«Я всегда была неформалкой»: Анастасия Брюханова — о своем политическом образе, помощи молодого человека с расследованием вбросов и ссоре с Мариной Литвинович

А теперь я хочу представить свою сегодняшнюю гостью. Это Анастасия Брюханова, экс-кандидат в депутаты Государственной Думы, политик. 

Добрый день.

Я правильно вас представила?

Да, все верно.

Я хочу сказать, что я под большим впечатлением от ваших роликов. Я не знаю, может ли такое говорить журналист, но я скажу. И на самом деле не только я, и это повод пригласить вас в студию. Многим очень импонирует ваша манера держаться в кадре, это выглядит так свежо, современно, вы как-то не так разговариваете, как другие. Манера говорить с аудиторией. Как-то все это снято так бодро. А кто этим занимается в вашей команде?

Про видеопродакшен вопрос или про расследования?

Про видео, про то, как вы себя ведете в кадре. У вас есть тренеры, коучи?

А, такого нет. Единственное ― я во время кампании чуть-чуть брала уроки вокала, потому что просто срывался голос.

Супер.

Да.

То есть это полезно для голоса.

Да, просто чтобы как-то не срывался. А так нет, я как-то просто общаюсь, как обычно, в обычной жизни. Кстати, первый совет мне Мария Макеева здесь дала, на Дожде как раз, когда я участвовала в проекте «Президент-2042». Я жутко нервничала, и она мне дала совет просто говорить, как говоришь обычно.

Понятно. А кто занимается видеопродакшеном в вашей команде?

У нас большая команда, есть и операторы, и те, кто помогает со звуком, и есть одна из комнат у нас в офисе в «Горпроектах», которую мы оборудовали под типа студию, где снимаем эти ролики. 

Насколько серьезно вы относитесь к тому, как вы выглядите в политике?

Вообще серьезно. Мы с женой Максима Каца, с Екатериной Патюлиной, которая еще и предпринимательница, сильно заранее перед кампанией стали думать, как я буду выглядеть, какой образ хочу нести, потому что я сама по себе такой была всегда неформалкой, любила разноцветные волосы, любила… Какой-то пирсинг у меня когда-то был. И не хотелось терять какую-то индивидуальность, хотелось показывать, что да, я отличаюсь, возможно, от какого-то классического представления о политике, но при этом все равно я готова быть серьезной, готова представлять людей. И мы постарались в том числе и через какие-то яркие костюмы, яркие образы этот мой характер показать, и мне кажется, что получилось хорошо, люди…

Откликнулись живо.

Да.

А у вас была какая-то ролевая модель? То есть вы выбирали какую-нибудь женщину, не знаю, в западной, в российской политике, которая как-то грамотно, с вашей точки зрения и с точки зрения вашей команды, выглядит, и вы хотели нести такой же месседж?

Нет, такого не было.

То есть вы просто придумали под вас образ.

Я старалась, я пыталась посмотреть, но так и не нашла какой-то симпатичный образ, который бы мне подходил. 

Вы, по сути, стали лицом этой кампании по борьбе с фальсификациями на выборах. На разных выборах есть разные лица, но в этой кампании, очевидно, ваше лицо центральное. Вы идете в суд с претензиями по поводу фальсификаций, вы говорите о том, что электронное голосование у вас украло голоса в пользу Хованской. Давайте напомним зрителям, какие у вас основные судебные претензии.

Когда мы составляли иск вместе с юристами, с IT-специалистами, с учеными, с математиками, мы поделили его на две части. Первая ― это непосредственные какие-то манипуляции в итогах голосования, то есть непосредственно вбросы и то, что изменило расклад, да. А вторая часть ― это и процессуальные, и иные нарушения закона, которые тоже важны, они тоже по закону должны вести к тому, что должны быть отменены результаты, но, наверно, это не так захватывающе.

Когда мы только начали пытаться разобраться, как же электронное голосование перевернуло все результаты в Москве, мы как раз и с математиками, и с IT-специалистами, взяв открытые данные и проанализировав все округа, увидели какие-то фееричные просто данные, фееричные построили графики, увидев, что по всей Москве внезапно у нас часть избирателей каким-то странным магическим образом синхронизировалась и голосовала за абсолютно разных по бэкграунду, по партийной принадлежности, по возрасту кандидатов. Единственное, что их объединяет, ― они входили в список Собянина. 

Их избиратели стали вести себя странно, единственные такие в Москве, голосовать синхронно в воскресенье с перерывом на обед или же переставать голосовать в воскресенье в какой-то определенный период времени. Всю неделю анализируя эти данные, мы обнаружили целый ряд механизмов, через которые какие-то люди, махинаторы, фальсификаторы просто, во-первых, вбрасывали голоса. Мы нашли прямо непосредственные блоки в этом блокчейне.

Мне очень понравились два момента в вашем ролике. Это доступно было, знаете, для людей, которым нужно мало запомнить. Значит, первое, что у людей, которые вбрасывали, был перерыв на обед, это запомнил каждый, видимо. То есть с 12:30 до 13:00 никто ничего не вбрасывал везде, по всей стране более-менее. А второе ― это то, что они, люди, которые, по вашим словам, вбрасывали, давайте я буду на вас ссылаться.

Да.

Которые вбрасывали голоса в пользу Хованской, и не только в ее пользу, в пользу провластных кандидатов, что они случайно себя обманули, то есть они рассчитывали на явку 80%, она была выше у электронного голосования, а они, собственно, выделили себя блоком голосовавших явкой в 80%. Верно я поняла ваш сюжет, да?

Да. Когда мы увидели этот список избирателей и увидели блоки, что да, очень странные какие-то есть избиратели, которые почему-то проголосовали сильно в меньшем количестве, чем остальные.

Я правильно понимаю, что это была ваша точка входа? То есть вы так их определили. Или нет?

Да. Мы просто построили график, посмотрели явку по всем зарегистрировавшимся избирателям и увидели. Это ничем, кроме как тем, что это какие-то несуществующие люди или люди, которые на самом деле не регистрировались, а их как-то без их ведома зарегистрировали и за них проголосовали, ничем другим это объясняться не может. У нас просто нет никакого логического объяснения.

У вас там на самом деле в последнем ролике, в котором вы собрали все претензии, там много пунктов, расскажите кратко, чтобы люди понимали, о чем идет речь.

Первое ― это вбросы. Их было два вида, были быстрые и были медленные. Была странность, и она есть, остается, не может быть никак объяснена, с механизмом переголосования. Мы видим странные цифры, что почему-то от провластных кандидатов уходило меньше голосов в процентном отношении, чем от оппозиционеров. То есть у нас в ходе типа выборов еще и разочаровались в оппозиции люди и поменяли массово все голоса в пользу провластного кандидата.

То есть речь идет о том, да, если вы вдруг не смотрели ролик Анастасии, что предполагается, что если человек поменял мнение, то он поменял его потому, что на него сначала надавили и заставили его голосовать за административного кандидата, а потом он передумал и дома решил голосовать по совести, по чести. С электронным голосованием выявилась обратная тенденция.

Да. Потом были, как я говорила, процессуальные нарушения и прямые нарушения закона, например, недопуск наблюдателей и вообще полная непубличность этого всего процесса и подсчета голосов, и мы до сих пор не понимаем, как многие голоса зачлись, по какой логике, те же самые переголосования, что бы ни рассказывал Алексей Венедиктов, до сих пор ни один человек, кроме работников мэрии и Департамента информационных технологий, не знает, какие голоса как зачлись.

Я в этом месте, когда вы вспомнили Алексея Венедиктова, спрошу у вас. После того, что случилось, когда электронное голосование стало притчей во языцех и все поняли, что если фальсификации были, то они были на этих выборах в этом месте, я говорила об этом в прошлой программе, всех собак спустили именно на Венедиктова. Он стал лицом этого проекта, уже никто не помнит, что там власть что-то делала. А у вас в штабе тоже считают, что во всем виноват Венедиктов?

Нет, конечно, он не во всем виноват. Совершенно понятно, что не он вбрасывал, скорее всего, он даже и не подозревал, что через эту систему действительно можно как-то фальсифицировать, потому что он так сейчас уверенно защищает эту систему. Мне кажется, он делает это искренне.

Другое дело, что это человек, публичное лицо, который сам на себя взял роль публичного адвоката какой-то системы. Если ты начинаешь о ней говорить, то, конечно, с тобой могут эту дискуссию продолжать. Но, конечно, ее надо вести нормально, без оскорблений и понимать, что не Алексей Алексеевич, не он, собственно, переворачивал результаты выборов.

Его обвиняют в том, что он был молчаливым свидетелем этого проекта, хотя его защитники говорят о том, что он действительно был, может быть, и свидетелем, но совершенно неосознанно.

Венедиктов и люди из «Голоса», мне сложно сказать, как устроена эта адвокатская кампания, они теперь вам отвечают, говорят о том… Собственно, «Голос», который привлекли к аудиту электронного голосования, пытается даже вам парировать. Они говорят, я читала цитату в «Важных историях» из «Голоса», говорят, что пики голосования могут быть связаны не с вбросом, а с административной мобилизацией, то есть когда всем, условно говоря, провластным голосующим, на которых можно давить, просто сообщили, прислали смс-уведомления, пуши и прочее, прочее. То есть это не прямое давление, не то, о котором говорите вы. Не прямой вброс. Что вы можете сказать на это?

Это невозможно. Те графики, которые мы построили и видим, так невозможно объяснить. Конечно, мы даже на некоторых графиках видели у некоторых кандидатов какие-то волны, видимо, это как раз мобилизация. Но у нас пятнадцатимиллионный город, у нас пятнадцать разных округов. В каждом округе свои политтехнологи, свои команды, там разные префектуры, управы. Это огромное количество людей, и невозможно себе представить, что всех их можно как-то вот так синхронизировать, да еще так, чтобы никакой другой москвич об этом не узнал.

Мы видим из тех данных, что у меня есть, что все фальсификации шли из какого-то одного места. Ты не можешь отправить всю Москву и вот эти все тысячи людей обедать в одно время. Кто-то обязательно, не знаю, задержится и продолжит работать, а кто-то не вернется так вовремя. Видно, что просто какими-то программными способами эти голоса вбрасывали.

Объяснить это, например, как, я видела, Григорий Мельконьянц объяснял, во всяком случае, он одну из версий выдвигал, что, возможно, эти пики можно объяснить смсками, например, от самого портала mos.ru. Но тогда эти смски приходят и моим избирателям тоже, и избирателям Литвинович, и коммуниста. У всех пропорционально увеличивается количество голосов. А мы видим в пропорциях, что почему-то либо смски отправляют только избирателям Галины Хованской, а не может портал знать, кто за кого голосует, это ничем, кроме опять же прямых вбросов или переголосований в пользу этого кандидата, объясняться не может, иначе бы просто и за меня стали бы больше голосовать.

Я буду прыгать от политических, таких общеполитических вопросов к вашим личным вопросам вашей политической карьеры. Вы довольно серьезно, коль мы заговорили о технологиях, подошли к собственной кампании с точки зрения технологий и даже долго не появлялись на канале Варламова, я прочитала у своих коллег, чтобы до нужного момента не повышать собственную узнаваемость. Это второе, что произвело на меня впечатление, то есть вы прямо знали, что надо долго сидеть в засаде, а потом как бы выйти из нее, правильно я поняла, чтобы вас не сняли с выборов как слишком узнаваемую?

Да.

Супер! Во-первых, вы сами это придумали или ваша команда, Максим Кац?

Мы как-то опытом просто, не знаю, вспомнив кампанию Дарьи Бесединой и тот опыт в 2019 году Мосгордумы, когда меня, более-менее в Москве известного для мэрии человека, сняли с выборов, а Дарью Беседину оставили, поняли, что да, действительно, видимо, в наших нынешних условиях, в нашем таком режиме люди с большой узнаваемостью не могут участвовать в выборах, их не допускают. На этих выборах их даже к старту кампании не допустили, выдавив из страны или по новому этому закону, для соратников Навального написанному. 

Поняли, что действительно надо, если хочешь пытаться участвовать в этих выборах командой, стоит выдвигать человека, про которого пока еще неизвестно, чтобы как-то… Хотя это, наверно, тоже не универсальный какой-то механизм, могут начать и с этим тоже бороться.

Собственно, этот вопрос я вам задала с целью узнать, какие еще были лайфхаки.

Да, пожалуй, не было. Были лайфхаки, наверно, просто получения опыта на прошлых кампаниях. Наша команда не первый год участвует в выборах, я сама с 2016 года, и муниципальным депутатом сама избиралась, и на всех кампаниях каждый год старалась либо сама агитировать, либо работать в штабе. И мы за эти годы очень многому научились. Это позволило моей кампанией, наверно, провести одну из самых лучших наших кампаний, которую мы проводили. 

У вас в вашей кампании было много любопытного. Например, на вас поставило «Умное голосование», считая, что ваша кампания была эффективнее. Я, кстати, слышала от просто избирателей в вашем округе, москвичей, что вы были очень активны в своем округе и ваша кампания была заметна. Притом на вас поставило «Умное голосование», нам всем хорошо известно, что у команды Навального и у вашего куратора, не знаю…

Начальника штаба.

Начальника штаба Максима Каца очень натянутые отношения. Можно ли считать такую поддержку началом нового умного благотворного сотрудничества или это просто случайность, так, одноразовая акция?

Она не одноразовая, Дарью Беседину тоже «Умное голосование» два года назад поддерживало. Это такой проект, в котором соратники Навального поддерживают не только приятных им людей, а и совершеннейших своих политических оппонентов, возможно. В нашем случае, конечно, мы не оппоненты друг другу, но не может повлиять в таком важном проекте, по сути, самом сильном проекте, который влияет на политическую обстановку в России, чтобы как-то личное отношение повлияло на выборах.

Скажите, для вас стали сюрпризом такие разночтения и такое неприятие, что ли, публичное со стороны Марины Литвинович? В том смысле, что последний месяц кампании она более-менее посвятила тому, что вы не должны занимать то место, которое должны. Людям не было понятно, что происходит, с виду довольно независимые политологи, воспринимающиеся как независимые, вас называли человеком, которого поддерживает мэрия, говорили, я помню, после выхода текста в «Коммерсанте» с вашими большими рейтингами политолог Кынев, например, написал пост в фейсбуке, на который все обратили внимание, что это вброс в интересах Кремля. А разобраться было довольно сложно.

Как вы к этому относитесь и, как вам кажется, почему люди так относились к вам?

Конечно, не очень удивило, потому что политическая конкуренция такая. Если ты занимаешь первое место в рейтинге в данном округе, конечно, все остальные становятся твоими оппонентами. В данном случае Марина решила со мной конкурировать.

Конечно, это неприятно все было. Мне бы не хотелось, чтобы в нашем политическом поле вот такие выступления, высказывания такие делал тот же Александр Кынев, то есть не рациональные, не основанные на каких-то фактах, действительно не политологические, а просто какое-то такое свое мнение под видом политического анализа человек вот так продвигал, еще и попутно оскорбляя, например, моих сторонников. Но, наверно, это откуда-то из нулевых, из девяностых тянется, вот такая политическая культура. Мне нравится, что она начинает меняться, что аудитория не соглашается, когда так себя ведут те или иные политические акторы.

Я вам скажу как наблюдательница, я бы сказала, я дома сидела и наблюдала за тем, что происходит. С одной стороны, была вот такая странная история, было ощущение действительно, что у вас рейтинг выше, что «Умное голосование» на вас поставило не случайно, а абсолютно рационально, уж если даже внутренние разногласия этому не помешали, то, значит, все так и есть. 

С другой стороны, я не от одного человека слышала, более того, от людей, которые к вам относятся с симпатией, люди, которые интересуются тем, что происходит в мэрии, вас часто, возможно, из-за того, что вы выходец (выходка?) из «Городских проектов», которые, в общем, были в каких-то отношениях с мэрией в разное время, связывали с интересами определенной части мэрии.

Более того, я несколько раз от людей, которые вызывают у меня некоторое политическое доверие, да, что они следят за процессами, слышала, что часть мэрии просто заинтересована в том, чтобы вы усиливались, в том, чтобы вы как бы немножко мешали кампании Хованской, что вы в целом им выгодны были бы как кандидатка, просто ситуация такая. Называли даже конкретное имя, вы, наверно, тоже слышали, Максима Ликсутова, как будто бы он вот такой ваш сторонник влиятельный.

Странный анализ, это я как раз в предыдущей передаче у вас услышала и сильно удивилась. С мэрией у «Городских проектов» были только одни отношения, они продолжаются. Мы независимая организация, мы урбанистический фонд, и мы, если мэрия что-то делает не так, жестко ей оппонируем, например, когда уничтожался троллейбус, мы вели огромную кампанию против мэрии за его сохранение. Если мэрия что-то делает нормально, мы скажем: «Да, это решение нормальное».

Вы же знаете, что в сознании людей, вы знаете, уже никто не помнит, что происходило, но если говорят: «Максим Кац» или «Варламов», да, как-то у людей… Знаете, такое просто «курица ― птица», подспудно как-то вспоминаешь, что что-то было с мэрией.

Да, ложечки нашлись, а осадочек остался.

Но это же таблица рисков, с которой вам нужно иметь дело. Не только я слышала об этом, во-первых, об этом говорила Марина Литвинович, во-вторых, Александр Кынев, в-третьих, источники, которые есть у разных журналистов, которые говорят, что есть такая история. Я рассказывала эту версию не от собственного имени, а пересказывая, что я услышала.

Я не думаю, что действительно мэрии я выгодна была, иначе бы никто не вбрасывал бы против меня и не вбрасывал бы за Галину Хованскую.

Да, это немножко странная версия в том смысле, что она позволяет считать, что, не знаю, у Ликсутова или у кого-то есть какая-то своя игра против Собянина, что министр московского правительства может подставить своего босса. В этой версии звучало так, что такая межвидовая конкуренция внутри мэрии такова, что можно аккуратно подставить, активизировавшейся оппоненткой создать проблему в Москве кураторам внутренней политики, например, вице-премьеру Немерюку, да, людям, которые курировали выборы, создать им на месте проблему.

Если честно, то очень все похоже на конспирологию.

Очень.

Тогда у нас нет, наверно, какой-то действительно настоящей политики, а очень хочется какими-то большими смыслами объяснить что-то довольно простое. Простое, действительно, что получилось у молодой команды, у молодой девушки собрать большие средства, собрать большую команду и вести яркую кампанию, а у каких-то политиков предыдущего поколения не получилось. И хочется найти сложное объяснение, почему же это так сложилось, а не простое, потому что политики предыдущего поколения пока не умеют вести такие кампании. Мне кажется, откуда-то оттуда это все растет. Тоже, наверно, не самое прекрасное в нашем поле политическом.

Скажите, вы вели кампанию против Хованской, против Галины Хованской, это такой политический старожил, старейшина, на самом деле популярный в некотором смысле социальный политик. Я много раз говорила, но я напоминаю еще раз зрителям, ради нее «Единая Россия», Кремль расчистил, собственно, поляну и не выставил своего кандидата, то есть поставил на нее как на фаворитку собственную, как на фаворитку из «Справедливой России», все остальные выступали против нее.

Вы тоже женщина, и Марина Литвинович она же.

Самый женский округ у нас.

Да-да, самый женский округ. Имелось ли это в виду, когда вы выдвигались там, что вам надо будет отстраиваться именно от Хованской, что вы тоже женщина, что вам надо как-то предлагать какой-то другой взгляд? Гендерный вопрос имелся в виду?

Конечно. Единственное, не по полу, конечно, я себе оппонента выбирала. Но да, у меня прямо была листовка, в которой был разворот «Хороший кандидат и плохой кандидат», и я описывали те качества Галины Хованской как политика, которые мне кажутся плохими, а со своей стороны показывала, какие я в себе считаю хорошими. 

Также у меня была, по-моему, довольно большая статья, это и в газете было, и более кратко в листовке, где я рассказывала про нее, какой она в действительности депутат, потому что в начале своей карьеры она действительно была порядочным политиком, она защищала интересы москвичей и в Мосгордуме, и даже в Госдуме. Но прошло уже много лет, двадцать с лишним, и последние ее голосования не показывают, что она как-то за своих избирателей горой стоит. Показывают, что она вообще не ходит на заседания, например. Я посчитала важным проинформировать избирателей о ее работе вот такой.

Скажите, как вообще в вашем округе относились к этим факторам? К тому, что вы женщина, и к тому, что вы молоды. 

По-разному. Конечно, встречались люди, очень редко, правда, встречались, которые говорили: «Мужа себе найди и щи вари, а не вот это вот все». Но по большей части хорошо относились. Единственное, была проблема, пока еще мне было 27 лет, и тогда меня спрашивали о возрасте, это забавный момент, 27 почему-то воспринимается чем-то совсем юным, маленьким, а после того, как исполнилось 28 и я стала другую цифру произносить, сразу стало как-то нормально.

То есть уже почти тридцать. В сознании людей уже вы старше. 

Да, как-то психологически избирателю стало проще. 

Я вернусь к занимательной конспирологии, давайте закончим ее, а у вас наверняка есть ответы на эти вопросы. Есть группа людей, не знаю уж, это политики девяностых или просто какие-то люди недоверчивые, которые говорят, что вы, конечно, сами не могли это все проанализировать, кто-то вам должен был как-то помочь, бла-бла-бла. И одной из версий, я ее тоже произносила в прошлой программе, был разговор о том, что якобы Хованская тоже поднадоела уже на думском посту кому-то в важном жилищном комитете, был такой интерес ее немножко подвинуть.

Обращался ли к вам кто-нибудь с попыткой помочь? То есть понятно, что формально все так, да, выбрали человека из команды Собянина, все в порядке, дальше можно, знаете, как-то выйти на связь, черный ящик. Я не знаю, как это происходит у журналистов-расследователей, которым что-то присылают такое жесткое, в какой черный ящик, но, может, и у депутатов, кандидатов тоже такое есть?

Нет, такого не было, может быть, было бы попроще тогда, мы бы столько бессонных ночей не потратили. Все гораздо проще. Наша аудитория, люди, которые жертвовали деньги, мы их в течение кампании собирали в чатике, просто чтобы быть на связи, чтобы они могли задавать какие-то вопросы, мы ― на них отвечать, потому что это действительно сторонники, которые вложились в кампанию. И из этого чата люди, которые присылали средства, только что у них украли их победу, они стали скачивать эти дампы, многие из них айтишники, стали сами анализировать, что произошло с электронным голосованием, и мы просто из них собрали группу. 

То есть это ваши комментаторы, которые предложили помощь.

Да, просто собрали группу. Там нашлись, естественно, и ученые, и математики. Мой молодой человек как раз, Максим Гонгальский, он физик-математик, самые главные эти расследования по графикам, анализ данных ― это он провел. Просто в нашей команде оказалось очень много разных талантливых людей, которые собрались.

Как удачно! Видите, учите математику в школе. 

Вы произнесли в интервью, одном из, такую фразу, что ваша политическая задача, ваша политическая стратегия ― создать людей, которые способны взять власть в руки, когда ситуация изменится. Это такое довольно броское и довольно точное описание, очевидно, вашей стратегии, но все-таки расширьте его.

Сейчас нам важно политизировать людей и стараться вовлекать их в какие-то общественные и политические кампании. На этих выборах мне больше всего понравилось, что я после выборов, когда уже украли победу, получила большое количество комментариев от людей, которые говорили: «Я был разочарован, я не участвовал в политике, не ходил на выборы, а сейчас я проголосовал, отправил 500 рублей, пришел поволонтерствовал и хочу что-то делать дальше». «Что мы будем делать дальше?» ― у меня спрашивают. 

Хочется этих людей объединять в команды, хочется, чтобы они сами пытались открывать себя в политике, возможно, стали районными депутатами, чтобы это происходило не только в Москве, но и по всей России люди, которым небезразлична судьба нашей страны, получали этот политический опыт, потому что из этого будут вырастать потом разные другие организации.

Вы в этом смысле человек, который внутренне не выступает за такой прогноз как бы радикального протестного будущего, да, уличного? 

Наверно. Тут его же очень сложно прогнозировать.

Ну как? К чему у вас душа лежит? Знаете, есть люди такие очень энергичные, им кажется, они смотрят на то, что происходит, им кажется, что только улица может решать, а вот такая мягкая эволюционная история как бы…

Я думаю, будет сочетание этого всего. Конечно, наверно, автократия не заканчивается в результате того, что появляется большой, сильный урбанистический фонд. Да, это должно быть изменение режима, в том числе связанное с тем, что люди больше его не принимают, люди за него не голосуют и совершают какое-то политическое действие, как было год назад в Беларуси. Сначала приходят на выборы, а потом еще и защищают свой выбор на улице.

Просто я свою роль во всем этом большом политическом процессе вижу в том, чтобы попытаться раскрывать людей. Мне это нравится, мне очень нравится видеть ребят, которые приходили простыми агитаторами в начале кампании, и, проводя последнюю встречу, спрашивать у них: «Кто пойдет через год в муниципальные депутаты? Кто хочет сам стать политиком?» ― и видеть, что большинство поднимает руки, что они дальше будут в этом процессе оставаться.

Если абсолютно убрать в сторону конспирологию, я говорю, у меня самой там пустоты, в этой версии, которую я услышала из разных мест, но вы сделали, мне кажется, довольно сильную политическую заявку на этих выборах, как никто, да. У вас ваша позиция сильна, вы заметнее других. Как вам кажется, власть постарается заполучить вас, завербовать, заполучить вас в свои сторонники, в свою команду? Мы видим сейчас, что даже политики такого совсем, казалось бы, прежде оппозиционного толка уже как-то немножко договорились с властью. Вы рассказываете в своем ролике про голосование за Владимира Рыжкова, что оно поддерживалось властью. Как вы видите в этом смысле свое будущее и как вы будете себя вести?

Тут важно про Рыжкова добавить, что пока мы не видели, чтобы сам Рыжков что-то поддерживал во власти. Это, конечно, нехорошо, что он избрался благодаря фальсификациям, но пока его каких-то таких негативных действий, лично его мы не видели.

Я не думаю, что у них получится как-то меня переманить на сторону власти. Мне кажется, к таким, не знаю, отбитым в хорошем смысле, упорным, настойчивым людям даже не подходят. Я просто пять лет как районный депутат, в самом начале попробовали как-то мной поманипулировать и попробовать сменить мою позицию и поняли, что это все не имеет никакого смысла, я не продавливаюсь, и отбросили это.

Другое дело, что могут попробовать как-то надавить силовым способом. Но тогда будем с командой решать, как от этого защищаться. В этом плане мне хорошо, я не одна, есть большая поддержка.

Мне кажется, по тому, что вы говорите, и по тому, как вы себя ведете, и это удивительно, на самом деле нечасто мы это видим, вы как-то себя видите в политике, несмотря на то, что у нас сейчас ситуация, когда люди себя в принципе профессионально уже плохо видят в разных сферах. Сложно себе представить, что будет с журналистикой завтра, про политику просто даже как-то голова начинает болеть.

А вы говорите о российских дизайнерах, которых вы поддерживаете, то есть вы понимаете, что вы одеваетесь в одежду российских дизайнеров, как западный политик, не знаю, американка, которая поддерживает только американок, француженка ― француженок. В общем, мы все следим за развитием событий. Вы как-то себя видите в этой сфере. Что вас заставляет думать, что у вас есть будущее?

Мой настрой… Опять же, наверно, если режим захочет, чтобы меня не было в политике, он как-то этого сможет добиться. Мы видим, как фальсифицируют уголовные дела, как людей сажают или выдавливают из страны. Наверно, против таких каких-то способов у меня нет защиты, потому что ни у кого нет, слишком уже силен режим. Но пока такого нет, я хочу честно заниматься своей деятельностью и просто не думать о какой-то такой перспективе, ее слишком сильно не бояться, трезво оценивать риски. То есть как-то так спокойно, с осторожным оптимизмом думать, что, наверно, завтра-то не придут. Может, послезавтра, но завтра не придут, можно как-то работать и так.

Вы верите в то, что вы оспорите итоги электронного голосования?

Конечно, нет. Я знаю про наши суды все прекрасно, невозможно себе представить, чтобы в этом суде внезапно во всей Москве или даже в одном округе их отменили. Просто после того, как Путин говорит, что за электронным голосованием будущее, путинский же суд не принимает решение против.

Другое дело, что я как политик не могу не подать в суд, я обязана защищать голоса избирателей и обязана избирателям же показать, как именно эти голоса были украдены. И через суд мы можем пробовать получать дополнительные доказательства этих фальсификаций, те же списки избирателей, про которых мы считаем, что это боты, или получать данные, как учитывались эти голоса, по-настоящему учитывались, чтобы люди потом хотя бы были уверены, что их голос воруют или правильно считают. Мне кажется, это важная история, чтобы мы наконец-то поняли, что это за электронное голосование.

У меня в гостях была Анастасия Брюханова, редкий пример трезвого, но оптимистичного политика, который видит себя в политическом будущем России. Пожелаем всем таким политикам удачи! 

* По решению Минюста России движение «Голос» включено в реестр незарегистрированных общественных объединений, выполняющих функции иностранного агента

* По решению Минюста России «Важные истории» включены в список СМИ, выполняющих функции иностранного агента