Бенефис Анастасии Волочковой

В программе МУЗЫ настоящий Женский день. В гостях у Ольги Шакиной и Анны Монгайт известная балерина Анастасия Волочкова.

К чему вынуждает балетная профессия?Почему программы с участием Анастасии Волочковой снимали с эфира? Стал ли выход Анастасия Волочковой их партии «Единая Россия» причиной всех ее последующих проблем? Подробности в программе МУЗЫ.

Монгайт: В связи с начинающейся парламентской предвыборной гонкой мы решили вспомнить, как знаменитый деятель культуры, прославленная балерина Анастасия Волочкова сделала смелый жест – вышла из партии "Единая Россия", после чего неожиданно стала главной в стране жертвой цензуры. Программы с ее участием неоднократно снимались с  эфира. Удивительный президент.

Шакина: Причем в амплуа жертвы, по большому счету, Анастасия существует с 2003 года.

Монгайт: С того момента, когда ее пытались уволить из Большого театра.

Волочкова: Я защитила работу МВА в Высшей школе экономики по созданию сети школ творческого воспитания, и я предлагала этот проект. Но он никому не нужен! А это не проверка ли, как деградировало наше общество? Если вы не хотите спать с теми, с кем вы не хотите, и вас заставляют, и делает это дирекция театра или кто угодно другой, не делайте этого, живите в свою радость.

Монгайт: Надо представить Анастасию Волочкову. Звезда и жертва. В одной из реплик, которую я слышала в этих программах, которые почему-то не были показаны, или в дальнейшем были показаны с какими-то купюрами, вы говорили о том, что для того, чтобы пробиться, в том числе в больших театрах, нужно пройти через постель по указанию директора театра.

Волочкова: Знаете, я наоборот считаю и говорила о том, что этого делать не нужно, если ты действительно хочешь пробиться. И для того, чтобы стать и балериной, и личностью – вообще, необязательно балериной, а просто человеком успешным в любом деле – нужно для этого приложить максимум усилий, нужно иметь ту харизму, которая присуща немногим, и такое качество, на мой взгляд, одно из самых важных – это могущество воли.

Шакина: А вам приходилось такие решения принимать?

Волочкова: Мне – постоянно. Я изначально, наверное, с лет 18, когда я переступила порог Мариинского театра, я должна была принять для себя решение – отказаться или согласиться на те условия, которые мне были предложены. И поскольку я сохранила свою принципиальную позицию – честь и достоинство, желание пройти все своим путем – мне потом в дальнейшем уже было жаль оборачиваться назад или совершать те ошибки, которые я вроде бы как и не совершила, или даже совершила в прошлом. Поэтому я как раз считают себя очень свободным и счастливым человеком, потому что я имею право выбирать и всегда имела право – с кем мне жить, с кем мне спать, с кем мне общаться, с кем нет, с кем дружить и с кем выстраивать свои отношения.

Монгайт: А к чему вынуждает такая первостатейная балетная карьера? Какие еще сложности возникают на этом этапе?

Волочкова: Прежде всего, балетная профессия – это дисциплина, к которой человек не просто привыкает, а дисциплина становится образом жизни с 9 лет, с поступления в балетное училище. Конечно, это ограничения, и не только в еде, еда – это ерунда, к этому можно привыкнуть и сделать свой образ жизни здоровым, конечно, это ограничения во времени - это 4-5 или 6 часов физической нагрузки в день. Для кого-то это испытание, а для меня это образ жизни. Поэтому это разного рода лишения. Это невозможность поехать отдыхать тогда, когда тебе хочется, найти столько дней в году, сколько хотелось бы. Ну а программы с моим участием снимали с эфира по другой причине.

Монгайт: Почему снимали программы? У вас уже наверняка есть какой-то вывод на эту тему. Это же уникальная ситуация. Действительно, такое происходит даже сегодня редко.

Монгайт: Вы знаете, в моей жизни очень много происходит неожиданных, неординарных событий и уникальных историй. Вы же сами ответили на свой вопрос еще в начале вашего эфира. Просто я всегда была убеждена, что я живу в свободной стране, где я имею право выбора как человек, как личность, как женщина. Я имею право выбирать, быть причастной к каким-то политическим убеждениям или нет, но я никогда не могла предположить, что выход из партии может повлечь за собой такое большое количество противодействий. И я очень счастлива, что нашли благоразумные люди, которые все эти противодействия по отношению ко мне смогли как-то остановить или попытаться это сделать.

Монгайт: А кто эти люди?

Волочкова: Я не знаю их имен. Если бы я их увидела, я бы пожала руку.

Шакина: То есть некие люди все же повернули ситуацию…

Волочкова: Я просто вижу, что сейчас ситуация разворачивается уже обратно. К сожалению, так случилось в моей жизни, что когда мне действительно в свое время поддержка определенного характера могла бы помочь . Еще в раннем возрасте, когда я начинала свой путь становления как балерина, когда создавалась моя концертная программа, ведь мы с мамой сделали прорыв в балетном мире и создали концертное шоу, которому нет сегодня аналога – в балетном мире настоящий сольный проект. Но вот, как правило, тех людей, которые бы протянули руку помощи и помогли реально, их рядом не оказывалось. Да и сегодня я свои благотворительные проекты осуществляю на личные средства, на свои деньги. Но когда речь шла о том, чтобы помешать за какой-то мой шаг непокорности, может быть, несогласия с чем-то, за сохранение своей позиции, за какой-то очень честный шаг или поступок, хорошо – за выход из партии или за выход из отношений, почему-то, знаете, когда отомстить, то всегда здесь оказывались рядом мужчины, имеющие деньги, власть  и возможности.

Шакина: Именно мужчины.

Волочкова: Вы знаете, к сожалению. Или это дело политики, или жизни – но вот так получалось.

Монгайт: Скажите, а откуда у вас, если не секрет, такие крупные суммы, чтобы заниматься широко благотворительной деятельностью. Это же требует вложений.

Волочкова: Вы знаете, я все свои деньги зарабатываю своими ногами, своими возможностями творческими. Действительно для меня было большим вложением принести деньги в «Крокус Сити Холл», заплатить за аренду – это достаточно внушаемая сумма, мне немножко ее понизили, зная, что на этот концерт я не продаю билеты, что весь сбор зала предполагаемый идет на пригласительные для детей, молодежи, детей-инвалидов. Я еще денежки повесила свои на улице, чтобы люди узнали, где взять эти пригласительные, что такое событие есть. Но я не хочу ждать, я всегда люблю конкретику. Я люблю делами и поступками совершать очень хорошие вещи, исполнять свою миссию, а она не только в том, чтобы танцевать. Вы знаете, я на этот концерт – ну с ума сошла – пригласила 6 тысяч человек, но если бы вы знали мое состояние на этой сцене, в окружении детей. Я показала свою концертную программу полноценно, но в ней еще приняли участие дети - моя дочь Ариадна и «Домисольки». Когда я стояла в конце и исполняла песню с этими детьми и видела эти 6 тысяч рукоплещущих мне стоя и потом присылающих свои письма благодарности, это никакими деньгами не окупить.

Монгайт: А сейчас вас показывают по федеральным каналам? Вы не чувствуете уже присутствие какой-то цензуры?

Волочкова: Знаете, я чувствую присутствие цензуры, для меня на самом деле не имеет значения – я есть в этом ящике или нет. Я хочу быть не на страницах журналов и газет, а в душах и сердцах людей. А для общения с людьми у меня сегодня есть такие свои трибуны – это мой блог, Live Journal, это Twitter тот же самый. Когда я пишу вроде бы на деревню дедушке или бабушке, пишу людям, которых я не знаю, но я вижу, что у них есть интерес к моей личности. Поэтому вся моя правда в моем блоге. Что касается каналов, ну сняли программу с эфира, показали – ну это посмешище. Я честно говоря, никогда не думала, что люди – мы ведь прекрасно понимаем, на каком уровне принимаются решения снимать программу с эфира или нет - если они занимались все это время не тем, что решали политические задачи нашей страны или какие-то проблемы деторождаемости, социального обеспечения жизни людей в нашей стране, а следили, как там Волочкова поехала на Дальний восток и давали ЦУ, чтобы сделать тур Волочковой на Дальнем востоке незамеченным. Можете себе это представить?

Монгайт: Как они это сделали?

Волочкова: Они это сделали через приморскую администрацию. Можно было бы об этом умолчать и, наверное, многие, кто открывали сейчас вот эти границы, думали: ну вот, теперь Волочкову будут показывать, она теперь будет хорошей. Да не буду я хорошей. Это было, и я не могу об этом молчать. Я ездила на Дальний восток и танцевала от Комсомольска-на-Амуре до Магадана, это был мой тур в феврале, как раз тогда, после снятия этих программ. И когда журналисты мне говорили, что им запретили общаться со мной – то давайте интервью, то нет, извините.

Монгайт: Я вот искренне не понимаю – а чем вы так опасны? Вы что-то такое особенное знаете, может быть? Давайте нам расскажете.

Волочкова: Нет, я просто неудобный человек для политики, потому что я человек правды.

Монгайт: Но вы так долго были удобным, а потом вдруг стали неудобным.

Шакина: Как это получилось, что это был за щелчок?

Волочкова: Я всегда была неудобной. Просто я выдерживала ту самую партийную этику, но в какой-то момент своей жизни сказала – хватит. Я не приемлю в жизни лицемерия, лжи, ИБД – имитацию бурной деятельности, то, что мной было наблюдено. Я не приемлю ситуации, когда люди меня используют, как разменную монету, и потом я от этого претерпеваю неудобства очень большого характера. У меня есть в жизни очень большой ресурс, самое дорогое и ценное, что у меня есть – это мое имя. И когда я понимаю, что люди могут только гадить и больше ничего, а вы знаете, я в помощи не нуждаюсь. Я такой случай, когда – ребята, мне не надо помогать, только вот не мешайте. Но когда моя история политическая аукивается мне тем, что я не могу приехать в Краснодарский край после своего участия в выборах мэра Сочи, потому что на меня губернатор Ткачев так сильно обиделся, что теперь объявил меня персоной нон-грата. Вы думаете, я не переживаю эту историю?

Шакина: Вас что, не пускают в аэропорту, что ли?

Волочкова: Знаете, я туда не приезжаю, даже чисто из принципа. У меня нет желания туда поехать отдохнуть. Я там достаточное время провела, и я 5 лет в этом крае сотрудничала с театром балета Юрия Григоровича на совершенно безвозмездной основе, свой мизерный гонорар передавая партнерам, которые соглашались из любви ко мне приезжать в эту местность, чтобы танцевать. И после этого я не могу приехать к своему зрителю, для которого я танцевала, и который меня полюбил, потому что на меня обиделся Ткачев. Я думаю – люди, это справедливо? Я же не дачу к нему хотела приехать станцевать, хотя когда было надо на корпоративы, звонили на мобильный телефон.

Монгайт: И вы танцевали?

Волочкова: И я танцевала. Но не на даче, конечно, а на форумах кубанских, за границей, за рубежом. Вы знаете, я не жалею. Я танцевала не для них, я танцевала для людей. Но когда ситуация в обратную сторону против меня разворачивается, честно, я не знаю, кто больше потерпел это поражение – я или краснодарский театр-балет. Но это несправедливо. И поскольку эта несправедливость есть, я готова о ней говорить, потому что я человек правды. Я никогда не буду скрывать какой-то лживости, лицемерия. Сегодня я свободный человек. Дело «Единой России», партии – заседать в Госдуме, а мое – танцевать, радовать людей, писать книгу, записывать альбом детских песен, аудиосказок. Я открываю сеть школ своих - школ нет, у меня нет пока возможностей - но сеть танцевально-хореографическая студия Анастасии Волочковой будет открыта на базе известных спортивных клубов.

Монгайт: А это можно сделать без административного ресурса?

Волочкова: Ну я же делаю сейчас без административного ресурса. Когда я приходила с определенным проектом и говорила: «Дорогие друзья, я проучилась в Высшей школе экономики, я получила степень MBA, экономическое образование, и моей дипломной работой была тема «Создание сети творческих школ Анастасии Волочковой в регионах Российской федерации». Я приносила эту тему в Госдуму, лидерам партии, думая, что действительно тот самый административный ресурс мог помочь. Вы знаете, звонок: «Дядя Вася, губернатор, вы хотите это дело иметь у себя в регионе или нет?». Все, это конкретный проект. Я понимаю, что я всегда вела социальную деятельность, потому что жизнь детей нашей страны мне небезразлична. Я могла бы уехать за границу, я жила в Лондоне 1,5 года и знаю, что меня там ждали, меня там хотели и меня там любили. Но своим именем, своей деятельностью и своим тем самым ресурсом я нашим детям полезна во много раз больше.

Шакина:  А могли бы там как такая балетная дисседентура выступать, да?

Волочкова: Я была год назад на гастролях в Чили, и я делала то же, что я делаю здесь, в городах России. Когда наступил кризис, я задавала себе вопрос, я вообще считаю, что каждый из нас может задать вопрос: «Дорогие друзья, а что каждый из нас может сделать для славы нашей России? Не ругать президента, власть». Вот меня как-то сразу в оппозиционеры записали. Я вышла из партии – все, я сразу враг власти. Да ребята, подождите, Владимир Путин – посмотрите на него. Разве он член партии? Конечно, нет. Никаких претензий, правда?

Монгайт: Он вождь. Он может не быть членом партии.

Волочкова: Я свободный человек, я хочу заниматься творчеством и своей творческой политикой. Она в том, что… вот я начала про кризис, я придумала свой путь, я понимала, что залы не заполнятся на 100%, потому что у людей начался задаваться внутри вопрос  не на что купить билет, на какие деньги, а на какие деньги купить поесть и накормить своих детей. Я придумала мастер-классы, это открытые репетиции перед каждым концертом. За три часа запускались в зал дети, все, кто хотел – объявлялось об этом заранее. И они видели подготовку, все, что происходит за кулисами, то, что они не видели бы никогда, если бы я туда их не пригласила. И в Чили это тоже было. К сожалению, было сложнее, на английском языке, там испано-язычное население. Но вы представляете, когда девочка пришла в купальнике в Чили и станцевала мне умирающего лебедя – криво-косо, но у меня текли слезы. И эти люди мне говорили, что эти дети не забудут этого никогда в своей жизни.

Монгайт: Вы знаете, какая интересная история – мы хотели бы поговорить о вас с людьми балета, о вас сегодняшней, как балерине, о вашей современной деятельности, о вашей программе. Но все сотрудники Большого театра нам казали «Нет».

Шакина: Настя, как вы думаете, почему никто из Большого театра комментировать не хочет? Им запретили или что? Что там за история?

Монгайт: Мы были поражены – прям табу.

Волочкова: Я не вправе отвечать за поступки и слова других людей, я всегда отвечаю за свои. Для меня тоже было открытием, что был фестиваль Нуриева, он проходил в Казани, это уже был 24-й фестиваль, я уже более 10-ти лет, считайте, 15 лет существую в балетном бизнесе, скажем так, в балетной истории, и меня тоже ни разу не звали ни на этот фестиваль – я знаю, что многие балерины ведущие, которые танцевали и в Мариинском, и в Большом театре отказывались разделять со мной сцену. Я не знаю, почему. Не только о фестивале Нуриева я говорю, а о многих концертах, которые были, творческие вечера. Я не знаю. Кто-то боится конкуренции, кто-то еще чего-то. Я не хочу отвечать за других людей. Вот задача моей команды и меня лично – собрать такой коллектив, показать такое шоу, в котором будут если звезды оперы, то это будут лучшие артисты, если артисты, современные, акробатического балета, то я уж нашла таких, которым равных нет, и собираю сейчас новую команду. Я расту, иду вперед, поверьте, мне неважно, что обо мне говорят мои коллеги, мне неважно, что говорят обо мне критики балетные. Этих динозавров осталось уже 2-3 человека. Ребята, я ведь работаю не для тех людей, которые разбираются в балете. Моя задача – даже вам сказала девушка из театра Станиславского и Немировича-Данченко, я там репетирую в балетном зале – привлекать массового зрителя, детей, молодежь к искусству. Может быть, мой подарок в качестве благотворительного концерта люди запомнят, и дети придут в свои детские дома и воспитателям скажут, что «Мы видели этот концерт». Мне их мнение дороже, всех тех, которые сидят и разговаривают. Я не представитель литературного жанра, я балерина. И вряд ли ваш канал или какой-то другой покажет мой концерт. Мой концерт снимал Первый канал – они показали его в эфире? Это было очень форматное шоу, но после моего выхода из той структуры, о которой мы говорили, вдруг как-то многое изменилось. В этом концерте принимали участие Дима Билан, Филипп Киркоров, Коля Басков - это мои друзья, они согласились участвовать в моем концерте юбилейном – Юдашкин.

Монгайт: А это не странно для балетного шоу, что вы отказываетесь от профессионального мнения?

Волочкова: Да оно мне неинтересно. Вообще неинтересно мнение этих людей. Коллеги мои – они пришли хоть раз на мой концерт? Да, они знают, что Кремль полон, и люди, ну что, они полны зависти? Ребята, ну соберите вы Кремль, соберите. Вы знаете, раз в год у меня концерт в Кремле, и это большое усилие и воли, и средств, и сил больших выкладка, потому что нужно выдержать еще эту концертную программу. Знаете, когда я приехала в Москву уже со своим сложившимся шоу, эти мои коллеги с Большого театра смеялись надо мной, тыкали пальцем, что вот, Волочкова афишами развесила всю Москву. Да, развесила. Но это было ноу-хау, и за этими афишами был проект. А когда меня уволили из Большого театра, и в пику мне пытались сделать какие-то вещи, то этими плакатами была завешана вся Москва. Но без события, просто: Маша Иванова – и фотография. Даже далеко не ходили за макетом афиши: портрет – и балетная фотография.

Монгайт: То есть это ради вас?

Волочкова: Ну не ради, а в пику. И вы знаете, все, что делалось в пику мне вообще по жизни, это все приводило меня к победе, потому что это давало мне стимул идти вперед, развиваться, быть личностью, мнение которой сегодня интересно людям. Я не говорю – «всем», и не говорю даже «многим». Но когда человек подходит ко мне на краю земли и просит у меня автограф или сфотографироваться, вы знаете, я в этот момент говорю: «Господи, спасибо, что моя жизнь, мое мнение и эта закорючка вообще кому-то нужна». Я люблю своих поклонников, людей, для которых я живу и творю.

Шакина: А приличные-то коллеги были? Вас кто-то поддержал после этого скандала означенного, выхода из структуры? Кто-то вам позвонил, кто-то что-то сказал?

Волочкова: Вы знаете, мне члены "Единой России" писали смс, звонили и говорили: «Знаешь, уважуха просто. Молодец, мы, мужики, так бы не поступили».

Шакина: Это интересно. Члены "Единой России" вас поняли? Они бы и сами с удовольствием вышли, но им как-то неловко?

Монгайт: Это были анонимные смс или подписные?

Волочкова: Мой телефон очень простой. У меня есть, конечно, iPhone-чик, но это для связи с интернетом и прессой. А так деревянная модель, естественно, он весь в стразах, это АВ, инициалы.

Монгайт: Кто бы сомневался.

Волочкова: Камней, как у вороны, чтобы оно все блестело.

Монгайт: Притягивает? Работает?

Волочкова: Да.

Монгайт: Все-таки если вернуться  - на самом деле, это действительно удивительная история. Очень редко разговор о балетных становится достоянием общественности, интересной широкому кругу аудитории.

Шакина: Как вам история с Яниным? Честно говоря, как-то очень его жаль.

Волочкова: Знаете, мне тоже его жаль. Я была одной из тех первых людей, кому прислали эти фотографии. Сначала я не обратила внимания, мне, честно, было не до этого, потому что как раз в эти времена у меня были те самые противодействия, было просто не до него. Но когда я увидела эту фотографию, то я поняла, что мои фото с Мальдив – это шедевры античного искусства.

Шакина: А чего ради вам-то прислали? Зачем они всем рассылают?

Волочкова: «По доброте душевной». Первый человек, кому это должны были прислать, это была я. Конечно, рассылали всем и всюду. Я не буду комментировать ни Геннадия Янина – этот человек танцевал шута в балете «Лебединое озеро», когда я танцевала там партии Одетты -Одилии , приглашенная и Владимиром Васильевым, и Юрием Григоровичем, потом этот же человек в должности балетного руководителя пытался ставить мне те же препоны, которые ставил директор Большого театра Иксанов. Но дело в том, что судьба все расставляет на свои места, как правило.

Монгайт: То есть вы считаете, что он получил по заслугам?

Волочкова: Не то что по заслугам, я не стану комментировать. Вы знаете, у него на этой фотографии очень довольное выражение лица, видно, что он даже позирует. Я не думаю, что это сделано было помимо его воли. Что касается Сергея Филина, очень интересная история, что он мне первым позвонил, когда занял пост балетного руководителя в Большом театре и сказал: «Настенька, а я увидел, что ты здесь». «Как так, Сереженька, а когда мы с тобой танцевали, ты не знал, что я на сцене Большого театра и что я вообще в Большом театре?». У меня там трудовая книжка лежат. Меня, знаете, формальности особо не интересуют, мне не форма, а содержание всегда важно. Да, я с 2003 года там не танцую, но я ведущий мастер сцены Большого театра России. Он мне говорит: «Знаешь, у нас там пенсионные какие-то удостоверения,   у нас новые девочки приходят, им мест не хватает». Я говорю: «И что, первым человеком, который помешал в Большом театре, это Анастасия Волочкова?». То есть не девочки 40-летние, которые машут крыльями у воды, пенсионерки, а Волочкова, которой 35 лет. Говорю: «Подожди, может, у меня еще юбилей будет на сцене Большого театра».

Монгайт: А что вы, должны были освободить гримерку, вакансию?

Волочкова: Да нет, а гримерку подселили девочек – вакансию. Моей должности, ставки не хватает кому-то из девочек. Знаете, неважно, что я с 2003 года не получаю зарплату в Большом театре – ни зарплату, ни гранты, которые нам наш бывший президент Владимир Путин всем артистам распределил. А вот был как раз тот самый Гена Янин, который сидел и на бумажке составлял эти записи, кто сколько получит грантов. Вы можете себе это представить? Еще тогда я думала, блин, настанет же время, когда какая-то справедливость должна восторжествовать.

Монгайт: Неужели это можно назвать, извините, справедливостью, когда такого рода фотографии рассылаются по всему балетному миру? В этой ситуации я поняла, что, видимо, нравы какие-то запредельные просто в этом прекрасном мире Большого театра.

Волочкова: Как я счастлива, что я уже не имею отношения ни к миру театра Большого, ни Мариинского, никакого. У меня свой театр Анастасии Волочковой. Я такая счастливая.

Монгайт: А теперь вы еще и в не в "Единой России". Вас, наверное, так отпустило!

Волочкова: Просто отлегло сразу. Я могу говорить то, что я думаю. Как и раньше, но все же более открыто. Фильм «Черный лебедь» смотрела, у меня было ощущение, что фильм написан прямо по сюжету моей книги, настолько схожие есть моменты. Я вот смотрела этот фильм и думала: «Блин, как хорошо, что я уже не та, что я танцую свой концерт, у меня все свое – свои декорации, балетное покрытие, звук, свет, все люди мои, мне никто в спину гадости не говорит перед выходом на фуэте, мне никто не срезает отделку с моих костюмов балетных».

Монгайт: А срезали?

Волочкова: Это было ужасно.

Шакина: Круто.

Волочкова: Поэтому такое счастье – свобода и независимость. Для меня это качество не такое, когда никто не нужен, а когда ты всегда можешь опираться и рассчитывать только на свои силы.

Шакина: Хотелось бы поговорить о том, что недавно Анастасия участвовала в конкурсе 100 самых сексуальных.

Монгайт: Буквально на днях.

Волочкова: Я там даже не была номинирована. Меня пригласил журнал FHM. Дело в том, что я давала интервью этому журналу, ну и посчитала своим долгом поприсутствовать. Меня не было в этом перечне 100 сексуальных.

Шакина: Но вы вне конкурса нормально прошли.

Волочкова: Я прошла случайно совершенно, приз зрительских симпатий получила и довольная, с цветами уехала домой.

Монгайт: Не зря Анастасия действует через блоги, именно там и зрители, и симпатии.

Шакина: В связи с тем, что ей действительно ставят палки в колеса и там, и там, неплохо может задаться, например, карьера – скоромно, конечно, но тоже приносит какие-то деньги, которые можно на благотворительные цели пустить – карьера фотомодели.

Волочкова: Снять меня нельзя, меня можно только сфотографировать.

Шакина: А он надеялся.

Монгайт: А вы готовы сфотографироваться для обложки FHM?

Волочкова: Зачем мне это надо? Мне пока есть, чем привлекать внимание к своему творчеству и к своим событиям. Вот вам ответ на те опросы, которые мужчины задавали. Они же в своих вопросах уже ответили. У меня не было задачи делать профессиональную фотосессию.  Ренатик сфотографировал меня на фотокамеру, которая была, и люди, кто читал мой блог, он знал, почему я это сделала. Это был вызов папарацци – людям, которые в первые же дни моего отдыха из-за кустов меня фотографировали какими-то мыльницами своими. И я подумала, что если я через 12 дней вернусь в Москву, то это уже будет во всем интернете, причем, не в самом лучшем виде. Ведь как папарацци пытаются схватить? В кривом каком-то состоянии, когда ты морщишься от солнца.

Шакина: Они пытаются схватить так, как она лежат за кустами. У них тоже не очень много вариантов.

Волочкова: Вы знаете, я совершила очень смелый поступок, я сделала эту фотосессию, я повторяю, я поместила ее не на Журнале, не на страницах их сайта, не на сайте "Единая Россия", я в своем блоге.

Шакина: На сайте "Единая Россия"! Классно было бы. Ах, жаль. 

Монгайт: До выборов обидно.

Волочкова: Вызов папарацци. Ребята, что вы не видели? Тело мое – ну посмотрите. Посмотрите, если ваша жизнь от этого изменится, то я буду рада. Это опять свобода. Дальше уже что? Теперь в постель ко мне полезут журналисты? Это уже крайний шаг.

Шакина: Вы сами первая даете залезть, если что.

Волочкова: Там тоже все красиво будет, поверьте.

Шакина: Там превентивные меры.

Монгайт: Интересно. Давайте поговорим про балет.

Шакина: А еще про кино. Раз уж зашла речь об этом.

Волочкова: Про балет мне интереснее, потому что это моя сфера.

Шакина: Мы сейчас это соединим, потому что вот вы упоминали «Черного лебедя» - это отлично, сейчас мы его обсудим, и не только его. На самом деле этот год стал годом балета в кино. Хотя, по большому счету, вышел только «Черный лебедь», но была какая-то совершенно гигантская реакция на него. А еще вот сейчас я была на фестивале «Кинотавр»,  и там была премьера совершенно прелестного фильма «Мой папа Барышников» - о мальчике, который в конце 80-х ходит в балетную школу Большого театра, фантазирует о том, что его папа – Барышников.

Монгайт: А папа – не Барышников?

Шакина: Нет. Он уехал довольно давно вообще.

Монгайт: А у мальчика был папа Барышников вообще?

Шакина: Были ли у Барышникова дети, ты имеешь в виду? Знаешь, нам не поднесли за стол биографическую справку, извини. Фильм действительно совершенно прелестный, это такой российский «Билли Эллиот», если помните такое кино про мальчика, который в шахтерском поселке британском мечтает стать балеруном, а все считают, что он гей.

Монгайт: Танцором балета.

Шакина: Да, танцором балета. Балерун – это ужасное слово. Должна заметить, что главный герой фильма, 13-летний, танцует, конечно, очень плохо.

Монгайт: Откуда ты знаешь?

Шакина: Я посмотрела фильм.

Монгайт: Анастасия, как танцует главный герой?

Волочкова: Я пока увидела несколько прыжков. Могу сказать, что это, скорее всего, даже не учащийся балетной школы снимался. Наверное, просто артист.

Шакина: Поэтому не надо на меня катить бочку. Действительно человек танцует очень плохо, но вот в этом и замысел картины. Это очень плохой танцор, у которого потом не заладилось с карьерой. Тем не менее, хотелось бы Настю спросить: а вот вам правдоподобие танца в фильмах про балет важно?

Волочкова: На самом деле, не очень. Когда я смотрела фильм «Черный лебедь», я была поражена игрой Натали Портман. И мне за этой игрой уже было неважно, какая балерина там танцует, является ее дублершей. Но в то же время я не могла не обратить внимание на эту железобетонную девушку, которая танцевала не так хорошо, как это можно было бы представить.

Монгайт: Сама Натали Портман?

Волочкова: Не она сама, у нее была дублерша, все партии балетные за нее исполняла дублерша. Надо отдать должное Натали – какие-то элементы, даже крупные планы, для того, чтобы их снять, она должна была делать движения, и было видно, где она старается их исполнить. Поэтому меня это настолько восхитило, что этот не совсем высокий уровень профессионализма на сцене балерины уже не отвлекал внимания. Что касается здесь, в фильме «Мой папа - Барышников», мне кажется, вообще то, что привлекает внимание к миру танца и музыки – вот это вызывает восхищение. Неважно, какая там техническая исполняемость этих движений и каких-то ролей – важна суть. Ведь кино – это совсем другая ипостась, где речь идет не о повороте тела или головы, а о повороте взгляда, жеста, эмоции. Вот что должен увидеть и услышать зритель.

Шакина: Интересно, Настя оценивает фильмы не как профессионал, а как кинокритик.

Волочкова: Нет, вовсе. Я наоборот, как зритель. Я не имею представления о том, как нужно снимать кино, как нужно быть актрисой. Я снималась в фильмах, но не считаю, что это были мои удачные работы, и сейчас, мне кажется, получилось бы лучше. Мне просто интересен мир кино, и я воспринимаю его как кинозритель.

Монгайт: А миру кино интересен мир балета. Ему кажется притягательным точно, рафинированно, технично выполнить то, что делают профессионалы.

Шакина: Послушаем, что Анастасия думает о качестве танцев в этих фильмах.

Волочкова: Опять же, не на качество танцев смотрела. Просто изменилась эстетика. Со временем, с годами, эстетика во всем. Я даже посмотрела из «Анны Павловой» фрагмент, даже эстетика костюма – пачки стали меньшего размера, более сексуальными, если так можно сказать. В «Красных башмачках» техника вообще на каком-то отсталом уровне, но дело в том, что это просто другое. Было другое время, были другие балерины. Сегодня если посмотреть, как танцевали мои педагоги, которых уже нет в живых, наверное, тоже можно сказать, что что-то не то. А с другой стороны, это были такие актрисы, такие жизни исполняли на сцене, это были действительно настоящие личности. И сейчас, когда фрагмент был из фильма с Натали Портман, я могу сказать, что вообще, сидя в кинозале, глядя на премьеру этого фильма, я думала о том, что если бы наши балерины сегодняшние были такими яркими, сексуальными, красивыми, статными, аристократичными, как Натали Портман, то у русского балета еще все было бы впереди.

Монгайт: Зря она потом вышла замуж за хореографа и сейчас родила ребенка буквально. Немножко отвлекусь от плана. Вы же наверняка знаете, кто вот в высших властных сферах главный любитель балета?

Волочкова: Я не знаю, мне кажется, сегодня вообще представители власти не интересуются этим видом искусства. С балетом «Лебединое озеро» сегодня, на мой взгляд, ассоциируется путч, какое-то политическое событие, переворот. Именно по этой причине – я видела это раньше, и поэтому мне захотелось сделать прорыв – что-то неожиданное всегда люблю совершать. И вот я создала концертное шоу совершенно неожиданного формата. Я его искала много лет, искала такой формат, который будет интересен именно современному зрителю – тому, кого сложно сегодня привести на балет «Лебединое озеро» или «Спящая красавица». На мой взгляд, сочетание жанров – это путь к тому самому успеху. Я это сделала – сочетала танцевальное искусство, балетное, вокальное, оперное, акробатический балет – все вместе. Еще сама теперь песни пою в своих концертах – две пока, в начале и в конце.

Шакина: Оперным голосом?

Волочкова: Нет, не оперным.

Монгайт: Как вы собирались стать мэром Сочи и одновременно заниматься балетом?

Волочкова: У меня был свой план действий. Я бы, конечно, тогда приостановила свою деятельность на какое-то количество времени, но ничто не помешало бы мне поддерживать свою форму. Юрий Михайлович Лужков был мэром 17 лет, играл в теннис и поддерживал свою форму.

Шакина: А мэр Пахомов  ходит в тренажерный зал. А Анастасия в это время вставала бы к станку, в обеденный перерыв.

Волочкова: Я вообще не вижу сейчас себя в мире политики. Я имею такое счастье со стороны, совершенно независимо высказывать свое мнение, если оно кого-то интересует, о том, что происходит в нашей стране или в мире, во всяком случае, говорить о своем мнении. У меня есть очень хорошее, мне кажется, качество, оно заключается в том, что у меня всегда есть своя позиция. Я никогда не изменяю себе. Измена – это хуже измены на физическом уровне.

Монгайт: Давайте вернемся к балетным мифам. Мы мало знаем о том, как устроен балет, можем только догадываться.

Шакина: Но очень хотим узнать.

Монгайт: Есть какие-то штампы, которые связаны с балетом?

Шакина: Давай начнем с того, что этот вот скандал в британских школах, о том, что там нескольких учеников довели до анорексии?

Монгайт: История такая была, что британская пресса раскрутила историю, что британские балетные школы морят голодом своих учеников, у них фактически анорексия, их изматывают физическими упражнениями, их обвинили в пыточном воспитании. Как вы к этому относитесь?

Шакина: Вы такое встречали?

Волочкова: Я такого не встречала. Я сама училась в балетной школе – самой лучшей в мире, это Вагановская академия в Санкт-Петербурге. Там никого не изнуряли.

Монгайт: Случаев анорексии замечено не было?

Волочкова: Нет. У каждого была своя дисциплина, просто меня отличало от других учеников то, что я пришла  в балетную школу, и у меня вообще не было никаких физических данных. Той растяжки, которой кто-то восхищается, а кто-то смеется над тем, что я все время ее демонстрирую, а буду это делать, потому что те люди, которые смеются, знали бы, каким трудом она мне досталась, они бы этого не делали. Поэтому у меня не было тех данных, которые были необходимы. Но я знала, что с помощью труда ежедневного их можно выработать. Мои родители фактически все свои деньги отдавали на зарплату моих частных преподавателей, с которыми я занималась каждый день. И большего строго учителя, чем я сама, для меня не было. Единственная была травма, потому что педагог по балету мне каждый день говорила, что я никогда не буду балериной. Вот каждый день надо мной это висело, что ты будешь инженером, учителем, врачом, кем угодно, но не балериной.

Монгайт: Хороший стимул.

Волочкова: А я хотела быть балериной. И этот стимул во мне только мама поддерживала. Поэтому я, конечно, очень ей благодарна. И когда я закончила школу с красным дипломом, и была за год до окончания взята в Мариинский театр, это было событием.

Монгайт: Есть такой балетный миф, что в балете невозможно выйти замуж, потому что там все геи.

Волочкова: Ну почему? Поверьте, есть очень хорошие мужчины, красивые, все самые красивые мужчины балета, мои мужчины – самые лучшие. Правда. Я могу сказать, что есть такие. Да, ориентация – это такой момент у творческих людей, иногда она не то что нарушается, а изменяется, и я не осуждаю никого. Это личный путь и личное дело каждого человека, но я предпочитаю общаться, дружить  танцевать с настоящими мужчинами.

Монгайт: Другая важная тема, от которой невозможно уйти. Все-таки грядут выборы, все естественно будут вспоминать вашу историю с "Единой Россией". Сейчас появилась новая партия «Правое дело» - вам не предлагали вступить?

Шакина: Не хотите ли рискнуть?

Волочкова: Я могу сказать, что я пока ни во что больше вступать не хочу, это не нужно. Ведь важна не форма, а содержание. А вы знает, мой билет "Единой России" там и лежит? Я его даже не забирала в 2003 году.

Шакина: Вы его не забирали, поэтому не положили на стол.

Волочкова: Для того, чтобы поддержать какое-то движение или высказать свое мнение, свою позицию по одному или другому вопросу, мне не нужно трясти билетом. Зачем? Это та же формальность, как у меня книжка трудовая лежит в Большом театре, но я там не танцую.

Монгайт: Какие знаковые явления. Книжка – там, билет  - там.

Шакина: Пометила территорию и ушла.

Волочкова: Я умудрилась выйти замуж и прожить счастливо с моим бывшим мужем Игорем и не поставить печать в паспорте, но сыграть свадьбы фактически на весь мир – в одном дворце, в другом.

Монгайт: То есть вы намекаете на то, что вы всюду можете еще вернуться?

Волочкова: Нет, не в этом дело. Просто я говорю о том, что не нужна эта формальность. Зачастую человеческое слово весит и значит гораздо больше, чем документ. А предложения такого рода поступали, не знаю, насколько серьезные. Я привыкла к своего рода провокациям, поэтому серьезно не отношусь к ним, но считаю, что просто мне не нужно сегодня обсуждать политику.

Шакина: Когда мы раздумывали, может ли Настя вступить в «Правое дело», например, мы начали размышлять, а кто бы еще мог пополнить ряды  этой замечательной партии, которую возглавит Михаил Прохоров.  К нам когда приходил президент Медведев на наш канал, его наш главный редактор Михаил Зыгарь спросил: «А что вы будете делать на пенсии?». Он говорит: «Я буду преподавать».

Монгайт: Когда у вас пенсия, Настя? В балете она ведь очень рано начинается – что происходит дальше?

Волочкова: У кого как происходит. Кто-то сидит дома, кто-то может найти свою реализацию в качестве педагога. У меня очень много перспектив. Во-первых, не надо меня сразу хоронить, в мире творчества у меня спокойно есть лет 7 потанцевать со своей концертной программой. Классический балет я сейчас не танцую, и считаю, что это прекрасное прошлое моей жизни, я станцевала все спектакли, которые только существовали.

Монгайт: Почему не танцуете?

Волочкова: Мне как-то перестало быть интересным это. Мне интереснее танцевать свою концертную программу, где я исполняю за один вечер 10 разных хореографических композиций на музыку и песни Эдит Пиаф, Алессандро Сафина, Жоржа Майкла. Это все интересно, современно, про жизнь, про эмоции, про любовь. Конечно, это интереснее. Поэтому эта программа будет жить, и мое шоу постоянно изменяться, это современный продукт. Я могу развить сеть своих творческих школ, о которых я говорила. С 1 сентября это будет хореографическое направление, кино может быть счастливым продолжением моей карьеры. У меня столько всего еще интересного и хорошего.

 Монгайт: Она нас поразит и на пенсии.