Под грифом секретно. Чем различаются семейные ценности Путина и Навального

Журналиста ТАСС Андрея Ванденко уже на первых сериях «20-ти Вопросов Путину» стали сравнивать с Юрием Дудем. То есть в России теперь любого интервьюера называют Дудем или с ним сравнивают. Но с Ванденко — совсем другой случай. Лояльный (человек все-таки работает в ТАСС) и одобренный Кремлем журналист брал как бы фривольное интервью у Владимира Путина. Настолько фривольное, что даже получил ответы, которые стали мешать то ли президентскому имиджу, то ли рейтингу, то ли и тому и другому. И вообще вел себя так, как будто что-то себе позволяет. Посмеивался глазами, кряхтел, когда чувствовал лукавство или явное вранье. Как украинец учил президента ставить правильное ударение в слове. Говорил нахальным тоном — создавал иллюзию, что ему кое-что можно, в заданных рамках он действительно мог ни в чем себе не отказывать. То есть это, конечно, шоу то ли тюремного, то ли придворного толка, с петлей на шее и пулей у виска. Шут резвится, пока царь не осерчал. Но звучит даже дерзко. 

Взять, например, вопрос о детях и внуках. 68 лет исполнилось Владимиру Путину 7 октября. ТАСС по такому случаю внезапно показывает 18-ю серию прерванного проекта. Сколько у вас внуков, спрашивает журналист. А Путин ему не отвечает. Нет, президента никто не просит показать фотографию, но ведь и без фотографии врагам России все станет ясно. 

Или например журналист спрашивает про дочь — даже не спрашивает, а уточняет: о какой дочке вы говорите, Владимир Владимирович, о старшей или младшей? Именно никто не называет, речь идет об абстрактной дочери и ее детях, которые считают, что дедушка Вова — самый старший (читай, самый главный). Путин на вопрос не отвечает. Какая разница? Вопрос его явно раздражает — это следует из прямой грубости — он так и говорит Ванденко, чего ты, мол, хрюкаешь,

Но вернемся к внукам — они у президента есть, маленькие, сладкие детишки, без имен и возраста. Под грифом секретно. Путин всегда хотел быть похожим на Зорге. Хотя если кто-то и совершил тут подвиг разведчика — то, конечно, сотрудники ТАСС. У Владимира Путина, как написано в титрах, две дочери — Мария (родилась в 1985 году) и Катерина (родилась в 1986 году). Никаких тебе эпитетов — «предполагаемые» дочери Путина. Просто погодки. Мария и Катерина. А мы то до сих пор считали, что имена дочерей президента — пересечение двойной сплошной. 

Юрий Дудь берет интервью у Алексея Навального в Германии. То есть не у Навального, а у Навальных. И это не фигура речи, а политический факт — он разговаривает с парой, где взгляды и вообще роль жены — не менее важное сообщение, чем политическая программа. 

Тут тоже разговор о детях . Родители рассказывают семейный анекдот — когда стало известно, что папу отравили, сын, не поверив, не отвлекся от компьютерной игры. А теперь тем же способом учит папу возвращать мелкую моторику. 

Захар меня прокачивает, походя бросает отравленный политик. Почему дочка Даша учится в Стэнфорде? Потому что среди университетов он на самом верху. А мы в кружке тревожных московских родителей. Образование это важно, учиться — хорошо. 

У Юли Навальной много поклонников и это давно. Она делает остроумные подписи к фото в инстаграме, не говорит всуе, вступается за мужа в спорах с тусовкой и бесстрашно возмущается его высокопоставленными врагами. «Единственное чувство, которое я испытываю к Золотову — презрение. Я презираю его как вора и труса». Когда глава Росгвардии Виктор Золотов вызвал Навального на дуэль — ее муж в этот момент был арестован — Юля назвала его вором и трусом. У немецкого интервью, в духе времени и традиции — женский финал. «Мы бы так не смогли». А я так могу, говорит Юлия Навальная. В кадре у Дудя нет нарочитой романтики. Екнуло ли у меня сердечко от поста про подушку? Ну это ведь вы считаете моего мужа сухарем, а я знаю правду. 

На Навальных просто приятно смотреть — по законам драматургии, у этой пары есть все — от выхаживания на смертном одре до шуток в соцсетях. «Когда папу не взяли в лодку, но он не сдается». «Только ты, я и этот злобный чувак в углу». 

В их парном интервью много современной политики. Бывают ведь люди схожих политических взглядов, соратники, единомышленники, партнеры. И речь не об анекдотах о том, как вождь с женой поют под подушкой «Интернационал», а о пресловутых жизненных принципах, которые и становятся политическим кредо. Ты говоришь, что я радикальный, ты еще мою жену не слышал, говорит Навальный. И в этой реплике много политического смысла — они видят мир в одинаковых красках, ей не надо объяснять, почему нужно бороться со злом. Она и сама с ним борется. 

В большом проекте ТАССа в этом месте зияющая пустота. Когда-то у Путина была жена, теперь нет. Последний раз этот родственный взгляд у президента был в день объявления о разводе. Вот жена, вот диван, их связывают отношения, дети, общая еда, быт или улицы. С тех пор мы это выражение глаз никогда не видели. 

Путин, справедливости ради, сам отпустил жену на свободу. Когда он мечтал превратиться в Зорге, с женами не разводились, было не положено. Женам некоторых отцов народов и вовсе не пришлось остаться в живых. Публичное одиночество Путина можно было бы считать даже прогрессивным. В конце концов, институт первых леди — атавизм. Президент не идет в пакете с женой, это ведь почти как класть ее с собой в гробницу. Жена — не вещь, не игровая приставка к политическому мужу. У нее могут быть свои дела поважнее. В конце концов, она не обязана нести все бремя его политической ответственности.

Но дело, конечно, не в прогрессе. Говорить о семье — это западные игрушки, говорит нам Путин времен изоляции. Что вы знаете о реальной угрозе — их культура, которая выставляет свои семейные ценности на показ — вооруженный до зубов театр. Вы же не живете моей жизнью, не понимаете, что такое безопасность. Нечего тогда и кашлять. 

Это, конечно, поразительная игра слов. Когда за женой Навального стала ездить наружка, она шутила, что сотрудники не любят рано вставать, то есть не приезжают к первому уроку. И если уж следуют за ней до дома, захватывали бы уж лучше из школы ее детей. Мы, конечно, ничего не знаем о безопасности. Но в случае с ядами кто-то всегда отравитель, а кто-то отравленный. И от того, известны ли имена родных, расстановка сил, по-моему, не зависит.

Российскому президенту кажется, что его отказ от публичного личного — добровольный, то есть контролируемый. Но это иллюзия. Статус одиночки в его случае — не борьба со стандартами, а осознанный атрибут власти, подношение к ее алтарю. У Путина не может быть жены, на горных склонах президент и то катается с доверенной охраной. Она ему и спасатель от медведей, и кадровый резерв. Дело в том, что у вечного правителя просто не может быть близких. Близкие — это человечность, и значит уязвимость, а ее нельзя допускать.