«Отравление Навального — инсценировка»: координатор «Лиза Алерт» Леонов — о том, почему оппозиционер не политзаключенный, а он сам не кандидат от власти на выборах
Гость Юлии Таратуты — координатор поисковых отрядов «Лиза Алерт», выдвигающийся на выборах в Госдуму по 208 центральному избирательному округу Москвы, экс-бизнесмен Олег Леонов. Он рассказал о том, почему его кампанию не финансирует «Единая Россия», несмотря на то, что в открытом доступе есть информация о том, что деньги на нее перевели структуры, связанные с «Молодой гвардией Единой России»; объяснил, почему плакаты с его изображением можно встретить практически в каждом уголке центра столицы, а также пояснил, почему не считает, что Алексей Навальный должен находиться в заключении, при том что политзаключенным он его признавать отказывается, а отравление политика называет инсценировкой.
А теперь я хочу представить своего сегодняшнего гостя, это Олег Леонов, координатор отряда «Лиза Алерт», кандидат в депутаты Государственной Думы. Добрый день.
Здравствуйте.
Спасибо, что пришли, у меня много вопросов. Давайте я начну с обычного вопроса, с нейтрального. А как вы приняли решение выдвинуться?
Знаете, вот год назад в августе месяце я вообще даже не думал, что я пойду на выборы в Государственную Думу. У меня была вообще другая жизнь…
Счастливая…
Но логика стала подводить меня ровно к этому. Я попал в 2015 году в отряд «Лиза Алерт», я в 2017 году стал одним из координаторов отряда. И очень продолжительное время я стал заниматься выводом людей из леса по телефону, я могу очень хорошо человека из любого леса в нашей стране, от Камчатки до Калининграда, если он на связи, вывести, и с ним будет все хорошо.
Но не всегда так, бывают случаи, когда человек теряется, и либо он не адекватен, либо он не может ответить по каким-то причинам, у него работает телефон, мы его не можем найти, и человек, к сожалению, погибает. Таких случаев у нас было в 2020 году 974. Мне больно, когда у меня на руках фактически погибают люди, и нет законных инструментов для того, чтобы спасти.
Я понял, что надо просто поменять законы, не так много. Я написал, что надо поменять, и думал, что это же никто не против.
Это в каком году вы решили?
Это был 2017 год.
Но ничего для этого не сделали, вот сейчас решили?
Нет, я как раз написал все, что надо, и дальше я четыре года занимался проталкиванием этих законов. Но поскольку, находясь снаружи системы, я для них ну просто народонаселение, хотя я встречался с Государственной Думой, с Общественной палатой, с министерствами и ведомствами, в общем, со всеми, кто мог бы…
В общем, не получалось, да.
Да, и не получилось.
Извините, что я так буду вас немножко перебивать. У меня политическая программа. Я с большим интересом отношусь и изучила вашу работу. Меня интересует вот этот кусок, когда вы принимали решение пойти в эту Думу, вот в нынешнюю.
И когда я понял, что у меня не получилось продвинуть ни один из тех законов, которые бы спасли жизни десятков тысяч людей в год, я понял, что у меня есть единственный путь — это идти в Думу…
Во власть.
И изнутри системы, да, заниматься принятием, системными изменениями, которые помогут спасти людей.
Вы, как я понимаю, решили сразу пойти в Думу? Я знаете почему вас спрашиваю, я прочитала в одном из ваших интервью, что когда вас спросили, как вы относитесь к событиям 2019 года, а это были самые яркие политические события последних лет, летние протесты, весь город был в них вовлечен, вы сказали, что вы не следили за развитием событий.
Да, они прошли мимо меня, это правда.
Это произвело на меня сильное впечатление, ну просто потому, не потому, что каждый должен следить, но человек, который потом собирается в политику, как бы должен. А вас это не смущает?
Вы знаете, я когда в 2014 году я работал в бизнесе, у меня там были успехи, и как бы было все хорошо, я понятия не имел, что я займусь поиском и спасением людей, и буду делать это хорошо. Точно так же в 2019 году я был в лесах, я там занимался поиском и спасением…
Да-да, я понимаю, что вы скажете, что вы работали в лесах…
И я понятия не имел, что я пойду в Государственную Думу, но логика жизни привела к этому. Я привык все делать руками, вот я привык сам.
Все равно, как получилось так, это же большое московское событие? Даже если вы были в этот момент, занимались благотворительным большим важным делом, таким как поиск людей, как 2019 год и такое событие в жизни страны и города могло пройти мимо вас?
Вы знаете, масса людей пропускают через себя новости, просто они фоном проходят, но не углубляются в повестку и не делают это делом своей жизни. Точно так же и у меня, у меня были, я спал там по два-три часа в сутки, поэтому…
Давайте тогда все-таки этот шажок сделаем. Значит, 2019 год вы пропустили, то есть в этот момент у вас идеи заниматься политикой не было.
А все-таки как они так выкристаллизовались? Может быть, кто-то вам предложил встречу и сказал — а чтобы тебе не заняться политикой?
Нет, дело в том, что если оно не получается вот другим образом, то надо идти самому и делать самому, принимать те законы, которые помогут…
Я просто хронологию пытаюсь понять. Вот мы 2017 определили, 2019, вот дальше 2021.
И дальше 2021, когда в начале года я понимаю — у нас выборы, и они на пять лет, следующий шанс только через пять лет, другого такого не будет.
А дальше, вот как механически, у вас с кем-то был разговор, вы кому-то сказали — я хочу, я пришел. Куда, как вы действовали?
Конечно, я пошел, у меня вот тут думы бродят, я пошел советоваться со своими друзьями, знакомыми. И сначала все такие: да ладно, потом: слушай, ну реально другого шанса не будет, надо попробовать.
А где ваши знакомые работают?
В основном у меня сейчас весь круг общения это добровольцы поисково-спасательных отрядов, не только «Лиза Алерт», но и других отрядов, и поэтому у меня весь круг общения там.
И они вам говорят — давай.
Большинством голосов, что называется. Не все сказали — давай, но большинством голосов, плюсов сильно больше.
Но смотрите, мы же в Росси живем, да? Даже представим себе, ваши друзья вообще люди нейтральные, не знаю, кто это, не спрашиваю. Вот все понимают, что у нас нужно, для того чтобы во власть пойти, нужно как-то сообщить власти, что ты хочешь туда пойти. Да? Или нет, или вы иначе себе все это представляли?
У меня, наверное, чуть-чуть другие представления.
А какие?
То есть, есть официальная процедура, и вот я в начале июня, я действительно долго там думал, и я сказал — все, я пойду. И это сразу начинает обрастать, ну такой комок событий, каких-то активностей, когда вокруг тебя начинают выкристаллизовываться, образовываться люди, которые этим занимаются…
Поддерживают вас.
Поддерживают, начинается вот вся эта движуха, и все, и погнали. Как только принял решение — все, дальше неостановимый снежный ком.
Но меня интересует, вот вам нужно пройти, у вас сложный округ. Есть мэрия, есть администрация президента. Даже если вы не следили за развитием событий в те годы, когда следили мы и наша аудитория, вы должны были представлять себе, что это процесс, вас могут не допустить до выборов, как всех остальных людей доброй воли.
Конечно.
Что вы сделали для того, чтобы вас допустили до выборов?
Смотрите, я не являюсь, как вы правильно сказали, в 2019 году я не настолько был погружен в политику.
Были не в теме.
Да. И я точно совершенно не являюсь прямо вот человеком, который там на митингах жесткой оппозиции…
Да-да, вы не знали о них.
Поэтому я доброволец, я человек, который помогает людям, я за людей. И казалось бы, такие люди, которые помогают другим людям, нужны в Государственной Думе, поэтому, вот что называется, по понятиям, не допустить меня очень…
Окей. Вы разговаривали с сотрудниками мэрии и сотрудниками администрации президента?
Нет.
Нет? Ни одной беседы у вас по поводу вашего выдвижения не было?
Конечно, потому что…
Ни с кем?
А с кем я должен был побеседовать, вы мне скажите?
Это вопрос. Это мой вопрос — ваш ответ. Вы идете в Думу как самовыдвиженец. Это, наверное, самое известное событие, которое произошло за время вашей избирательной кампании, медиа, которое сейчас объявлено незаконным, нежелательным, которое больше не может публиковать свои тексты, однако же успело опубликовать текст о том, что ваш избирательный фонд, как это медиа выяснило, «Открытые медиа», по открытым данным, пополняется структурами, близкими к партии «Единая Россия», и что в ваши фонды перечислили деньги буквально менеджеры «Молодой гвардии». Как ни назовешь, там человек, у нее фамилия Погудина, она менеджер «Молодой гвардии», «Молодая гвардия» у нас называется «Молодая гвардия Единой России», восемь миллионов.
И еще несколько организаций, которые также похожи на не случайные организации, близкие к партии власти, выписали вам огромные суммы, по отношению к их обороту, у них просто и денег таких нет, а тут вот так произошло. Я знаю, что вы…
Ответьте на этот вопрос нашим зрителям, как это вышло.
Смотрите, здесь нельзя говорить, что эти организации близки к «Единой России», потому что для меня это было принципиально…
Некоторые из них — часть «Единой России».
Для меня это было принципиально, нет, что эти организации не финансируются никакими политическими партиями, ни «Единой Россией», ни другими.
Постойте, пожалуйста, давайте вот в этом месте поподробнее. «Молодая гвардия Единой России» в вашем сознании не имеет отношения к «Единой России»?
Она не получает ни копейки денег, мы это проверили, от «Единой России» и других политических партий. И вот это было прямо важно.
Вы человек такого буквального, формального типа, да? То есть, если как бы… Расскажите, давайте я не буду за вас домысливать.
Я все понимаю. Я в этой стране родился и в этом городе, я все вижу.
Нет, знаете, я просто пытаюсь, как вы можете объяснить нашей аудитории? Вот она берет строчку, там написано - «Молодая гвардия Единой России». Вы говорите — для меня принципиально важно, что от «Единой России» она финансирование не получает. А как?
Там нет, в том фонде, который перечислил, нет записи «Единая Россия», вот ее там нету. Там организация, которая не получает ни копейки денег ни от «Единой России», ни от другой какой-либо политической партии.
Но связь с «Молодой гвардией» существует, как вы сказали уже минуту назад?
Я не сказал, что есть связь с «Молодой гвардией», нет. Я сказал, что это организация, которая не получает…
О какой организации мы говорим?
Я не знаю, о какой вы говорите.
Госпожа Погудина перечисляла вам деньги?
Нет, как частное лицо госпожа Погудина, конечно, перечисляла деньги, там была организация, она называется по-другому. Извините, я не помню, как она называется, там другое название.
Там много организаций, которые вам перечисляли деньги. Там на самом деле несколько фондов, повторюсь. Я повторила все выписки, о которых говорили…
Да, эти данные, они…
Вы говорили «Медузе», что пройдетесь по друзьям.
Да.
Но в итоге получилось, что все равно, вы говорите, что структуры, ясно, близки к партии власти, но формально не получают от нее денег. У вас просто не было таких друзей, которые совсем не близки к партии власти или как?
Нет, почему же. Во-первых, там есть пожертвования физических лиц, это тоже видно, и это как раз друзья. Просто у нас пожертвования физических лиц ограничены десятью тысячами рублей, поэтому извините. Крупные суммы могут перечислить только организации.
У меня, кстати, пока там недобор, то есть у меня есть, мне нужны еще деньги, потому что до предела у меня там есть еще сумма. Вот я ее сейчас добираю, я ищу, кто бы мне дал этих денег.
У вас сложный округ, там кого только нет. Максим Шевченко, звезды просто, Максим Шевченко, Сергей Митрохин, коммунисты и «Яблоко», Кетеван Хараидзе, которой нет.
Почему нет, она же зарегистрированный кандидат, да?
Где? А где она, как вам кажется? Она, как вам кажется, ведет кампанию?
Четырнадцать кандидатов выдвинулось, одиннадцать зарегистрировано, в том числе Кетеван Хараидзе.
Как вам кажется, как будет развиваться ее кампания?
Вы знаете, у нее самая сложная кампания, конечно же.
Почему сложная?
Потому что у нее есть некие ограничения, наложенные судом, и поэтому ей…
Сложнее вести, чем вам, кампанию?
Ну, в разы, на порядок, естественно.
Как вы относитесь к тому, что ее, как многие считают, ради вас уничтожили?
Правда, вряд ли это было сделано там ради меня или ради кого-то, но я прямо очень сильно…
А ради кого, по-вашему?
Я прямо очень сильно против того, чтобы по экономическим преступлениям людей арестовывали, и чтобы люди сидели в тюрьме, сидели под домашним арестом. Если есть экономика, экономические преступления, пусть там будут другие наказания, пусть там будут штрафы, пусть большие штрафы, но это экономическое наказание. Смысла сажать людей в тюрьму, тем более там в достаточно жестких условиях, вообще не вижу.
Вы говорите, что наложенные ограничения судом на Кетеван не имеют к вашему выдвижению никакого отношения, ну не буду вас пытать дальше. Скажите…
Как вы представляете, что я пришел в суд и сказал: «Уважаемый суд! Пожалуйста, посадите Кетеван, потому что она мне вот поперек горла?»
Нет, вы в данном случае не имеете значения. Имеют значение люди, для которых важно ваше выдвижение. Я думаю, что они пришли в суд и сказали, либо позвонили в суд, ну фигурально.
Это, я думаю …
К слову, скажите, а как вы объясняете тот факт, что ваша реклама попадается мне ну просто на каждом сантиметре моего пути по этому городу?
По Центральному округу, по центру?
Да, понятно. Вы человек с такими активными пиаровскими возможностями?
Я человек с хорошим опытом. Двадцать лет я работаю в «Телекоме», из них десять лет я работаю в проводном «Телекоме», а это оператор, у которого основной канал продаж, я специалист по продвижению, по продажам. Я занимал должность директора по маркетингу, директора по продажам, директора по, в общем, зарабатывание денег. И основной канал продаж — это агентские продажи, то есть это фактически хождение по квартирам. Я один из лучших в стране, в «Телекоме» специалистов по продажам door to door, и поэтому как правильно размещать в подъездах рекламу, как правильно собирать подписи, я знаю очень хорошо.
А вы все деньги вложили в баннеры?
Нет, конечно.
Это прямо дорого, по моим скромным оценкам.
У меня еще, сейчас не вспомню, но в общем тридцать с лишним дней избирательной кампании…
Сейчас я признаюсь в своей буржуазности зрителям Дождя, я вот вчера, например, вечером зашла в «Азбуку вкуса» неподалеку от своего дома, и вы там висели в полный, я бы сказала, рост. И вы висите в каждой «Азбуке вкуса», на каждом столбе, который находится в Центральном административном округе. В общем, мое такое небольшое медиапредставление о рекламных площадях говорит о том, что это дорого, и это мало кому по силам.
У меня есть версия, а вы ее опровергните. Я слышала, что несмотря на то, что вы самовыдвиженец, вас поддерживает Кремль, «Единая Россия», от которой вы как бы открещиваетесь, но понятно, что вы кандидат, который действует в ее интересах. Вот такая версия.
Но даже не в этом дело. Дело в том, что в вашем продвижении очень заинтересована мэрии Москвы, по каким-то своим причинам. Очевидно, ей нужно, чтобы в тяжелом округе прошел кандидат проверенный, и чтобы не было проблем с Кремлем, тут мне сложно сказать, эта версия мною не подтверждена, это мои соображения.
И я думаю, что вот эта поддержка мэрии и обеспечивает вам такую массовость баннеров везде, такое ваше лицо везде. Честно говоря, я знала о вашей деятельности раньше, но как-то так лицо ваше мне часто раньше не попадалось.
Здесь вы немножечко противоречите себе, потому что говорите, что в 2019 году еще не было, а [нрзб.] совсем не было, а сейчас-то я иду на выборы, мне-то надо победить на этих выборах.
Не поняла, где я противоречу себе, ну ладно.
Основной показатель — узнаваемость. Просто если я кандидат от мэрии, администрации, не знаю, лично Путина, я должен был быть им известен, я должен был бы входить в эту систему и так далее.
О, нет, как вас Кремль отбирал, это я вам тоже расскажу.
Будет очень интересно.
Расскажу.
Но дело в том, что я реально только пришел в этот мир и стал заниматься выборами.
Если бы вы были согласованным с Кремлем кандидатом, вас бы не отобрали, потому что вы слишком неузнаваемый, нет, там по-разному бывает. Вот, например, в прошлых, на тех выборах 2019 года, которые вы немножко пропустили, там, например, была такая кандидатка Нюта Федермессер, она тоже не самое узнаваемое в стране лицо.
Я ее прекрасно знаю.
Конечно. Я просто имею в виду пример, вас часто сравнивают, кстати. Она была не самым узнаваемым лицом, она не актер, не народная артистка Алла Пугачева и не дочь ее Кристина Орбакайте, но у нее было такое репутационное преимущество, она занимается таким благородным богоугодным делом, ну примерно как вы.
То есть, вот я себе представляю, человек пишет, кто человек по профессии, он спасает людей в лесу, тут я не знаю, зверем надо быть из этого леса, чтобы не проголосовать за вас. Примерно так, по такому принципу вас и отбирали. Согласны как бы с моей логикой?
Я понял. Смотрите, сейчас из четырнадцати кандидатов, я сейчас отвечу на вторую часть того вопроса, я самый последний в этом вагоне поезда. И единственное, что мне надо догонять — мне надо догонять узнаваемость, поэтому я обязан, просто по логике всей кампании, размещать материалов больше, чем все остальные кандидаты, чтобы мне догнать по узнаваемости всех остальных.
Бесспорно совершенно, да.
И поэтому я, естественно, все ресурсы, возможные и невозможные, кидаю на то, чтобы качать узнаваемость.
Нет, зачем вам это делать, это понятно, тут как бы вопросов нет, конечно, вам нужно, чтобы кто-нибудь знал, как вы выглядите.
Конечно, потому что в 2020 году…
Вопрос в том, что вам дает возможность это делать. Мы в первом пункте уже десять минут назад определили, что есть фонды, которые не ассоциируются у вас в голове с «Единой Россией», а у других ассоциируются.
А вот второе, это просто мое предположение про мэрию, вы его, я так поняла, опровергли.
Второе, я говорю про то, что я человек, который профессионально очень хорошо занимается продвижением, то есть я в маркетинге прямо ну ни разу не новичок.
Вас поддерживает мэрия или нет? Я просто спрашиваю.
Да почему она меня должна поддерживать?
Мало ли, может вы нравитесь ей.
Возможно, поддерживает. Возможно, даже в мэрии есть мои фанаты. Просто я об этом не знаю. Возможно, там вся мэрия скандирует по утрам: «Леонов! Леонов!», такая песня, я не знаю об этом.
Может.
Ну, то есть, по крайней мере, ко мне никто не приходил и не говорил: «Олег Юрьевич, здравствуйте, мы хотели бы вас поддержать».
Вы в самых разных интервью говорите один и тот же текст, который как-то для меня становится таким политическим вашим рефреном. Вы говорите, что вы в некоторых вещах не разбираетесь.
Например, в одном из интервью, в «Медузе», по-моему, вы говорили, что вы не очень сильны в ситуации с 2019 годом, в последних интервью вы говорили как-то немножко так туманно про то, что вы не до конца понимаете, как реагировать на дела Гудкова, Навального, и как-то что-то вы в них не очень разбираетесь.
Вы в них уже с тех пор, как вы давали эти интервью, уже чуть-чуть разобрались или нет?
Вы знаете, нет, ситуация оттуда ушла не сильно.
Почему?
Почему, потому что вот два месяца с лишним я занят встречами с жителями. Естественно, я должен работать с избирателями, и у меня прошло уже порядка 150, наверное, встреч с избирателями. Ни на одной встрече, они очные, заочные, меня никто не спрашивает ни про Гудкова, ни про Навального, эти вопросы я слышу только от очень узкой политической тусовки, которая вот этим живет.
А люди, которые меня будут выбирать, им интересны вообще другие вещи: у них проблемы COVID и ковидных ограничений, здравоохранения, там застройка точечная на их территориях, это прямо боль людей, то есть там совсем другое.
Я понимаю, людей, ваших избирателей не интересует Навальный.
Поэтому я концентрируюсь вот на тех задачах, которые волнуют людей.
Но есть еще какая-то часть аудитории, я не знаю, например, похожая на меня. Я вот не верю, что у вас там нет ни одного человека, с которым у меня вот общий круг интересов. Не могу поверить, что только точечная застройка интересует ваших избирателей.
Не только.
Не стоит их недооценивать, иначе бы другого человека послали, специалиста по точечной застройке, а не поискам в лесу, правильно.
Кстати, там есть у вас специалистка по точечной застройке, она снята с выборов почти.
Вы о ком?
О Кетеван, она как раз специалистка…
О Кетеван, она не снята, она как раз зарегистрирована.
Я сказала — почти, метафорически.
Кстати, я встречаюсь с теми же жителями, с которыми работает Кетеван, и действительно, по моему мнению, это один из двух кандидатов, которые реально работают с жителями и им помогают. Это правда.
Да, я вот хотела спросить, то есть вам кажется, что вам не приходится ради избирателей узнавать, что произошло с Навальным и Гудковым. Но представьте себе, что это я сижу у вас на встрече, или кто-то из моих друзей, их интересует судьба Навального и Гудкова. Один, не знаю, насколько вы не в курсе…
В общих чертах, естественно, я в курсе.
Один сидит в тюрьме, другой уехал из страны.
Да.
Вот почему, по-вашему, так случилось?
Вы знаете, вот в ситуации с Навальным, я много раз говорил, я повторюсь, я против того, что человек по экономике сидит в тюрьме, это плохо. Это никак не поможет исправить человека, это излишние меры, которые только озлобляют не только самого человека, но и всех окружающих, которые это видят.
А вам кажется, что он сейчас сидит непосредственно по экономике? Да, я понимаю, что вы имеете в виду его исходное дело таково.
Конечно, приговор…
Но как бы причины его нахождения в тюрьме финансовые? То есть, условно говоря, вы считаете, что он просто должен заплатить государству и выйти? Такой прогрессивный взгляд на финансовые преступления.
Может быть, даже много заплатить, я не знаю. Но он точно не должен получать ограничения на свою свободу личную и на свою общественную деятельность.
У вас вчера, на днях, я смотрела вчера, ваше такое спонтанное интервью с Любовью Соболь. Она как-то, я не очень поняла, кто что вам…
Люба — автомат, она прямо вот 15 вопросов, по-моему…
Нет, мы сейчас не Любу обсуждаем, а вас. Я не очень поняла, что вы ответили. Она вас спрашивает, например, почему сидит Навальный, или вообще, а вы как бы, как будто вы не в курсе. Я не знаю, я не очень поняла, что происходило.
Я даю ей ровно те же ответы, просто там же нарезка, то есть она же вырезала там половину.
А вы сказали ей, ответили на вопросы?
Конечно. Поэтому та половина, которая там ответы, на мой взгляд, удачные, конечно, они не попали туда, по в общем понятным причинам. Кстати…
А что вы считаете удачным ответом?
Например, у нас там был достаточно долгий фрагмент, порядка, не знаю, трех-четырех минут, про пенсионную реформу мы обсуждали. Да, это как раз важное дело.
Меня, честно говоря, это я, наверное, тоже не с вами буду обсуждать, а с каким-нибудь экономистом, человеком, про пенсионную реформу.
Который в этом…
Да, мне кажется. Но я готова, я вот все про политику хочу, вы говорите о том, что человек не должен сидеть по финансовым преступлениям, должен финансово расплачиваться и выходить на свободу.
Да.
А вам кажется, что Навальный политзаключенный? Вы в этом месте разобрались в деле?
Да, у него экономический приговор, причем человек въехал в страну, понимая, что он же… Я прямо сильно далек от мысли, что он не уведомил о своем нахождении случайно, что он забыл.
Кого?
Органы ФСИН, которые контролируют его режим. И он приехал в страну, понимая, что его ждет. То есть закон же есть, там все это прописано, он же юрист, он же это все видит.
Я сейчас не очень понимаю, о чем вы, простите.
О своем, собственно, заключении, о лишении свободы. По закону полагается лишение свободы.
Ну, ему об этом сообщили вот перед отъездом.
Он юрист, он знает этот закон. Если он рассчитывал, что закон к нему по каким-то причинам не применят, ну зря, наверное…
Стойте, я хочу просто разобраться в вашей позиции. Значит, вы считаете, что Навальный сидит по финансовому преступлению…
Ну, если четко говорить, то…
Сейчас я, если можно, перескажу.
Да, конечно.
Значит, он сидит по финансовому преступлению, и он должен был соображать, что его накроют, как только он вернется, по своему финансовому преступлению. А российская власть рассуждает не так либерально, как вы, чтобы отпускать людей за бабло, а как бы сажает их надолго, и надо было соображать и не возвращаться. Я правильно пересказываю?
Нет, надо было… Он же находился в клинике.
В клинике.
И надо было уведомлять о том, что он в этой клинике, то есть своевременно посылать уведомления, этого не было сделано.
Я сейчас задала вам очень конкретный вопрос, как кандидату в депутаты Государственной Думы, в том числе от людей, как мы уже друг другу сказали, похожих на меня.
Навальный — политический заключенный или нет?
Конечно, нет.
Почему?
Потому что в данном случае это либо глупость, либо умысел.
Скажите, пожалуйста, как вам кажется, Навального пытались отравить?
По моему личному мнению, потому что я человек, который следит по новостям…
Да, по вашему личному.
Это инсценировка.
Чья?
Вот здесь вот, если бы знать четко, чья, сказать, вот это инсценировка вот его, было бы прямо круто, поэтому…
Ну как вам кажется, кто инсценировал? Кто это мог инсценировать? Он сам? Упал на пол…
Да нет. Человек же действительно был без сознания, очень сложно прямо симулировать бессознательное состояние.
Это было инсценировкой или это было чем? То есть его кто-то попытался отравить и инсценировал, что это сделала российская власть? Или это Навальный притворялся отравленным, или его команда притворялась людьми, которые наблюдают за отравлением и все играли в это время на дудках? Что вы понимаете под инсценировкой?
Когда говорят, что человек отравлен «Новичком», то это прямо наплевать в душу всей Российской Федерации. «Новичок» — боевое отравляющее вещество, которое человека убивает мгновенно, им нельзя там легонечко притравить, а потом такой — хоба-на, я воскрес, у меня все хорошо.
Вы изучали немножко историю отравленных людей разными веществами? Есть разные…
Хорошо. И в России нет «Новичка», его не производят, мы же все это знаем.
Вы пришли из «Телекома», из бизнеса.
Да.
Судя по вашему предыдущему ответу, у меня нет сомнений, что у вас большие амбиции чиновника. Это так?
Нет. Чиновник и выбранный депутат это прямо кардинально разные вещи. Это за людей…
Вы можете сейчас баллотироваться в депутаты, а потом мечтать стать, не знаю, министром социального развития, хотя зачем вам это…
Не совсем так. Я человек изначально, поскольку я доброволец, шесть лет за свои средства помогающий людям, у меня изначально высокий уровень эмпатии, поэтому представлять интересы людей и им помогать я готов.
А так и не скажешь. Вот вы готовы поверить в инсценировку. Человек с высоким уровнем эмпатии… Простите, у вас наверняка внутри работы он другой, это разные политические события, я понимаю.
Конечно. Когда я с человеком разговариваю, когда я во всех жизненных ситуациях, понятно, что у людей есть прямо беды и проблемы, с которыми им надо помогать.
Нет, я просто как-то удивилась, что вам, как человеку, который спасает людей, легче поверить, что другой человек инсценировал свою смерть. В смысле, покушение на себя. Простите ради бога, в смысле, пусть меня простит Алексей Навальный.
Представим себе, что у вас кто-то пропал, а вы бы считали изначально, что этот человек инсценировал собственное…
Это очень часто бывает. Не то что каждый день, но это бывает, это нередко.
Кстати, к слову об инсценировке. Что произошло с Мураховским? Мне до сих пор интересно. С доктором Мураховским, который пропал, а потом просто как вообще, явился нам в охотничьем костюме…
Это прямо классика. Это прямо то, о чем мы говорим каждый раз, что так делать нельзя. Вот мы говорим…
Что притворился?
У нас есть правила. У нас есть шесть правил, которые надо соблюдать, когда ты идешь в лес. Вот пять из них Мураховский нарушил, он прямо все от начала и до конца сделал не так, как мы обычно рекомендуем людям, и естественно, что он потерялся. Слава богу, что у него там хватило и физических сил, и всего остального…
Найтись.
Выйти.
А как он потерялся? Я просто не в курсе.
Он ехал на квадроцикле. Там болота, там огромные болота. Квадроцикл сел на брюхо, там бревна такие, и соответственно, ехать не смог. И ему надо было в этот момент, естественно, оставаться на месте, потому что он вовремя не вернулся на базу, его будут искать, по дороге пройдут, вот квадроцикл, вот Мураховский. Всё, вечером он сидит, пьет чай или что-то другое, все хорошо.
Вместо этого он бросает квадроцикл и идет в ту сторону, как ему кажется правильным. Естественно, с вероятностью 92,6%, просто по статистике, это другая сторона. И он идет ровно через все болота 32 километра, вот так вот по прямой, преодолевая там все эти болотные проблемы, и выходит к людям на другом конце.
Да, я помню, он вышел в итоге, все как-то…
Я вернусь вот к тому вопросу про Нюту Федермессер. Вас часто с ней сравнивают, и вот почему, потому что Нюта Федермессер была тем самым кандидатом как бы, я не знаю, как это назвать, для либеральной Москвы, но поддержанный мэрией и администрацией президента.
Надо сказать, Нюта как-то вообще не скрывала своих контактов с Народным фронтом, кстати, вы тоже, вы с Общероссийским народным фронтом вместе делаете…
Да, у нас есть общие проекты, конечно, да, это правда.
Но в любом случае вас сравнивают, потому что вы как бы должны производить на аудиторию впечатление как бы своего человека, то есть вы занимаетесь добрыми, а не злыми делами.
Это правда, да.
То есть вы как бы не воруете, а вот людям помогаете.
Да.
А вы помните, чем закончилась история Нюты Федермессер политическая?
Да, она снялась с выборов. Для меня это была личная такая небольшая трагедия, потому что я действительно переживал за нее. Но она снялась, это ее решение.
Это удивительная была история, для меня поразительная по-человечески. И как бы Нюта с тех пор не участвует в политике, хотя я думаю, что много было интересантов этого участия, она тоже человек перспективный для политической жизни.
Но мне кажется, вот со стороны, мне показалось, что она, может, и хотела стать человеком, принимающим решения, чиновником, не знаю, депутатом, человеком близким к администрации, который может влиять там на медицину в стране, но ей показалось в процессе этой кампании, что бы она ни говорила и как бы она ни ругала своих оппонентов, которые якобы ее унижают и обижают, что издержки со стороны этой коллаборации с властью стали для нее чрезмерными. То есть она просто дальше так не сможет, ей так сложно будет жить. И она снялась, и смогла это сделать.
У вас есть порог, за который вы не пойдете, где ваша коллаборация с властью будет уже невозможна?
Возможно. Ну то есть, если мне будут предлагать какие-то вещи кардинально противонравственные, или там, как вчера у меня спрашивали, если вам предложат подписать какую-нибудь гадость вот прямо такую…
А что такое гадость по-вашему?
Ну, не знаю, какую-нибудь антинародную, закон там, всех чипировать, ну условно, и в обмен на то, что пройдут ваши законы. Конечно же, нет. То есть то, что я хочу принять, я же не торгуюсь.
А вот к слову о законах, я прочитала в интервью, я не знаю, что вы называете гадостью, но вот вы, например, сказали в интервью, что закон об иноагентах это не вещь, которая вам не кажется разумной, то есть это не значит, что такого закона не должно быть. Это закон об иноагентах, по-вашему, не гадость, я верно поняла?
Закон об иноагентах это то, что есть во многих странах, и то, к чему мы просто пришли ровно так же
Я в курсе. Но по-вашему, как вам кажется, насколько хорошо, правильно, нравственно, по-вашему, например, помечать иноагентами конкретных людей? Например, журналистов-публицистов, руководителей рубрики в каком-нибудь независимом издании? Которые даже не репортеры, например, или не высказывают свое личное мнение, не говорят, кто плохой политик, а кто хороший, но работают в независимом издании.
Можно ли, нравственно ли их помечать на государственном уровне значком иноагента?
А источник их денег, это иностранные деньги? Если так — то да. Если это деньги там внутри страны…
Вам кажется, что пометка нужна только для того, чтобы определять, у кого есть иностранные деньги или нет, а не для чего больше не нужна?
Очень часто мы же знаем, кто платит, тот и заказывает музыку. И люди разные, они вообще разные, и некоторые готовы за деньги делать вот эти самые гадости. И в этом случае, конечно, это должно быть помечено.
Я хочу на этом закончить свою программу. Это был Олег Леонов и его ответ на вопрос про «кто платит, тот и заказывает музыку».
Спасибо, это была программа «Нюансы» на телеканале Дождь. До скорой встречи.
По решению Минюста России, «Медуза» включена в реестр СМИ, выполняющих функцию иноагента