«Задача ― дожить в этом болоте до 2024 года»: реалистичные итоги экономики первого года президентства Путина-IV от Андрея Мовчана

Перевозки.

То есть бетон произвели и, не доставляя его до места строительства, сумели построить. Но Росстат исправится, я уверен, через некоторое время.

То есть будет все больше и больше система. В Советском Союзе это называлось «гнать туфту».

Это лагерное выражение, да, сейчас вроде бы нет лагерной экономики. Но это называется в мире windows-dressing, создание данных, которые вы хотите видеть.

Выхода нет. Кашин, Чичваркин, Радзинский и Цуканов спорят о «брексите» и будущем Британии

Но ведь на самом деле за этот год, помимо, условно говоря, достижений в строительстве, произошел, как мне кажется, еще большой поворот. Мы его так не заметили, но произошел поворот от инерционного сценария, когда дожить бы до президентских выборов, а там что-нибудь будет.

Вот, похоже, мы дожили, прошел год с момента выборов, и экономика-то, мне кажется, чуть-чуть развернулась. Причем развернулась не в смысле к росту, а в смысле методов управления. То есть мы по-прежнему взяли из программы Кудрина очень жесткие монетарные методы и бюджетную консолидацию, то есть расходы бюджета не растут, бюджет профицитный, но при этом мы переходим к дирижистской экономике. Мы говорим, что бизнес инвестирует плохо, давайте пусть лучше инвестирует государство, изымаем все деньги у бизнеса, и государство будет делать свои мегапроекты.

Вряд ли можно назвать этот переход резким. Он постепенно происходил уже много лет. И переход этот скорее вынужденный, потому что государство, видя, как бизнес уходит из экономики, вынуждено эти ниши заполнять. Кроме того, есть вокруг государства много лоббистов, которые рады и готовы заполнить эти ниши. А повышенные риски в экономике вызывают естественное желание делать бизнес на государственных деньгах, поскольку свои деньги и свои риски ты не хочешь вкладывать в это.

Поэтому, конечно, все огосударствляется, происходит фактически подмена рыночной экономики, основанной на частной инициативе, рыночной экономикой, основанной на инициативе государственной.

То есть все-таки рыночная экономика. А регулирование цен на бензин?

Бензин ― это отдельный пример. Но ведь регулирование цен на бензин есть во многих странах мира. В конце концов, сейчас во многих странах в основном работают гибридные экономические системы, где есть регулирование тех или иных аспектов, и в России не так много цен регулируется. И потом, это вопрос, что за цены, мы же не говорим про огурцы сейчас. Мы говорим, например, про цены на недвижимость. Похоже, что государство в ближайшее время сможет и будет эффективно регулировать цены на недвижимость.

А каким образом?

Фактически все строительство собирается в руках государства. С одной стороны, это так, с другой стороны, у нас заканчивается наследство Советского Союза в виде большого количества квартир у жителей страны, дома просто ветшают постепенно. Нужно обновлять фонд очень сильно, не просто его обновить, но еще и чтобы спрос смог это купить, и для этого нужно будет выставлять те цены, которые достаточный объем спроса может потребить.

Да, но доходы населения падают, значит, спроса нового не будет на недвижимость.

Значит, надо дать людям деньги или снизить цены так, чтобы спрос был, для того чтобы люди могли где-то жить.

И какой же вариант?

Государственное регулирование.

Государственное регулирование?

Кто придет вместо Ford, курильская минералка за 500 рублей и неожиданная правда об экономике Украины

Я, собственно, об этом и говорю.

Будут цены на недвижимость ниже? Или людям дадут денег на покупку? Как это? Я просто не понимаю.

Я думаю, и так, и так. И ипотека будет более низкой, и, возможно, будут устанавливаться предельные цены, и субсидии будут. Разные способы.

Но пока ипотека чуть-чуть подросла, на 1% за год выросли ставки по ипотеке.

Так пока это еще и не происходит. Подождите.

Год назад состоялись выборы президента, и за этот год экономика, как я сказал, развернулась. Все-таки этот год был значимым с точки зрения экономической политики или нет?

Если вообще есть экономическая политика. Вы понимаете, скорее все-таки у нас ситуация в стране устроена как система внутренней колонии. У нас есть государство, которое эксплуатирует ресурсы страны по мере возможности. У нас увеличились налоги, у нас снизились пенсии, у нас увеличились косвенные платежи, бюджет наполняется. Сниженный рубль позволил бюджет наполнить еще лучше. Видите, сейчас рубль потихоньку поднимается, потому что начало года, никто не думает о снижении и о бюджете, да.

Это прогноз?

Нет, это не прогноз, это рассуждение. Дальше из этого вытекают некоторые действия. Вам надо собирать налоги. Налоги проще собирать с госкомпаний, значит, должно быть больше госкомпаний и так далее, и так далее.

Здесь я бы возразил, потому что, не знаю, какая-нибудь государственная «Роснефть» все меньше и меньше платит налогов, выбивая себе все больше и больше льгот. Чем больше компания, тем ей проще, в общем, лоббировать налоговые льготы.

Это уже вторичные эффекты, точно так же, как от уменьшения бизнеса сокращается налоговая база, да. Но вторичные эффекты не сильная сторона нашей власти уже много лет. Они плохо строят стратегии, они хороши в тактике. И тактически сейчас за счет огосударствления можно добиться большей дисциплины, можно собирать лучше деньги в бюджет. Завтра это, конечно, аукнется.

Но завтра ― это какой горизонт планирования? Это год, два?

Это годы.

Годы.

Для экономики это очень медленная вещь. Видите, Венесуэлу убивали двадцать лет.

Но убили.

Но убили. У нас не происходит такого убийства прямо, так что может быть и больше.

Это хороший прогноз. Помните, мы обсуждали с вами инвестиции в футбол, да? Прошел чемпионат мира по футболу. Сейчас уже что-то экономисты могут сказать, все-таки есть какие-то позитивные итоги? Этот запрет хостелов ― это же, мне кажется, эхо как раз чемпионата мира по футболу. Чемпионат мира прошел, столько гостиниц не нужно, поэтому давайте уберем конкурентов.

Видимо, я мало понимаю в хостелах и не могу сказать, почему это и как. И кроме того, мы должны понимать, что есть в законодательстве еще и броуновское движение ― разные инициативы, которые возникают просто потому, что нужны инициативы, иногда приходят с мест. Чемпионат мира ― это все равно разовое явление. Я думаю, что его мультипликативный эффект должен очень быстро заканчиваться.

Что еще? Такое ощущение, что болото, экономические программы теряют суть, потому что все будет так, как и раньше.

Дорис Лессинг — образец «циничного» и честного писателя. Дмитрий Быков о феминистке, которая собрала «флэш-рояль» литературных премий

А почему вас это удивляет? Это естественный процесс. Экономика не приоритетна.

А что приоритетно?

Ресурсы позволяют обеспечивать функционирование системы, а значит, экономика не приоритетна. Подумайте, если вы богатый наследник, например, разве зарабатывать будет для вас приоритетным? Для вас приоритетным будет куда тратиться, как себя реализовывать. Россия сейчас пытается себя реализовать на международной арене.

Как-то на международной арене тоже не очень получается. Мы под санкциями, и давление будет нарастать.

Не знаю, насколько будет. Видите, как-то последние законы американские совершенно не работают, да, не возникает ничего интересного из этих санкций. Там тоже исчерпывается эта повестка. Западные державы привыкли сотрудничать и создавать экономический продукт, а не воевать. Им это тоже не интересно, темы уже больше не возбуждают. Сейчас Китай и Америка ― это самая горячая тема, они будут решать свои проблемы.

Но ведь всегда так удобно найти какого-то маленького врага и на этом сделать политическую карьеру, нет?

Да, поэтому санкции и появляются, собственно. Но это политическая карьера не уровня президентов, это отдельные сенаторы, отдельные конгрессмены, отдельные члены Европарламента. Это, конечно, будет продолжаться, да, в хорошем смысле и в плохом смысле, но все равно это не выйдет за рамки такой вот периферийной борьбы.

Вы говорите, что ресурсов достаточно, но при этом мы же видим, что социальный протест нарастает. И все социологи, вот была недавно конференция, «Левада-центр» говорит, что с сентября, после пенсионной реформы, пошел очень мощный всплеск недовольства. Рейтинг Путина падает.

Вы это называете нарастанием социальным протестом, а я бы скорее сказал, что это истончение социальной влюбленности во власть. Сегодня рейтинг частичного одобрения Путина все-таки под 60% остается, это высокий рейтинг. Полное одобрение под 30%, этим не может похвастаться ни один европейский лидер.

Мы не в Европе, к сожалению.

И тем не менее. Это не 100% и не ноль. Это выглядит как достаточно устойчивая позиция власти.

Но при этом люди выходят и требуют, чтобы, не знаю, в их поселке не закрывали больницу, чтобы в больнице была скорая помощь. На это все нужны ресурсы.

Это не очень большие ресурсы. И система уже приспособилась, она все пожары гасит деньгами. Там, где не горит, деньги не тратятся.

Тогда она стимулирует людей все больше и больше протестовать.

Все больше и больше просить скорее.

Окей, просить.

И так это и работает, если вы видите. Система вступает в такой диалог с микросоциумами людей, в торг относительно того, сколько надо дать, чтобы их просьбы временно остановились, их протест прекратился. И пока она делает это очень успешно.

Честно, не понимаю. У них же ресурсы все равно конечны, ресурсы уменьшаются.

Да нет.

Нет?

Нефть-то стоит сколько? 67?

67.

«Доктор мне сказала – в следующий раз тебя не вытащим». Наргиз о комплексах, знакомстве с Фадеевым и русском менталитете

Мы продаем достаточно много этой нефти, газ продаем, металлы продаем.

Но если мы разделим весь экспорт российской нефти, он не такой большой.

Он все равно создает мультипликатор внутри страны и продолжает создавать. У нас ВВП даже если и падает, да, то падает на ничтожную величину, а государство себе постепенно забирает все большую долю этого ВВП, поэтому они как раз чувствуют себя уверенно.

Да, но при этом падают доходы. Опять же ВВП ― вещь довольно абстрактная, но люди не мыслят категориями ВВП, люди мыслят категориями своих реальных располагаемых доходов, и они-то падают, в отличие от ВВП.

Они падают. Они падают очень несильно сейчас, они, может быть, будут падать, не знаю, со скоростью 1% в год. И на горизонте в десять лет это 10%. При этом падение доходов будет связано с тем, что в каких-то таких базовых зонах будут возникать лакуны дефляции, например, сервисы локальные будут дефлировать, потому что некому их покупать. И для людей это будет как-то компенсировать ситуацию, да.

Я к чему это говорю? Я говорю это не к тому, что это хорошо, это очень плохо. Я говорю это к тому, что нам вряд ли стоит ждать массовых социальных протестов.

А чего нам ждать? Болота?

Да, да. Мы в нем живем, и, я думаю, задача ― дожить до 2024 года в этом болоте.

Вот это, кстати, для меня удивительно. Вы же, помимо того, что хороший экономист, еще и бизнесмен, да. Когда только-только прошли выборы, вот мы отмечаем сейчас год с избрания Владимира Владимировича Путина, да, система уже не говорит, что она будет делать следующие пять лет с точки зрения экономики, роста, не знаю, национальных проектов. Она говорит: «Мы уже обсуждаем проблему транзита-2024». Не рановато ли? Может быть, все-таки что-то сделать для страны за это время, нет? Или это не на повестке у власти?

Сделать для страны не на повестке. Почему? Потому что со стороны страны нет запроса. Страна не предлагает ни конкурентной повестки, ни конкурентной элиты. Нет никого, кто бы сказал: «Кремль не делает, а я сделаю». И это большая проблема. Когда у вас нет конкуренции, то получаются «Жигули» что в экономике, что в автомобилестроении.

По-моему, всю альтернативную элиту довольно сильно выдавливают.

Это другой вопрос. Другой вопрос, почему этого нет, да. Мы сейчас можем с вами углубиться в разговор о гомеостазисе этноса, а можем начать говорить о том, что просто власть уничтожает конкуренцию, но, так или иначе, конкуренции-то нет. А поскольку ее нет, то и нечего напрягаться.

А как ее выращивать? То есть, условно говоря, вы бы как бизнесмен предпочли, чтобы у вас была монополия или чтобы все-таки было несколько конкурентов, чтобы вы перенимали лучшие практики?

Я как бизнесмен предпочел бы, чтобы была монополия, а я как гражданин предпочел бы конкуренцию.

И как этот дуализм решать?

В тех странах, в которых он решен, люди живут хорошо.

То есть все-таки конкуренция нужна?

Нужна.

Как ее добиться в России?

Я думаю, что когда исчерпаются ресурсы, которые кормят бюджет, конкуренция возникнет сама собой. Конкуренция за власть, так или иначе, родится из тех, кто не будет удовлетворен тем, сколько они зарабатывают, будучи у власти. Да, так очень часто бывало в разных странах, и из этого родится конкуренция. Это будет плохая конкуренция среди условно плохих людей, но она уже будет конкуренцией, это будет большой шаг. Адам Смит в свое время говорил, что суть успешной экономики состоит в том, что греховные желания людей статистически дают позитивный результат, соединяясь вместе. То же самое происходит и во власти. Если там есть конкуренция и борьба за власть, то в итоге власть становится лучше просто в связи с этим.

То есть все-таки есть или образуются башни Кремля, которые между собой будут конкурировать?

Я думаю, что да.

Все о «Новом величии»: как подростки оказались в «экстремистском» чате, почему среди них было четверо силовиков и кто такой Руслан Д.

Потому что сейчас система выступает очень монолитно. Мы не слушаем наших политологов, да.

Сейчас денег много в этой системе.

Слишком много денег. В основном-то политологи говорят, что есть очень большая борьба башен между собой за ресурсы.

Это их работа, политологи зарабатывают так. Они рассказывают вам то, возможно, что они видят.

Росстат, чемпионат мира. Что еще?

Вы знаете, это тот самый случай, когда нам с вами придется придумывать, как заканчивать передачу, потому что новостей нет. Россия выпала с фронтлиний новостей совсем. Нефть стабильна, но неинтересна экономически миру. И внутри экономическая повестка сменилась повесткой социально-структурной. Действительно, готовится уже дальний период времени, готовится передача власти в 2024-м.

А вот эта передача власти, вот эти все дети чиновников, которых мы видим, ― это может сработать? Насколько в международной практике… Даже передача бизнеса по наследству ― это обычно очень тяжелая задача.

Я, честно говоря, не верю в наследственную автаркию. Она так не работает, да. В автаркии права делегированы, а не владеются. И поэтому делегирование каждый раз будет обновляться. И как раз попытка высших чиновников устроить детей на хорошие должности сейчас ― это попытка сделать их уже не просто своими детьми, а людьми, которые находятся внутри системы самостоятельно. В противном случае они бы не тратили на это силы и время сейчас, дети бы просто ждали.

Насколько они самостоятельны в этой системе?

Кто как, наверно. Кто-то лучше, кто-то хуже. Кто-то сможет войти, кто-то нет.

Тяжело на самом-то деле, потому что я пока не вижу никаких просветов.

Что такое просветы? Вот живем же мы с вами.

Мы живем, но…

Выступаем в этой студии.

Нам хорошо, но все большее и большее количество моих знакомых жалуются, что все меньше мест для работы, все меньше зарплата.

У нас и трудовые ресурсы сокращаются, что хорошая новость. В принципе Россия, да, потихоньку сжимается во всех смыслах. Будет какое-то время еще цикл сжатия продолжаться.

Сколько? Год, два, три?

Нет, это не год, и не два, и не три. Я думаю, что мы с вами внутри длинного цикла. Десять, двадцать лет. Посмотрите аргентинские циклы. Я все время возвращаюсь к этому примеру, потому что он очень показателен. Десять-двадцать лет аргентинский цикл, все так и происходит.

Аргентина по-прежнему…  Если она была страной почти первого мира в начале XX века, то она очень быстро скатилась во второй, если не в третий сейчас.

Мы так это говорим, как будто мы заклинаниями можем что-то изменить. Да, Россия не была страной первого мира, Россия не будет страной второго.

Советский Союз скорее был страной почти первого мира.

Страна бараков, коммуналок и отсутствующих машин?

Космос, атомная бомба.

Так у нас сейчас тоже есть атомная бомба и космос, так что все в порядке.

Космос мы почти потеряли, мне кажется.

Не знаю, не знаю. Пока все работает. Опять же когда я пытаюсь смотреть через бойницы Кремля, например, на все это, все работает. Бюджет профицитный, деньги есть, резервы большие, страна защищена.

Нет у вас ощущения, что они смотрят на цифры Росстата, у них же нет альтернативного Росстата, они смотрят на те цифры, которые им дают министры и Росстат. Они сами выстроили систему, когда они сами себя обманывают, нет?

Это же не они строили систему. Система очень разнообразная и построена из кусочков. На определенном уровне игнорирование обратной связи приводит к тому, что чиновники понимают, что лучше, как все сейчас говорят, стоять за высокие темпы, чем сидеть за низкие. Если ты хочешь быть чиновником, ты должен рапортовать то, что нужно рапортовать, точно так же, как известная история про то, как у нас произошла конверсия в «Ростехе» военных товаров на гражданские путем присоединения объединенной строительной корпорации.

Точно так же во всех других областях чиновник уже решает не то, как отреагировать на желания суверена, а как написать ему репорт так, чтобы это выглядело как выполнение приказа. И в Росстате происходит то же самое, естественно.

Возможно ли создание альтернативного Росстата? Не знаю, банк или крупный ретейл обладает на самом деле гораздо более достоверной информацией, получается, о потреблении, чем государственный орган.

Я думаю, это будет дорого, это слишком системная работа. И кроме того, тот же самый Росстат всегда будет говорить: «Вы не учитываете детали». А дьявол в этих самых деталях. Плюс 1% или минус 1% ― это же всего 2%.

Условно говоря, система, которая объединяет нескольких крупных ретейлеров и несколько банков.

Несколько крупных ретейлеров ― это уже государственная компания сейчас.

Нет, только информацию. Ведь обезличенная информация может быть совершенно.

Это куски. Там все очень сложно. На самом деле ВВП далеко не лучший показатель, это тоже надо понимать. В нем очень много серых зон.

Счастье?

Счастье ― это еще более плохой показатель. Надо смотреть не на это. Вот доходы населения ― действительно более или менее приличный показатель. Если удастся как-то их пытаться мерить, помимо Росстата, может быть, это было бы интересно. Но это тоже очень тяжелое занятие. Я, например, не очень представляю, как построить это агентство.

Возвращаясь все-таки к году президентства Путина. Система обратной связи окончательно разрушена, да. Выборов нет, российская журналистика фактически только за рубежом.

Как? Мы только что разговаривали с журналистом в предыдущей программе, да, и он был в России, все было нормально.

И мы вроде сидим в России.

И мы сидим в России. Так что нет, все не так. Все одновременно очень страшно и не так страшно, потому что весь страх сосредоточен в маржинальных нишах. Это страшная проблема автаркических обществ, которые впадают в такой квазифашизм, когда страдает как бы абсолютное меньшинство и на это как бы можно даже закрыть глаза, пока вдруг взрывным образом это не превращается в очень много людей. Но пока в России мы вроде как от этого далеко.

Как? Если брать классический итальянский фашизм, то это как раз все для государства, ничего вовне государства, то есть все компании государственные, вся жизнь подчинена государству, фактически никакой частной жизни.

Пока до этого мы не дошли, давайте все-таки будем разумными. Есть риск, риск понятный, но мы находимся достаточно далеко от итальянской конструкции.

Спасибо, Андрей. Это были довольно мрачные, но реалистичные итоги первого года президентства Путина, четвертого или пятого его срока.

А главное, очень короткие.

Очень короткие итоги, но очень емкие. Мне кажется, мы проговорили все, что происходит. Были даже намеки на прогнозы по курсу доллара на ближайший год.

Ни за что не отвечаю.

Тем не менее, кто хочет услышать, тот услышит.