего сегодняшнего гостя. Это Геннадий Гудков, российский политик, экс-депутат Государственной Думы и отец Дмитрия Гудкова. Геннадий Владимирович, здравствуйте! Я вас так представляю, потому что события у нас такие, что мне нужно представить вас через сына.

Юля, вы знаете, что я вспомнил? Мы много раз с Димой говорили, он же девятнадцать лет в политике. И вот он говорит: «Я хочу дожить до тех времен, когда, представляя тебя, будут говорить, что ты отец Дмитрия Гудкова».

Да.

И вот я сейчас это наконец-таки слышу, что Геннадий Гудков ― это вот тот, который отец Дмитрия Гудкова.

Да.

Димкина мечта, наверно, сбылась. Хотя он, наверно, не хотел, чтобы сбылась при таких обстоятельствах.

И в такой день, да.

И в такой день.

Сегодня важный день для вашей семьи. Дело против вашего сына. Он задержан. Мы пока не знаем, какой будет мера пресечения. Я хочу вас просто расспросить для тех людей, которые не слышали ваших объяснений, вы уже давали их, но все-таки давайте начнем сначала. Что вы думаете об этом деле?

Упоминаются какие-то имущественные дела, компания «Сектор-2А», которая якобы не выплатила какой-то долг за аренду помещения, претензии по этому поводу у Департамента имущества Москвы. Все это какой-то, знаете, набор фактор, который нам вообще ни о чем не говорит. Скажите мне вот просто как человеку с улицы, есть ли за этим хоть какая-то фактура?

Я не человек с улицы…

Мне, мне ― человеку с улицы, да-да-да.

А, да. Я немножко знаю эту ситуацию, хотя я, конечно, не знаю ее во всех деталях, потому что мелкий эпизод в деятельности большого числа компаний, которые были близки нашему холдингу.

Значит, «Сектор-2А», насколько я помню, приобреталась эта компания для формирования учебного центра. У нас было большое объединение, у которого не было своего учебного центра, и мы приобретали эту компанию, на которой был договор, за какие-то там смешные деньги, договор аренды маленького подвала с земляными полами, 170 сантиметров потолки. И когда мы приобрели эту компанию, она в конечном итоге стала принадлежать Ирине Ермиловой, она же там единственный учредитель и единственный сотрудник, это микропредприятие. А микропредприятия тогда имели льготные ставки по аренде.

Мы привели в порядок этот подвал, сделали несколько классных комнат для обучения. А потом уничтожили наш холдинг, и учить стало некого. Еще по инерции он пару-тройку лет работал, года два, а потом, когда нужно было перезаключать договор, там резко увеличили арендную плату в три раза. Компания там долго спорила, вела переписку с городом, город сначала обещал вернуть ставку, а потом, в общем-то, сказал нет. И тогда компания отказалась арендную плату платить и отдала городу эти площади. За это время образовалась какая-то задолженность, которая обеими сторонами оценивается по-разному.

Компания пустая, без выручки, она и была без выручки. Она микропредприятие, денег у нее нет, и она попала в список сотен тысяч компаний, еще раз подчеркиваю, сотен тысяч компаний в Москве, которые проходят процедуру ускоренного банкротства, потому что любое банкротство требует денег, а так как таких компаний сотни тысяч, приняли закон, который предусматривает быструю их ликвидацию, потому что таких компаний, еще раз повторяю, огромное число, миллион в общей сложности. Все шло, как говорится, до тех пор, пока не увидели фамилию там Гудков. Вот и все.

Теперь фактурная сторона дела, юридическая сторона дела. Статья 165-я в применении к этому случаю вообще никак не катит, вообще никак. Статья 165-я рассматривает уголовный состав деяний физического лица, которое, во-первых, а) физическое лицо, не юридическое; и б) физическое лицо должно иметь преступный умысел, желать наступления последствий и предвидеть их. Тогда можно заводить уголовное дело.

Экзотическая статья, она по редкости как неправильное кормление слонов в зоопарке, приведшее к проблемам каким-то, к ущербу, примерно так. Она за год в стране в 2020 году применялась, по-моему, всего 60 раз и лишь в восьми или девяти случаях закончилась каким-то ограничением свободы. Остальные ― несколько штрафов и были закрыты за отсутствием состава преступления и за малой значимостью.

В этой же статье, 165-й, я теперь большой специалист по ней, написано, что юридические лица, спор юридических лиц ― это гражданско-правовые отношения. Там же написано: «Долги ― это гражданско-правовые отношения». Разъяснения, комментарий там же к каждой статье есть, как судить, это называется комментарий, да, постатейный комментарий. И есть предложение, постановление пленума Верховного суда, который те или иные случаи вводит в норму закона. Пленум Верховного суда четко написал, что споры между юридическими лицами, что сама задолженность не является основанием для расследования, потому что тогда нужно сажать полстраны, а может, и больше, да?

Я поняла.

Это я рассказываю вам по фактуре. А теперь самое интересное, что ни Дмитрий Гудков, ни Александр Соловьев, обысканный, вызванный, отправленный на допрос, ни Виталий Венедиктов, я называю команду Дмитрия Гудкова, которая была жестоко, так сказать, разбужена, в том числе Саша Соловьев был разбужен звуком… Он крепко спит, молодой парень, хороший сон. Звуком болгарки его разбудили, спиливаемой двери.

То есть, в принципе, причастность Дмитрия Гудкова, Соловьева и Венедиктова к этой фирме равна ровно такой же причастности к этой фирме Владимира Путина и любого гражданина Российской Федерации. То есть никакой связи там вообще нет, ни юридической, ни фактической, никакой.

Поняла. То есть просто нет ничего, с вашей точки зрения, да?

Вообще нет, от слова вообще ничего. И знаете, как выглядит постановление о возбуждении уголовного дела? Неустановленными лицами при неустановленных обстоятельствах с помощью ООО «Сектор-2А» был заключен неправильный договор с надеждой обмануть Департамент имущества, который не был выполнен в полном объеме, образовалась проблема, задолженность, нанесен был ущерб. Все, точка. И здесь…

Я поняла.

Нет, вы еще не поняли.

Да-да, простите.

Грехопадения вы еще не поняли. Неустановленные лица при неустановленных обстоятельствах. И подозреваемым по этому делу объявлен Дмитрий Гудков, а свидетели ― Александр Соловьев, Виталий Венедиктов и так далее, далее везде. В принципе, я говорю, любого берите, любого хватайте на улице гражданина, любого чиновника, любого руководителя, точно такая же причастность к этой компании, к этим проблемам в спорах арендных, как и любого другого гражданина Российской Федерации.

Вот что, и по этой вот липе, по этой совершенно незаконно заведенной… За это вообще, была бы правовая страна, следователи бы уже не работали, прокуроры, санкционировавшие это, не работали бы, судьи, которые выписали ордер на одиннадцать обысков, не работали бы, шла бы там серьезная скандальная история, которая бы стоила должности многим-многим правоохранительным начальникам.

А теперь организационная сторона вопроса. Замечательное утро 1 июня 2021 года. В семи квартирах, домах раздаются крики, стуки, звонки, пинки и так далее, где-то звучит веселый звук болгарки, где-то там мой сын младший говорил, что там сейчас ломают дверь. Врываются люди, вооруженные, с автоматическим оружием, в тяжелых брониках, в масках, в касках, с забралом, кричат: «Всем стоять-бояться, сдать телефоны, отключить все средства связи!». Побудка в современной России. Подчеркиваю, что случайно…

Все отбирают, отбирают все телефоны. Зачем? У людей, которые вообще никакого отношения не имеют. Отбираются, изымаются материалы избирательных кампаний 2016 года, изымаются архивы кампании 2019-го в Мосгордуму. Идут обыски и допросы целые сутки, заканчиваются в пять утра. Допросам и обыскам подвергаются бывшие рядовые сотрудники: завхоз, бухгалтер на полставки. Родственники обыскиваются и так далее, и тому подобное.

Вот такой масштаб операции. Сто, двести человек участвует, 37 человек приезжает на дачу Дмитрия Гудкова проводить обыск и его, так сказать, задержание, да, задержание, доставление в Следственный… 37 человек на десяти машинах и плюс микроавтобус. На улице, где мы живем, Полежаевской, дом, блокируются два подъезда, пропускают жителей только тех, которые там живут, больше никого не пропускают. Блокируется подземная парковка, входы и выходы из нее. Это приехали обыск проводить в квартиры, в которых живет…

А, и во всех этих квартирах ― моя квартира с женой, младшего сына и старшего сына ― был только один Дмитрий Гудков доставлен в Москву. И чтобы обыскать эти три квартиры, правда, обыск был такой, в общем-то, что-то они искали, не очень долго, порядка 60 человек. 15 человек в коломенский офис, 10–15 человек в московский офис, 10–12 человек к Саше Соловьеву, 10–12 человек к Виталию Венедиктову. Двести с лишним, мы посчитали, около двухсот человек. Мафию, торгующую наркомафию, проституцию, рабовладение, наркотики, оружие и так далее так не обыскивают.

То есть идет зачистка семьи Гудковых, команды Гудковых, родственников Гудковых, сотрудников Гудковых. Целые сутки, последний допрос заканчивается в пять утра, выпускают бедного полковника, шестидесятипятилетнего, только что… Ему 66, у нас работал административным сотрудником типа завхоза. Только что перенесшего ковид. Ирина Ермилова сидит в клетке, у нее в этот день внуку пять лет, первый внук, у нее двое внуков, двое детей, ей 62 года скоро будет, да, она пенсионерка, у нее ничего нет, кроме зарплаты и кроме какой-то занюханной двухкомнатной квартиры, малометражной, в Москве. Что у нее еще есть? А больше ничего нет, даже машины, наверно, нет.

Вот страшные преступники задержаны, страшные, страшные преступники. И тут надо что-то найти, оправдать эти все 11 обысков. Находят какие-то патроны к моему пистолету Макарова, которым я награжден в 2005 году, и объявляют еще, что уголовное дело на Геннадия Гудкова теперь заведено. Теперь и я уголовный преступник.

Как раз хотела вас спросить про патроны. Что за патроны?

Был такой фильм, там «А если бы он вез патроны? ― А если бы макароны?», да. Патроны к пистолету Макарова, я награжден пистолетом Макарова. И, по-моему, кто-то из высокопоставленных сотрудников МВД или МЧС как-то принес мне в Думу коробку патронов к пистолету Макарова, типа тебя наградили? Наградили. Ну на, стреляй. Эта коробка была у меня в Думе, потом она перекочевала в сейф в моем офисе московском, там она в сейфе и лежала. Лет пятнадцать, может, двенадцать, не знаю. Вот сейчас это уже фигурирует.

Не могу вас не спросить, за что вас наградили. Не помните?

Да я много чего полезного в жизни сделал.

Да-да, я просто… Не относящийся, наверно, к этой теме вопрос.

Как минимум я трудоустроил сотни сотрудников правоохранительных органов, как минимум. Они все получили кров, дом, зарплату, смысл жизни после пенсии, после выхода в отставку, да. Не в отставку, в запас. Работало у нас огромное количество силовиков, МВД, армии, ФСБ, других подразделений. Это как минимум, я уж не говорю про пять тысяч рабочих мест, я уж не говорю про благотворительные программы.

Геннадий Владимирович, я хочу немножко перейти к политике, понятно, этого вопроса. Когда все это случилось… Знаете, как сказал один мой знакомый, когда читаешь заголовки новостей, а он человек такой спокойный, но, в принципе, понятно, что происходит что-то несусветное. Можно просто читать заголовки новостей, что происходило.

Да, да.

Скажите, история с вашей семьей настолько странная, в смысле по типу дела и по тому, что вы описали, что опять же у кого-то возникло такое впечатление, была такая версия, что это даже не политика, а что это просто у кого-то на вас был зуб, то ли на вас, то ли на сына вашего. Что взяли какое-то дело столетней давности, раскопали, хотя так не бывает. Не бывает, чтобы политики не было.

Так не бывает, потому что мы все-таки не последние люди в нашей стране и дело это получило огромный резонанс, недаром же вы со мной сейчас разговариваете в эфире, да? Поэтому совершенно очевидно, что это согласовано прямо на уровне самых первых лиц страны. Когда Песков выходит и на голубом глазу врет, что это не политика, он сам себя подставляет и показывает, что они там заврались окончательно.

Конечно, это политика. Одна задача ― не дать Дмитрию Гудкову, который имеет все шансы выиграть, участвовать в выборах.

То есть речь идет о том, что он проявил, собственно, у него есть амбиция, есть желание идти от «Яблока», да?

Да, заниматься легально…

Правильно я понимаю, что он собирался от «Яблока» в федеральный список, да?

Собирался… Нет, нет, по одномандатному округу. Вроде шли переговоры.

Разные были версии, поэтому я у вас уточняю, да.

Да, шли переговоры. Я не знаю, это «Яблоко» решает, кого они возьмут в свой список, но Дмитрий вел переговоры о выдвижении его по одномандатному округу. Это еще не состоялось, не знаю, но вроде там какие-то были обещания.

Поэтому Дмитрий готов был участвовать в избирательной кампании, ему сейчас такое создали препятствие, да. Мне мстят за мою критику власти, за то, что я говорю правду во всех эфирах, в том числе в вашем. Это такая страшная месть, у Гоголя такой рассказ есть.

Вы в особой ситуации, вы человек как бы из системы, который ее критикует. Я так понимаю, это вещь, которая, да, особенно не поощряется.

Я все время удивляюсь, я ведь им не присягал, я работал в КГБ СССР. Я не работал в ФСБ России. В КГБ СССР я закончил свою работу в 1992 году, прошло уже тридцать лет практически. Я ничем не обязан нынешнему руководству страны, то есть как там однажды мой начальник штаба приехал в областное правительство, что-то такие у нас были противоречия, намечались конфликты, а ему говорят: «Твой депутат ведет себя слишком независимо, он же с нашими руководителями никакой программы не обсудил, ни о чем не попросил. У нас нет крючка, на котором мы могли бы его держать, поэтому он для нас нежелательный элемент». Прямо вот так и сказали. Я должен был с ними что-то делить, пилить, откатывать, и тогда я был бы свой.

Нежелательный ― это терминология еще того времени. Сейчас очень распространенное слово «нежелательный», видимо, запомнили его в тот момент.

Нет-нет, я, может быть, уже да. Я не помню, как они сказали. То есть, в общем-то, человек, который… Если они не контролируют его, не держат на крючке, если он не с ними в доле, ничего не распиливает, не откатывает, как можно с ним работать? Как можно с этим человеком работать?

Геннадий Владимирович, если я правильно поняла, понятно, что у системы есть тот самый политический зуб на вашу семью, а вовсе не какой-то другой.

Конечно.

Да. И на самом деле разговор о зубе какого-то другого рода ― это была скорее ирония с моей стороны, понятно, какая у нас сейчас ситуация. И все-таки представим себе, что Дмитрий Гудков действительно собирается выдвигаться в Тушине, где он популярен, где у него ситуация более выгодная, да. В смысле не выгодная, а более комфортная, чем у его…

Он знает этот округ, его в этом округе знают.

Знаете, я рассказывала тут в программе, что только что издание «Проект» опубликовало версию, что якобы администрация президента ― вы, наверно, читали ― получила свежие рейтинги, по этим рейтингам выясняется, что шансы у Гудкова и у кандидата от «Единой России», ректора Менделеевского института, одинаковые, но Гудков гораздо более узнаваемый, да, то есть проценты у них одинаковые, но у Гудкова просто популярности гораздо больше.

Я вот пытаюсь понять: это время такое наступило, что сейчас для того, чтобы остановить человека на пути на выборы, да, по одномандатному округу, нужно его сажать, задержать? Или как это работает, как вы это ощущаете? То есть это… Я даже не знаю, звать это «из пушки по воробьям» как-то некрасиво, да.

Нет-нет, я не думаю, что это связано только с выборами. Мне кажется, это очень большое заблуждение, когда мы связываем ужесточение, ухудшение политической ситуации, нарастание репрессий в России с выборами. Это неправда. Выборы могут быть каким-то катализатором процесса, ускорять его, замедлять, но не более того. Сам процесс превращения России в полицейскую диктатуру идет, и это магистральная стратегия, которая избрана Кремлем.

Путин передал огромное количество полномочий, реальной власти силовикам, и вот это противостояние башен, о котором много писали различные политологи, смакуя все эти детали, закончилось. Там больше никаких башен, там есть одна башня, ощерившаяся, так сказать, автоматами, пистолетами, пушками и так далее, и тому подобное. Вот она сегодня доминирует и определяет характер внутренней политики, да и внешней тоже.

И поэтому сегодня избран такой путь, что зачистить всю политическую поляну вообще, и не в связи с выборами, а вообще, от слова вообще, еще раз говорю, употребляю это выражение. И на этой политической поляне не так много осталось людей. Навальный сидит, Пивоваров сидит, штабы Навального разгромлены, «Открытая Россия» закрылась, чтобы не подставлять людей.

То есть пришло время убрать как бы Гудкова как человека, который тоже может стать лицом?..

Не только Гудкова. Просто кто там еще остался? Такой-то, такой-то, такой-то. Давайте начнем с этого. Тем более не один Гудков, а их два целых, одним ударом двух зайцев уберем, условно говоря, так примерно логика.

Да-да. Скажите, Геннадий Владимирович, простите, что я вас перебиваю.

Сползание в диктатуру.

Я хочу, знаете, это понятная мысль про то, что выборы ― это только катализатор, что вообще речь идет просто о смене режима в каком-то смысле, о более жестком его градусе. Как вам кажется, к слову о нежелательных организациях и о тех, кто остался, сейчас вообще было такое мнение, что Гудкову еще достается за то, что его якобы все время пытаются связать с Ходорковским, что якобы какие-то политические проекты, что Ходорковский испытывал к нему интерес. Насколько, как вам кажется, это существенно для описания нынешней ситуации?

Если люди страдают паранойяльным синдромом, то тут ничем не поможешь, да. Конечно, Дмитрий Гудков и я лично, мы знакомы с Михаилом Борисовичем, мы к нему испытываем уважение, мы вообще, так сказать, восхищаемся его мужеством, что он прошел такие испытания. Мы совпадаем с ним по многим позициям: по парламентской республике, по реформе суда, по формированию избирательного законодательства и так далее. У нас хорошие были отношения, партнерские, товарищеские, с его «Открытой Россией», с Андреем Пивоваровым.

Но мы также взаимодействуем с партией «Яблоко», с которой у Ходорковского не такие, может быть, отношения радужные. Мы взаимодействуем с командой Навального, по многим вопросам мы тоже с ними союзники. Но у нас своя, так сказать, тусовка, я уж извиняюсь за прямоту, поэтому мы знаем, мы уважаем деятельность Ходорковского, у него была «Открытая Россия», у него есть «МБХ медиа», они там иногда нас публикуют, иногда там мы появляемся, не только у него. То есть это нормальная работа со всеми в политическом оппозиционном поле. У нас товарищ, друг Володя Рыжков, с которым мы очень близки по духу. Мы с Яшиным пересекались, да мы со всеми. Поэтому сказать, что мы чей-то проект ― я не знаю. Если кому-то так нравится…

Нет-нет, я и не говорю, что вы чей-то проект. А что такое придумывают объяснение. Геннадий Владимирович, вы…

А что это объяснение? Если мы знаем Ходорковского и с ним здороваемся за руку на конференциях, это уже криминал? Или встречаемся на дне рождения какого-то оппозиционного деятеля, это что, криминал? Если это криминал, тогда стреляйте, тогда убивайте, что там. Тогда напишите, что посмотрел на Ходорковского доброжелательно ― два года тюрьмы, пожал руку ― пять лет тюрьмы, похлопал по плечу ― семь лет, а если, так сказать, с ним посидел на конференции и похвалил его ― расстрелять у стенки. Маразм.

Хорошо, вы шутите, Геннадий Владимирович, а вы же знаете, как сейчас устроена политическая жизнь в стране, как раз о ней и хотела спросить. Вы уже сказали, мне очень понятна ваша мысль о том, что нет больше никаких башен. И вообще эта перепалка, кто у нас…

И нет никакой больше законности, нет никакого дна. Есть только одно ― политическая целесообразность в рамках удержания узурпации власти, все.

Да. Я хотела вас как человека опытного спросить, как вам кажется, как это устроено. Принимается очень много решений, от очень больших решений, да, не знаю, войны, всякие геополитические процессы, поддержка одним государством другого государства в его жесткой авторитарности, да. А есть вещи какие-то более мелкие, когда надо кого-то посадить, убрать, вообще что-то такое сделать.

Это мой любимый вопрос, задаю его всем людям, которые, мне кажется, немножко понимают, как устроен мир. Есть две конкурирующие позиции. Насколько президент России принимает в принятии этих решений непосредственное участие? Есть люди, которые считают, что у нас спецслужбы сейчас захватили, значит, контроль за решениями в стране и нашептывают что-то президенту, а он как бы управляем в этом смысле. А есть вторая версия, что все замыкается только на президента и, пока он не махнет, пока он не решит это самостоятельно, по собственному разумению, ничего не произойдет и никого не посадят. Вы какой версии придерживаетесь?

Я придерживаюсь жизненного опыта. Любой руководитель предприятия является в какой-то степени зависимым от своих заместителей, своих сотрудников. Он может, конечно, что-то сказать, но может и зам ему сказать: «Знаешь что, Иван Иваныч, тогда действуй сам. Я с себя снимаю всю ответственность, тогда ты сам рули этим процессом, а я буду тогда только выполнять приказы, как солдат». И это очень пугает, как правило, руководителя, потому что управлять многими сложными процессами без команды невозможно.

Путин является точно таким же руководителем, зависимым от своей команды, это объективно. Это первый вопрос. Второй вопрос ― кому Путин доверяет. Он доверяет в первую очередь силовикам. Силовики имеют, конечно, самое большее влияние. И я считаю, что с 2019 года, с лета 2019 года, когда была провозглашена эпоха жестокости вместо эпохи жесткости, на кремлевском совещании якобы было так заявлено, вот эта эпоха жестокости означала передачу огромных полномочий и автономии силовым структурам.

 Я вчера беседовал с одним известным в стране человеком, и он сказал, что сейчас наблюдается передача даже инициативы не первым лицам силовых структур, а на среднее звено, они очень многие вопросы решают, потому что невозможно все эти вопросы… Нарастает число проблемных вопросов, невозможно с каждым бегать к президенту. С другой стороны, мне сказали, что по Диме Гудкову вопрос там был как-то согласован с президентом, то ли он кивнул, то ли он как-то сказал, то ли он глаза опустил устало, я не знаю, но мне сказали, что именно так, потому что идет аппаратная борьба и каждый боится ошибиться в этой аппаратной борьбе.

Поэтому по-разному принимаются решения. В том-то и дело, что в России нет легитимной процедуры принятия государственных решений. Они принимаются где на коленке, где в кулуарах, где единолично, где-то на каком-то совещании. Например, я помню, как был решен вопрос трубопровода у Байкала, там труба должна в двухстах метрах идти, и все там охреневали, сходили с ума, в Кремле говорили: «Нет, и пойдет», потому что было лоббирование с другой стороны. И мне сказали, что в самолете какой-то там ученый, академик сумел подсесть к Путину и объяснить ему на пальцах, что будет, если эта труба рванет когда-нибудь. И Путин сказал: «Тогда нет, конечно». И тут же все заговорили, что если провести трубу в восьмистах километрах или в тысяче километров от Байкала, то это будет даже лучше и дешевле, тут же все заговорили.

То есть принятие такого решения совпало с таким… Мы, наверно, не знаем фамилию этого героя, да, который спас от возможной катастрофы Байкал, от залива его нефтью, но такой человек был, мне об этом рассказывали. Это случайность, это алгоритм случайности, да. Есть осознанный алгоритм, когда принималась политика зачистки выборов в Москве, я был кандидатом, Дмитрий был кандидатом, Илья Яшин был кандидатом, Люба Соболь была кандидатом и многие другие. И нас там зачищали со страшной силой, давая сроки. Там это было большое совещание, принималось коллегиальное решение. По-разному принимаются решения в стране, от случайных решениях до осознанных больших совещаний.

Понятно. У меня такая гипотеза была, пока я готовилась к этой программе и смотрела на яхту с Лукашенко и Путиным, что то, что вы называете…

Вы любовались этими двумя мачо, да?

Я наблюдала за этим просто, я даже не знаю, как, по-человечески, политологически.

Нет, я думал, вы как женщина оцениваете этих двух крутых парней.

Нет. Я хочу спросить вас знаете о чем? У меня такая появилась гипотеза, что вот эта новая жесткость, жестокость, все слова…

Жестокость.

Да-да, в смысле которая превратилась из жесткости в жестокость. Что тут еще есть какой-то эффект наложения, что эти люди стали как бы парой, политической парой, да, это такой у нас новый тандем, он был так заявлен.

Вы имеете в виду Лукашенко и Путина?

Да-да, то есть этот тандем был заявлен, неважно, в какой они иерархической сейчас находятся линейке, то есть какая подчиненность, но, очевидно, Лукашенко подчиняется Путину. Что они как бы усиливают друг друга и вот этот репрессивный посыл, они оборачиваются друг на друга и усиливают репрессивный посыл друг друга. Как вам кажется, это так или нет? Или это моя гипотеза?

Если с точки зрения психологического воздействия, возможно. Но надо понимать, что не Беларусь усиливает Россию, да, а Россия усиливает режим Лукашенко. Вот здесь как раз обратное движение. То есть почему Путин поддерживает Лукашенко? Он его терпеть не может, по крайней мере, как утверждают придворные. Он поддерживает ему потому, что поддерживать а) больше некого, они товарищи по несчастью.

Он очень не хотел бы и боялся, если бы эти процессы, которые могли привести к свержению, к смене Лукашенко на других руководителей страны, могли бы спровоцировать и в России какие-то всплески политической активности. Чтобы заморозить эту ситуацию, он вынужден, он вынужден, он, может быть, против своей воли, скрипя зубами, поддерживает режим Лукашенко, дает ему деньги с тем, чтобы вот это реакционное пространство, пространство диктатуры, пространство угнетения народа, репрессий, захвата и узурпации власти ― это все бы сохранялось на территории этих двух государств, чтобы это было единое политическое пространство.

Геннадий Владимирович, у меня остается совсем буквально секунда времени до конца программы. Хотела вас спросить: вы были довольно последовательным сторонником гипотезы, что у президента России проблемы со здоровьем, вы не раз об этом писали в своих блогах.

Да.

И что он готовится к транзиту. Вы по-прежнему так считаете? Очень коротко.

Два варианта отрабатывается: президент поправит здоровье и еще будет править страной плюс два срока из гроба после 2036 года, и первый вариант, который отрабатывался, что президенту здоровье поправить не удастся, и тогда он уходит, остается транзит власти. Там отрабатывается и тот, и другой вариант. У президента действительно было в 2019 году, как мне сказали люди, вхожие к нему, резкое обострение состояния здоровья, оно резко ухудшилось, и он спрашивал, каковы перспективы, сколько ему осталось. Врачи не были уверены, сколько ему осталось.

Удалось сейчас поправить эту ситуацию, не удалось? Может быть, я не знаю. Но я знаю, что отрабатывались два варианта: Путин уходит и Путин остается.

Спасибо. Со мной на связи был Геннадий Гудков, российский политик, экс-депутат Государственной Думы, отец Дмитрия Гудкова. Мы будем следить за развитием событий вокруг вашего сына и желаем вам удачи и всего хорошего.

Спасибо большое, спасибо. Благодарю.