Тяжелый люкс. Как ювелирный бизнес выживает в кризисной России

Но так получилось, что меня всегда окружало искусство, то есть мои друзья, люди, с кем я общался, они были либо представителями этого мира, либо же они очень увлекались тем, что там происходит, в мире искусства, как классического, так и современного. Ну и, наверное, можно сказать, я в какой-то момент этим заразился. Плюс к тому, занимаясь, в том числе, и преподавательской деятельностью, мне всегда хотелось создавать что-то новое. И в одном из диалогов, который произошел, наверное, сейчас уже восемь, может быть, девять лет назад, мы затронули такой момент с тем человеком, с которым я общался, что у нас действительно существуют современные художники, у нас есть современная музыка, в которой Россия, российские исполнители, композиторы представлены, но по тем или иным причинам в мире ювелирного искусства достаточно долго ничего не происходило, при том, что недостатка в идеях, в каких-то интересных, может быть, веяниях, которые могли бы родиться в нашей стране, вот недостатка в них нет.

Но так как эта область искусства достаточно трудоемкая и, наверное, ресурсоемкая, и как это ни удивительно, она достаточно сложная в плане технических моментов, все, что существовало в последние годы, за редким, исключением (я не говорю, что мы вот прямо такие одни-единственные), но все это не дотягивало до того, скажем, уровня воплощения, на котором это могло бы быть, до того уровня, на котором существуют идеи у нас в стране, наших художников, наших архитекторов и так далее. Вот, собственно, из разговора на кухне и родилась эта идея, уверенность в том, что это нужно делать.

Я прошу прощения, вы говорите про идеи. Неужели в России существует некоторый класс теоретиков ювелирного искусства, которые рождают идеи без воплощения? Как это происходит?

Вы знаете, существует, так же, как в свое время существовала бумажная архитектура, да, существуют теоретики ювелирного искусства, или же люди, которые занимаются сопредельными областями творчества, но хотели бы проявить себя в ювелирном искусстве, и где-то в их «загашниках» существуют наборы этих идей. Но по тем или иным причинам, о которых мы можем поговорить чуть более подробно, они так и не решились их реализовать.

Плюс к тому, одно дело это реализовать, другое дело это донести до клиента, до покупателя. Поскольку это мир роскоши, а мир роскоши сейчас достаточно серьезно, на нем доминирует конгломераты, и это произошло буквально последние десять-двадцать лет. То есть крупные французские и итальянские компании постепенно объединяются в конгломераты, и их маркетинговые возможности, конечно, несравнимы с тем, которые есть у независимых компаний. И я могу вам с уверенностью сказать, что если вы покупаете ювелирные украшения от любой известной французской или итальянской марки, вы 40-45% цены, которую вы платите, это стоимость их маркетинга, это та цена, которую вы платите за то, что до вас донесли, насколько прекрасны те или иные украшения. Это не умаляет их художественных достоинств, но есть как есть. Поэтому вот, наверное, поэтому существует много теоретиков ювелирного искусства.

Интересно, а географически, вы же наверняка хорошо представляете мировой рынок, в России десять лет назад, вы говорите, ничего практически не было, а сейчас стало появляться. А как устроена вообще география ювелирки в мире?

Смотрите, существуют два аспекта, и во многом я здесь буду ссылаться на те данные, которые у меня есть из макро- и микроэкономических исследований, то, о чем я читаю. С точки зрения потребления основной рынок это, конечно, Штаты. Это, наверное, порядка 35% всех товаров категории «люкс», а мы сейчас говорим про тот сегмент, который называется Hard Luxury, не знаю, можно ли на русский перевести как «твердый люкс»…

А что такое Soft Luxury?

Hard Luxury — это часы, это ювелирные изделия, то есть это то, что изготовлено из металла во многом или камней. А Soft Luxury — это обувь, это премиальные марки одежды, это конечно же сумки. Вот в мире товаров категории «люкс», мы не говорим про услуги, потому что это отдельный сегмент, мы выделяем два больших сегмента. И вот если говорить именно про Hard Luxury, куда относятся ювелирные украшения, то еще раз повторюсь, это Штаты. На втором месте сейчас, наверное, в общем и целом это китайскоговорящий рынок, хотя континентальный Китай и Гонконг — это две совершенно разные истории, по-разному зарегулированные, с разным поведением потребителей и так далее. Но тем не менее, если как макро ее выделять, это они.

Дальше это Европа, которая подразделяется на французский рынок, и французский рынок неоднородный, он, по сути, весь сконцентрирован в Париже, так как это рынок, который ориентирован в первую очередь на туристов, а Париж — это №1 по количеству туристов в мире. За ним, я думаю, следует Лондон, дальше очень близко за ними идет Милан. И дальше уже идут все остальные рынки, среди которых можно выделить японский рынок, который очень самобытный и он очень большой. Возможно, у них было определенное замедление, может быть, он сейчас чуть стал поменьше, но я думаю, что он в пятерке, а может быть, даже в тройке на сегодняшний момент, и сейчас он растет за счет китайских туристов, как это ни удивительно.

А второй момент, который важно отметить, это то, что где-то 32% всех потребителей товаров категории «люкс», в нашем сегменте «твердой роскоши», Hard Luxury, это китайцы, просто они потребляют по всему миру, это могут быть китайские граждане, которые купили в том же Париже, в Штатах, еще где-то. С точки зрения производства, если смотреть на этот аспект, то здесь два ярко выраженных лидера, это Гонконг и производители, которые находятся на территории Китая, но принадлежат Гонконгу, в основном это ОЕМ-производство, то есть производство для брендов, но без маркирования местного. Это Италия, исторически, это высокое ювелирное искусство, тоже очень много того, что производится для других марок, вот, наверное, они вместе контролируют… Ну, и третьи французы. Вот три страны, я думаю, не ошибусь, если скажу, что они контролируют порядка 60-65% всего ювелирного производства в мире.

А ваш рынок, если вообще начать с того, как устроено ваше value chain, какая модель у вас работает, что вы делаете?

Вы знаете, у нас, несмотря на то, что мы делаем современные украшения, у нас очень традиционный value chain, так как мы не концентрируемся на каком-то, мы не вычленяем из этой цепочки какой-то один участок и концентрируемся на нем, как часто делают современные компании: либо построение бренда, или, наоборот, только дизайн, или только производство. Как я уже говорил в начале, мы современная компания, можно сказать, со старинным подходом, мы всю цепочку создания стоимости, включая даже такие сложные, как я говорил, как маркетинг, пока держим в себе.

Во многом это, наверное, вынужденная ситуация, которая связана с тем, что когда ты делаешь сложные украшения, которые, мы не боимся этого сказать, находятся на уровне современного искусства, на нашем локальном рынке не так много компаний, которым мы могли бы делегировать куски этого value chain. Если бы мы видели на сегодняшний момент компании, которые хорошо разбираются в нашем сегменте… Да, конечно, мы отдаем на аутсорсинг порой производство каких-то украшений, которые относятся к линейке Fashion Jewellery, где у нас отработан процесс, где мы понимаем, что мы можем контролировать, где ничего из области какой-то там космической инженерии нет. Да, это мы отдаем. Но в остальном пока мы держим по той или иной причине всю цепочку, приходится контролировать самостоятельно.

Вот в этом сегменте Hard Luxury есть какой-то подсегмент внутри в ювелирке? Я так понимаю, что вы делаете индивидуальные заказы. Вы не делаете крупных серий, как я понимаю, вы не дистрибутируете через большие магазины. Как это все работает?

Я не знаю, насколько ГУМ большой магазин или небольшой, мы представлены в некоторых магазинах на территории страны. Мы представлены эпизодически за пределами России. Мы действительно не производим какими-то огромными сериями, но мы выпускаем, в рамках коллекций мы выпускаем несколько сот украшений в год. В рамках вещей, которые делаются на заказ, мы производим, конечно, существенно, порядково меньшее количество вещей, но они гораздо более значимы с точки зрения и тех усилий, которые туда вкладываются, хотя как посмотреть, но тем не менее в расчете на одну вещь, и их стоимости.

Поэтому по количеству, конечно, 80% нашей работы — это создание нашей коллекции, это наше отражение того, как мы видим этот мир, как мы его воспринимаем, что красивого мы хотим донести. И 20% это заказные вещи, где мы отталкиваемся от идеи клиента, потому что за каждым клиентом, а у нас очень интересные люди, о которых я надеюсь в какой-то момент написать книгу, если их всех вместе собрать, их жизненные истории, у них есть какие-то вещи, которые им близки, которые им интересны, и которые они хотели бы подчеркнуть. У нас есть возможность это услышать, понять и претворить в ювелирное произведение.

Ну, вот вы сами вышли на этот вопрос, кто ваш клиент. Кто покупает ваши коллекции и отдельно, естественно, кто ваши индивидуальные заказчики? Такой портрет можно собрать?

Да, можно. Мы как любая компания, которая, как мы уже говорили, держит ту самую часть работы с клиентом внутри цепочки, стоимость которой мы контролируем, мы, конечно, должны это знать. Наш клиент, самая интересная, наверное, его характеристика, что это человек, принимающий решения сам. То есть у нас очень большая доля клиентов, которые либо занимаются своим собственным бизнесом, либо связаны с творческими профессиями, но так или иначе их индивидуализм очень ярко выражен. У нас не так много клиентов, которые встроены в какую-то, не знаю, корпоративную или какую угодно вертикаль и являются там, выполняют какую-то сугубо ограниченную роль. То есть у нас такие люди, можно сказать, наши клиенты в большинстве своем люди, которые смотрят на мир широко открытыми глазами, то, что мне нравится.

Если говорить мужчины или женщины, здесь поразительная вещь, так как в большинстве случаев, у большинства брендов, большая часть клиентов это женщина. У нас, несмотря на то, что 85%, может быть, 90% того, что мы делаем, это украшения для женщин, у нас больше половины клиентов это мужчина. И как правило, происходит так, что они нас узнают, они приходят к нам, им нравится… Да, и это мужчины, которые разбираются и в искусстве, и в украшениях. В 90% случаев к нам придет мужчина, у женщины которого есть Cartier, вот как некий референс, который показывает некое их понимание, или не знаю, какой-то условный Van Cleef, какие-то бренды из линейки высокого ювелирного искусства, то есть для них это, как правило, не первая покупка.

А потом, уже после этого за ними приходят, как правило, их супруги, их друзья, имеется в виду та прекрасная половина общества, для которой мы в общем и целом создаем наши украшения. Но первый контакт очень часто бывает именно со стороны мужчины, и вот этим мы, наверное, отличаемся. Возрастная категория, трудно сказать. По серьезным, конечно, вещам, и по нашим основным, это 35-40+ и до бесконечности. Если говорить о линейках костюмных украшений, Fashion Jewellery, тут могут быть очень молодые клиенты. Все зависит от… потому что у нас ценовой разброс тех украшений, которые мы создаем, достаточно существенный, поэтому мы работаем со всеми слоями.

Это Москва, это Россия, это шире, как это устроено?

Смотрите, я бы сказал так, бОльшая часть клиентов у нас русскоговорящие клиенты. Из них, наверное, порядка половины — это люди, связанные с Москвой. Не факт, что они живут в Москве, но так или иначе, они там бывают, потому что мы московский бренд, московская компания, так исторически сложилось. У нас здесь, если вы хотите посмотреть, что мы делаем, то физически вы столкнетесь с нашими украшениями на территории Москвы. И наверное, чуть меньше половины, процентов 40-45, может быть, треть, это не жители Москвы, но русскоговорящие, и наверное, пятая часть — это люди, которые никак не связаны с Россией, клиенты, которые представляют другие страны, живут в других странах.

Они откуда узнают?

Мы активно участвуем в выставках, и выставках современного искусства, и в ювелирных выставках. Вот мы сейчас вернулись, буквально два дня назад, с одной из новых, но, пожалуй, одной из наиболее значимых выставок в небольшом мире ювелирного искусства, которая называется GemGeneva, и мы были первой российской компанией, которая… Хотя выставка и новая, но делают ее патриархи нашей отрасли, если можно так выразиться, люди, которые больше сорока лет делали выставку в Базеле, о которой вы наверняка знаете, те, кто создавал Sotheby’s и Christie’s и проводил первые торги 45 лет назад в Женеве.

Так вот сейчас они создали новую выставку, и нам было очень приятно, мы подали на нее заявку, и что ее приняли, поскольку многие компании, которые хорошо известны, могут ждать два или три года. Но организаторы сказали, да, ребята, вы действительно делаете что-то новое, вы делаете то, что люди будут носить завтра и, надеемся, послезавтра, то есть некое свежее интересное веяние, при этом вы делаете это на уровне высокого ювелирного искусства, поэтому добро пожаловать.

Так что, вот как о нас узнают, да, это выставки. У нас достаточно неплохая пресса, не зависимая от языка, скажем так. В нашем небольшом мире, в котором мы варимся, а действительно мир ювелирного искусства, он крошечный даже относительно какого-нибудь мира IT или там даже мира классического традиционного изобразительного искусства. О нас так или иначе пишут, потому что всегда нужен контент. Нужно, знаете, как это, а что же нового, и поэтому редакторы самых разных изданий, и онлайн, и оффлайн, они идут к нам за контентом, который мы им предоставляем.

Ну и плюс, конечно, социальные сети, тот же самый Instagram. Раньше прекрасно работал фейсбук, года, наверное, до 2015, пока не поменялись какие-то алгоритмы выдачи, и сейчас, конечно, он как инструмент не является на самом деле большим подспорьем. Частные мероприятия, которые мы проводим для клиентов или с клиентами, зачастую они проходят за пределами России, где мы имеем возможность показать людям то, чем мы занимаемся. Вот, наверное, в основном это выглядит таким образом.

Интересно, что мы говорим очень часто, в том числе в этой передаче, ― и это делаю не только я, это делают очень много разных независимых экономистов, да и даже зависимые это делают тоже уже сейчас, ― об экономических проблемах в России. Параллельно посреди Москвы развиваются ваши, и на самом деле не только ваши фирмы, которые делают люксовые ювелирные украшения. Вы для себя как-то осмысливали этот спрос во время стагнации? Откуда он приходит, почему?

Не просто осмысливал. Для нас это было предметом выживания ― понять нашего клиента. Это позволило нам не закрыть бизнес в 2015 году. После 2014 года рынок, если говорить в универсальной валюте, например, в долларе, да, я думаю, что рынок люксовый… Существует много аналитики, я много прочитал, но некое такое консенсусное мнение, что это где-то минус 50–60% за один год. Скорее всего, больше. Может быть, две трети рынка мы просто потеряли.

Отвечаю на ваш вопрос: конечно, да, нам пришлось более детально разобраться в том, кто наш клиент. Во многом мы выжили за счет того, что у нас высокая степень лояльности у клиентов, то есть это повторяющиеся покупки от них. Им нравится тот стиль, который мы создаем, им нравится то, что мы делаем. Знаете, это как то, что мне удобно носить одежду какой-то марки. То же самое, наверно, во многом произошло и с нами, несмотря на то, что мы делаем новые вещи, но они находятся в какой-то стилистике, которая нравится клиенту. Это первое.

Второе ― у нас существует параллельно компания, с помощью которой мы работаем с клиентами, которые находятся за пределами России. Это связано с регулированием, которое существует в России. Не так просто из России экспортировать ювелирное искусство для небольшой компании. Для крупной компании, наверно, существуют какие-то другие ходы. Для небольшой компании существует прямой запрет на пересылку почтой, то есть мы не можем просто взять и послать клиенту.

Поэтому мы достаточно хорошо знаем азиатский рынок, я проработал в Гонконге в общей сложности три с половиной года. Скажем так, тот пул клиентов в сегменте, где мы делаем заказные вещи, в чем-то, можно сказать… Знаете, это как инвестиции в современное искусство. Многие из них действительно являются инвестиционными не только с точки зрения красоты произведения, но и, скажем так, красок, с помощью которых они написаны. В случае если понадобится эту вещь продать, ее можно будет разобрать на части, уж если совсем плохой сценарий, worst-case scenario, ты ее разобрал на части и продал, у нее будет остаточная стоимость.

Так вот, во многом то, что у нас была возможность и доступ к этим клиентам, скажем так, нас рынок туда вытолкнул в какой-то момент просто от безысходности, потому что когда у вас пропадает ваша целевая группа, когда люди среднего класса и upper middle class, верхнего среднего класса больше не имеют возможности покупать то, что вы производите, а ваша себестоимость такова, что вы не можете сказать: «Окей, ребята, давайте. Вчера это было 100 рублей, сегодня это будет 30». Наша маржинальность просто не позволяет этого делать.

Во многом этот, можно сказать, суперпремиум-сегмент, или, как он называется правильно в нашем случае, bespoke jewellery, за счет этого мы, можно сказать, спаслись и после этого уже правильно, наверно, распределили следующие годы, правильно расставили акценты уже в 2017, 2018, 2019 году.

Вы наверняка следите за конкурентами. Конкурентов стало меньше с 2014 года?

Понимаете, наши основные конкуренты ― это иностранные компании, крупные иностранные компании, поскольку у человека всегда есть выбор. У него есть в кармане, условно, десять рублей. Он может пойти, купить на них во всем известном магазине с голубой коробочкой или может пойти к нам, купить что-то необычное. Но конкуренция по цене у нас как раз с этими компаниями, то есть с большими брендами, с узнаваемыми брендами.

С точки зрения российских компаний в том сегменте, в котором работаем мы, в высоком ювелирном искусстве, близко к нему и выше, там компаний стало меньше, существенно меньше.

То есть был какой-то пик, я так понимаю, перед 2014 годом, да, потому что, условно говоря, 11–12 лет мало кто был, а потом компании ушли после украинского кризиса.

Я думаю, что пик на самом деле из того, что я помню, что я читал и что я знаю, еще до того, как я пришел в этот рынок, так как стратегия всегда была моей основной профессией, я думаю, что пик был до 2008 года. И вот там действительно были такие компании, которых сейчас мы не найдем на российском рынке, но которые действительно оставили след, которые выдающиеся, такие как «Ювелирный Театр».

Но ситуация в России, экономическая ситуация просто заставила их уйти. Вы можете их найти за пределами страны, но в России вы практически их не найдете, притом что они смогли сохранить костяк команды. Они просто вынуждены были взять и перенести свою компанию за пределы страны.

А куда, интересно, они переносили?

Они перенесли в Гонконг ее. Но их клиенты ― это в основном европейские на сегодняшний день. Просто Гонконг позволяет за счет очень высокоэффективного законодательства и низкой коррупции на бытовом уровне, вплоть до среднего и, наверно, даже высокого, делать или создавать украшения… Не знаю, можно ли сказать «делать ювелирное искусство», но тем не менее. Работать в этой области, не отвлекаясь на какие-то сопутствующие вещи. То есть это очень высокоэффективная территория для того, чтобы заниматься нашим делом.

Смотрите, интересно: вы говорите, что они уехали в Гонконг и поставляют в Европу. Москва намного ближе к Европе, чем Гонконг. В чем проблема, почему они уехали? И как вы остаетесь при этом?

Мы остаемся, наверно, «эта речка, это море ― это все мое, родное». Потому что каких-то объективных, суперобъективных причин с точки зрения бизнеса, если так встать на секунду, да, остановиться, сделать шаг в сторону, посмотреть на это, их не так много, почему мы здесь.

Мы, наверно, здесь, потому что здесь наши друзья, здесь наши семьи, здесь многие из наших клиентов, действительно. Это не так просто ― взять и в какой-то момент… Исторически мы культурно привязаны к Москве, к тому месту, где мы живем. Если вырвать нас с корнем, может быть, так произойдет, что мы перестанем творить в том месте, куда переедем. Такое тоже возможно.

Это часть вопроса. Вторая часть вопроса: почему они уехали-то?

Да. Почему они уехали?

Да. То есть поставлять из Москвы в Европу ближе.

Я думаю, что существует большое количество барьеров, которые не хочется преодолевать каждый день. Например, то, что называется заимствованным словом «сорсинг», то есть это те запчасти, которые нам необходимы для работы.

Смотрите, мы крупнейшая в мире, одна из крупнейших, АЛРОСА ― крупнейшая, а с точки зрения географической одна из крупнейших стран по добыче алмазов. При этом меньше 0,5% алмазов гранятся внутри страны. То есть они все поставляются в Индию, дальше они становятся бриллиантами. Да, 90% всех алмазов гранится в Индии. 95%, наверно, продукции АЛРОСА гранится в Индии.

А дальше вы должны их как-то ввезти в Россию, потому что для нас это исходное сырье. Это один из драгоценных камней, на самом деле так со всеми камнями. Вы должны их каким-то образом добыть в России. Если это касается не очень крупных и не очень значимых камней, которые мы используем, да, пожалуйста, мы можем пойти, купить их здесь у поставщиков, это то, что мы и делаем.

Если же это касается каких-то более серьезных вещей, то разница в себестоимости достигает десятков процентов. Это связано с таможенным регулированием, это связано с целым рядом факторов, таких как отсутствие эффективного страхования на территории России именно в наших товарных группах, да. То есть золото, серебро, другие металлы ― пожалуйста. Но как только доходит дело до драгоценных камней, все становится очень сложно.

С другой стороны, если у нас, к примеру, есть европейские клиенты, а мы произвели это в Москве, я повторюсь, мы не можем взять и отправить им это просто по почте, как во всем мире. Во всем мире мы написали, не знаю, пришла условная «Почта России» или «Почта Гонконга», кто угодно, FedEx, у тебя все забрали, через три дня это у клиента, компания сама все растаможила. В России де-юре это невозможно делать на сегодняшний момент.

Это анахронизм просто?

Это анахронизм, да. Это анахронизм, который сохранился, по-моему, еще с советского времени. То есть изделия, содержащие драгоценные металлы, запрещены к пересылке по почте, а уж тем более за границу. Поэтому все, что внутри России, мы делаем из России. Если что-то за пределами России, мы это делаем с помощью наших партнеров, которые находятся за пределами страны.

А можно вопрос? А вы пытались донести это до кого-то, пообщаться наверху? Это же так просто! И понятно, что это анахронизм, в этом нет никакого смысла, можно любые ценности вывозить в валютной форме, да, необязательно это делать в драгоценных металлах.

Вы знаете, я не могу вам сказать, почему мы не пытались… То есть прямого ответа, почему я лично не пытался этого сделать, прямого ответа на этот вопрос нет. Возможно, это некие фантомные боли, которые у меня сохранились со времен моей деятельности в страховой отрасли, и те препятствия, которые тебе приходится преодолевать, работая на крупнейший бренд, к примеру, и делая абсолютно логичные вещи. Какие круги ада приходилось проходить для того, чтобы изменить одну небольшую вещь!

Так как сейчас я говорю от лица небольшой компании, то надо подумать вообще, в какую дверь постучаться. То есть, в принципе, вы правы, но у нас существуют крупные производители, которые в основном работают для массового, более массового сегмента, чем мы. И для них эта тема тоже очень актуальна, потому что им тоже надо посылать свои украшения ― да даже хотя бы в пределах страны наладить пересылку, а не спецпочтой посылать.

Наверно, после этой программы я задумаюсь о том, чтобы это сделать. На самом деле это надо делать. Я подумаю, до кого это можно донести. Я вам обещаю, что попытку я сделаю.

Есть польза от нашей программы. А что-то еще, кроме возможности пересылки и таможни?

Вы знаете, все остальные ограничения, наверно, связаны именно с проблемами, которые характерны для другого малого и среднего бизнеса в нашей стране. Условно говоря, нам очень тяжело использовать заемный капитал, то есть мы не можем просто так пойти в банк и попросить денег. Это связано с огромным количеством факторов, в том числе с большим количеством мошенничества, которое было в этом сегменте еще в начале двухтысячных годов: неправильная оценка залогов и так далее.

А если мы получаем это финансирование, у нас очень длинный цикл, да. Мы относимся к отраслям, в которых длинный цикл производства, от идеи до воплощения. Иногда это может быть несколько месяцев. Поэтому, конечно, вот это, наверно, еще один фактор. Да, и глядя на то, как это устроено, условно, в том же самом Гонконге, где ты можешь просто под оборотные средства взять, да, у нас такой возможности нет. Поэтому приходится финансировать, искать другие пути.

Но в остальном я не знаю, каких-то таких непреодолимых, наверно, преград я не вижу.

С тем, о чем сейчас очень много все говорят, с произволом налоговых служб, силовиков вы когда-нибудь встречались?

Пока нет, посмотрим, как будет после вашей передачи.

Нет, еще ни разу моя передача не вызывала приход налоговой полиции.

Смотрите, с налоговой у нас нормальные взаимоотношения, мы платим налоги, платим их вовремя, все хорошо. То есть никаких претензий особо нет.

Вообще я удивительного много слышу в целом про проблемы с налоговой и удивительно мало вижу их на конкретных примерах, в том числе у вас их тоже нет. Это же хорошо.

Это неплохо. Я думаю, что многое действительно изменилось к лучшему за последние десять-пятнадцать лет. В чем-то же должно было измениться к лучшему.

С точки зрения малого и среднего бизнеса, если не делать чего-то сверхъестественного, я имею в виду нелегально сверхъестественного, то, в принципе, все достаточно понятно. Да, чуть больше бюрократии по сравнению с другими странами, но это не критично. На тех объемах и на том уровне, на котором работаем мы на сегодняшний момент, для нас это не является препятствием для ведения бизнеса.

Вы видите какие-то перспективы, скажем, десятилетние? Как вы себе представляете, как это будет для вас в течение десяти лет развиваться?

Я думаю, что десять лет ― это неизбежно, если мы не хотим вариться дальше в собственном соку, также как и любая другая компания, которая и занимается чем-то новым, и находится в области искусства, мы должны будем присутствовать на тех рынках, где находятся наши клиенты, о которых мы с вами говорили чуть раньше. И, конечно, в первую очередь это Соединенные Штаты, это азиатский рынок, на котором мы присутствуем, но не так, как хотелось бы. И посмотрим на старушку Европу, что там будет с новым поколением. Сейчас Европа не является драйвером таким мощным в области ювелирного искусства, как это было, поживем ― увидим.

Но Штаты и Азия, где подрастает, на глазах подрастает новое поколение, причем это новое поколение уже самостоятельно распоряжается своими ресурсами, в том числе и денежными, оно большое по количеству, у них есть свой взгляд на жизнь, то есть не навязанный им откуда-то их предками, а то, что они считают действительно красивым или некрасивым. Наверно, географически это два ключевых направления, поэтому, конечно, нам бы хотелось, чтобы это произошло, чтобы у нас хватило на это сил.

А с точки зрения того, что мы готовы сделать, мы оставим после себя большое наследие. Если открыть наши шкафы, я думаю, еще порядка 400 вещей, которые мы должны реализовать в ближайшие годы, у нас есть. И что здорово, к нам приходят все новые и новые художники, с которыми мы делаем различные коллаборации, поскольку я считаю, что что-то новое должно рождаться, это должен быть непрекращающийся процесс. И как вы говорили, существует огромное количество людей, которые пока являются теоретиками ювелирного искусства, а наша задача, задача моя ― сделать их практиками и дать им возможность самореализоваться на самом-самом высоком уровне.

Вы говорили в начале передачи, что у вас есть школа. Скажете два слова про это?

У нас есть, да. У нас действительно есть образовательная программа, которую мы делаем вместе с правительством Москвы в рамках их инициативы под названием «Техноград». Это новые павильоны, это, если мне не изменяет память, сорок с лишним профессий, где пару лет назад люди, которые в мэрии отвечают за это направление, выбрали чемпионов отрасли и предложили им стать партнерами. Условно говоря, город предоставляет инфраструктуру, а мы предоставляем наши знания. У нас большое количество практикующих преподавателей в штате, то есть помимо того, что мы работаем, мы так или иначе преподаем.

И вот на базе этого родилась не то что наша школа, а наш совместный с Москвой проект в области промышленного дизайна и ювелирного искусства. Очень интересный опыт, поскольку мы в рамках этих программ можем в течение 70, иногда 45 академических часов (но этого явно недостаточно), 70–80 часов дать то, что наше классическое образование, к сожалению, достаточно архаичное на сегодняшний момент, ― я имею в виду нашу отрасль, прикладное искусство, ― иногда не может дать за два-три года.

Во многом это связано не только с тем, что мы такие суперклассные, а еще и с тем, что мы просто даем людям возможность научиться работать с помощью тех методик, которые используются на сегодняшний момент в наиболее прогрессивных странах, разный подход существует, и на том оборудовании, на котором они должны это делать.

Как я уже говорил, у нас супервысокотехнологичное оборудование. Это и лазеры, и различное литье недрагоценных металлов, которое возможно только при сверхвысоких температурах, это самые разные варианты, точнее, не варианты, а подходы к сварке. То, что касается изобразительного искусства, тоже: это не только карандаш, это рисование с помощью планшетов, это 3D-моделирование потом в инженерных программах.

То есть огромное количество вещей, которым мы людей должны научить и способны это сделать, как я говорил, сжато, не растягивая этот процесс до бесконечности, потому что у нас есть пять лет и нам их нужно чем-то заполнить. У нас несколько другой подход. У нас есть то, чему мы хотим научить, и есть для этого время и технологические возможности.

Здорово! Вы остаетесь в России и будете работать пока здесь, по крайней мере?

Да.

Несмотря ни на что или благодаря?

Скажем так, я все равно, наверно, половину своего времени сейчас провожу за пределами России. Это связано с тем, что наш бизнес не инкапсулирован в России. Нам нужно общаться, нам нужно, как я говорил, уже сейчас заниматься тем, как мы покорим весь мир в ближайшее время. Но я, моя семья, да, мы живем здесь. И все мои коллеги живут здесь. Поэтому, может быть, большую часть времени я провожу в самолете, но тем не менее ассоциирую себя с Россией.

Тогда нашу сегодняшнюю программу мы можем считать обращением в компетентные органы с целью изменить законодательство, иначе вы не сможете работать с американским рынком.

Завоевать их мы точно не сможем, если нельзя им будет по почте отправить, да.