«Геев в гетто!» Эксперты обсудили фильм «Жизнь Адель»

Клебанов: Очень просто – заполнили все документы, сдали в Министерство культуры просмотровый диск, написали, что ограничение на фильм 18+ , так как законодательство ограничивает так называемую «пропаганду», что бы мы о ней все не думали, фильм предназначен для совершеннолетних. Через какое-то время мы получили все бумаги. Это был простой бюрократический, никак не драматический, процесс.

Монгайт: А вы не боялись, что вы не получите прокатное удостоверение?

Клебанов: Конечно, боялся, потому что в России в законе может быть написано одно, а практика применения связана с различным «ну ты же понимаешь, сам подумай, ну как мы можем». В общем, мы этого как-то избежали.

Монгайт: Но был же негативный опыт.

Клебанов: Был негативный опыт с фильмом «Клип», они почему-то ввели этот фильм в разряд детской порнографии, хотя во всех странах, где он выходил в прокат, а это было множество стран, он был в прокатах и на фестивалях, получал призы, нигде он таким не был признан. А тут мне ссылалось министерство, что они выполняют международное обязательство по борьбе с этой порнографией. Это был очень спорный вопрос, но фильм потом вышел вполне легально в интернет-дистрибуции, в онлайн-дистрибуции, и никаких неприятностей у него после этого не было. Только кинопрокат не состоялся.

Монгайт: Как на ваш взгляд, изменилось ли общество, которому предлагается такое кино как «Жизнь Адель»? За последние годы можно ли сказать, что оно стало более нетерпимым?

Николаевич: Мне думается, что при общей атмосфере нагнетания в основном СМИ, что ситуация тягостная и драматичная, тут сюжет, который рассказал сейчас Сэм, лично меня ужасно радует. Вот есть фильм – победитель Каннского фестиваля, он получает разрешение на показ на экранах страны. И что? Это же здорово. Будет большая премьера, я знаю, 7 ноября в «Гоголь-центре».

Клебанов: 2 ноября. 7-го прокат начинается, а премьера – 2 ноября.

Николаевич: 2 числа в «Гоголь-центре», в замечательном новом пространстве, которое придумал и организовал Кирилл Серебрянников, будет премьера, и все, кому нужно, этот фильм посмотрят. Очень много разговоров, но я не вижу реальных результатов этих разговоров по ограничению, запретам.

Монгайт: То есть вам не кажется, что в обществе за последние годы разбудили самое низменное – гомофобию, шовинизм, нетерпимость к другим национальностям? Вы не ощущаете этих новых настроений?

Николаевич: В основном, я их ощущаю, когда включаю телевизор или когда читаю наши какие-то прогрессивные СМИ.

Клебанов: Я могу кое-что добавить. Если ты помнишь, в 1999 году одним из первых событий в моей кинопрокатной карьере был привод сюда фильма «Покажи мне любовь» Лукаса Мудиссона о 15-летних девочках, которые влюбляются друг в друга. Тогда это казалось очень интересным событием, но никто не думал, что это очень смелый ход, никто не видел в этом скандальности. Ну да, интересная новая тема. А сейчас действительно многие люди мне говорили: «Как ты решился?».

Монгайт: То есть настроение изменилось?

Клебанов: Настроение изменилось, да.

Монгайт: Более того, это могло негативно сказаться на вашей будущей карьере прокатчика?

Клебанов: Все-таки прокат – достаточно независимый бизнес, но когда я покупал этот фильм, я его покупал еще до премьеры, конкуренция практически отсутствовала, потому что прокатчики даже боялись обратиться за этим фильмом.

Монгайт: Александр, вы – тот человек, который первым предчувствовал эти интенции в обществе. Как, на ваш взгляд, такое кино, как «Жизнь Адель», хотя, возможно, вы его не видели.

Чуев: К сожалению или к счастью, не знаю.

Монгайт: Насколько вам кажется органичным, что оно сейчас прокатывается в сфере того, что закон, который вы когда-то предлагали, уже принят?

Чуев: Мы стали говорить о том, стало ли наше общество более нетерпимым. Общество стало не только более нетерпимым, оно пытается защищать традиционные ценности, которые, к сожалению, за последние десятилетия не просто разрушались, но мы видели большую атаку информационную, культурную атаку, атаку по всем фронтам, включая даже где-то во власти и везде, не просто нетрадиционных, либеральных европейских подходов, но и атаку новой культуры, псевдокулуьтуры европейской на традиционные ценности нашего народа. Это просто самозащита. То же самое в национальной ситуации, наш народ был совершенно интернациональным, относился нормально и к киргизам, и к узбекам, и к таджикам, но когда они начали заполонять Москву и давить на наш образ жизни и совершать преступления, народ стал сопротивляться. Получили Бирюлево.

Монгайт: Как это касается гей-пропаганды?

Чуев: Вот именно. Мы сейчас видим то же самое: геи никого не волновали, не интересовали и не интересовали бы дальше, и жили бы они своей жизнью, никому бы они не мешали и никто бы им не мешал. Но, к сожалению, они решили выйти в медиа-пространство и начать навязывать свои подходы, свои взгляды.

Монгайт: Как они это делают?

Чуев: Сейчас я расскажу, как это делается. Я вчера включил телевизор, не помню, какой из тех каналов, которые у меня есть, у меня самый простой пакет из 25 каналов, буквально на нескольких в шутке ли, в каких-то переодеваниях, еще в чем-то идет реальное приучение наших телезрителей к тому, что геи – это нормально, переодевание – это нормально, лесбийские отношения – это нормально. Вот приучайтесь к этому. Но не хотят обычные люди, создающие традиционную семью, к этому приучаться. Пусть будет отдельное пространство, в котором те, кто туда хочет, пусть туда заходят и там живут. Пусть будут какие-то свои центры, где будут консолидироваться и фильмы, и, может быть, встречи будут осуществляться, но не надо навязывать нашему обществу эти псевдоценности. Мы получим ответ, ответ не такой как во Франции сегодня или где-то еще, ответ будет гораздо сильнее, именно ответ по-русски, когда люди начнут выходить и не просто с неприятием относиться, а начнут демонстрировать самые жесткие проявления, вплоть до насильственных.

Клебанов: По-моему, вы к этому призываете сейчас.

Чуев: Ни в коем случае, я как раз к этому не призываю. Я предупреждаю. Я знал, что так будет и предложил заранее закон об ограничении гомосексуальной пропаганды. Это был год 2004 или 2005.

Монгайт: Просто провидец.

Чуев: Конечно. Я знал, что так и кончится. Я предупреждаю, что если мы это не остановим, если мы продолжим эти фильмы… Я понимаю, что это бизнес, я понимаю, что на этом хочется заработать денег, но не всякие деньги стоит зарабатывать.

Клебанов: Можно я вам вопрос задам? Люди снимают фильм о традиционной гетеросексуальной любви, я бы говорил о культуре меньшинства и культуре большинства, потому что то, что вы называете нетрадиционными отношениями, существует с античных времен. Они тоже традиционные, только это традиция меньшинства. Можно снимать фильмы про мужчину и женщину, которые любят друг друга? Можно?

Чуев: Если это в определенных рамках, это не порнография – то пожалуйста, эти фильмы снимаются, это нормально. Я точно так же против обычной традиционной порнографии, тем более, детской, с участием несовершеннолетних. А здесь мы говорим о девочках 15 лет, значит, они несовершеннолетние.

Клебанов: Во-первых, по сценарию это происходит лет 10 жизни.

Монгайт: Актриса совершеннолетняя.

Клебанов: Мы все знаем, что средний возраст начала половой жизни в наше время у подростков – 15-16 лет. Никакими фильмами, никаким государственным целомудрием это не изменить. Так вот, скажите, пожалуйста, можно ли снимать фильмы, если в обществе существует однополая любовь, можно ли об этом снимать кино? Люди же любят друг друга, они могут о своей любви рассказывать в кино?

Чуев: Еще раз: может быть такое кино снять, если этим людям…

Клебанов: А показывать его можно открыто?

Чуев: Для таких людей, да.

Клебанов: А в кинотеатрах будете ставить фейс-контроль?

Чуев: Давайте я по-другому…

Клебанов: Секундочку. Можно ли показывать эти фильмы в обычных кинотеатрах?

Чуев: Я считаю, что нет, потому что в любом случае их посмотрят дети.

Николаевич: Есть определенные ограничения у этих фильмов, есть определенные кинотеатры, сеансы.

Чуев: Но мы прекрасно понимаем, что 18+ - это как фиговый листок, которым ничего на самом деле не прикрывается.

Николаевич: В таком случае очень многие произведения искусства, которые помечены этим знаком, не могут быть доступны нашим зрителям. Почему? На каком основании? Потому что вы так постановили?

Чуев: Одну секундочку. На самом деле, я еще раз хочу это подчеркнуть, мы многие годы, многие десятилетия, даже столетия создавали определенные культурные ценности. Там тоже были свои нюансы, мы вспомним и Набокова, вспомним и картины разнообразные, которые тоже были, но общество их принимало особым образом. Это не было широко распространено, это не было тенденцией. Сегодня я говорю о том, что, к сожалению, нетрадиционные сексуальные отношения, как их называют в законе, стали доминирующей тенденцией в информационном пространстве.

Клебанов: Где они доминируют? О чем вы говорите?

Чуев: Они пришли на телевидение, пришли в кино.

Монгайт: Я хочу дать слово Игорю, он у нас молчит. Существует ли сегодня атака какого-то рода нетрадиционного искусства на массового зрителя, о котором говорит господин Чуев?

Григорьев: Мне кажется, когда вы говорите о таких фильмах, как «Жизнь Адель», говорите о реакции общества на такое кино, мне кажется, слишком предвзято. Потому что все равно такое кино будет смотреть богема, элита, какая-то продвинутая часть общества. Я не могу представить себе средний класс, который пойдет такое кино смотреть. У меня есть знакомые люди среднего класса, когда я говорю им фамилию Джармуш или Пазолини, они не понимают. Это тайные коды, это название планет.

Монгайт: Можно ли сказать, что богема разрушает традиционное общество?

Григорьев: Богема может это сделать, но с другой стороны, это и есть функция богемы – давать пощечины мещанскому… Я, может быть, среди всех единственный креатор, потому что я создаю музыку, делаю клипы, я тоже залез на крест в женском платье. Чего я туда поперся?

Монгайт: Чего?

Григорьев: Объясню, чтобы надавать пощечины вкусу среднего класса, сбить их с толку, чтобы они покопались. Понимаете, у художника всегда есть протест.

Монгайт: То есть ты – тот самый человек, который разрушает традиционные ценности?

Григорьев: Конечно, это всегда насилие.

Николаевич: Искусство – это всегда нарушение канонов.

Чуев: Я считаю, что насилие – это когда я должен на это смотреть.

Клебанов: А вы не должны, это добровольное дело.

Чуев: Я иду на обычный фильм, и вдруг появляется кадр, который я не хочу видеть, я же не могу вырезать.

Клебанов: А вы прочитайте рецензии сначала, аннотации.

Чуев: Ну да.

Клебанов: Или вы ходите на фильм вслепую? Вы знаете, про что фильм «Жизнь Адель»?

Чуев: Я представляю только предварительно, потому что я, конечно же, этот фильм еще не видел.

Клебанов: Вам только что рассказали. Вы на него пойдете?

Чуев: Нет.

Клебанов: Вот. Я вас не заставляю, не ходите.

Чуев: Это вы мне можете сказать, но есть молодые люди 14-15 лет, у которых есть любопытство. У любого молодого человека, у девочки или мальчика, есть любопытство, которое часто становится доминирующим в их действиях. Естественно, услышав об этом, они пойдут. Вот, в чем беда.  Я хочу сказать: пожалуйста, пусть общество нетрадиционной ориентации создает само кино, пусть оно само его смотрит. Не надо всем это кино распространять, пожалуйста. Живите, как вы считаете нужным.

Клебанов: А геев вы не будете пускать на фильмы про мужчину и женщину, которые любят друг друга, да? Вы будете проверять ориентацию у входа в кинотеатр или как?

Чуев: Секундочку. Вчера я выдел информационный выпуск о том, что приезжают киргизы, таджики, представители других национальностей работать. У них есть свои кинотеатры, свои кафе, где они собираются, где они ходят.

Монгайт: То есть нужно создавать культурное гетто?

Чуев: Это не гетто, это люди тянутся к себе подобным, но не навязывайте это другим особенно, когда речь идет о детях. Я понимаю еще, когда мы говорим о взрослых людях.

Клебанов: 18+ ограничение на фильм, я уже сказал.

Чуев: К сожалению, эта форма ограничения не работает.

Николаевич: Дело в том, что все, что касается «Жизни Адель», это фильм, который был увенчан Золотой пальмовой ветвью Каннского фестиваля, стал главной сенсацией и открытием Каннского фестиваля. Волей-неволей он все равно становится неким мейнстримом, все равно это фильм, который имеет огромный международный прокат. Ограничивая его или запрещая, мы, таким образом, оказываемся в некой провинции культурной, мы невольно себя ощущаем некими изгоями. Поэтому пусть этот фильм будет, пусть он будет в прокате со всеми мысленными ограничениями, но те, кто хотят его, должны увидеть.

Чуев: Я очень хорошо понимаю вашу логику, и я прошу мои высказывания не толковать, как желание все запретить и все ограничить. Прошу меня понять, что я хочу донести до всех, что сегодня такова ситуация, что если мы не предпримем охранительных шагов, поверьте мне, пройдет совсем немного времени, и мы будем разбирать с вами проблему массовой гомофобии и ее результатов. Я бы очень не хотел, чтобы на наших улицах стало, как сегодня происходят межнациональные конфликты, чтобы такие же конфликты были на сексуальной почве. Насилие, кровь – это самые страшные вещи, которые я хочу избежать. Если дальше продолжиться эта тенденция, если дальше продолжится разрушение традиционных ценностей, нападки на семью, на церковь, если дальше эти тенденции будут в наших СМИ продолжаться, ответ, к сожалению, будет очень жестким. Это не нужно.

Монгайт: Скажи мне, Игорь, могут ходить подростки на твои концерты?

Григорьев: На альбомы поставили ограничения 18+ из-за мата.

Монгайт: А на концерты?

Григорьев: На концерты тоже. Я сейчас выступил в «Гоголь-центре», там они ставили ограничение на мой концерт, да.

Монгайт: Тебя не пугает то, о чем говорит Александр, что он видит в будущем кровавые побои на улицах города?

Григорьев: Меня это не пугает, меня это внутренне возмущает, когда я читаю френд-ленту или новостную ленту со всей этой историей, раздутой вокруг инаковости, еще чего-то, я поражаюсь их невежеству. Общество же ведомое, выходят люди, опинион-мейкеры, они вещают с телеэкранов. Я прекрасно знаю общество, я выезжаю в Таганрог проведать маму, я знаю, как они смотрят телевизор. Они не разбираются, для них телевизор так же, как и много лет назад,  есть некая правда.

Чуев: Поэтому я вам говорю это, только невежество…

Григорьев: Мой клип вы не увидите по телевизору, он есть в Youtube, а вас показывают по телевизору 24 часа в сутки.

Чуев: «Горбатая гора», простите, демонстрировалась.

Клебанов: А что, «Горбатая гора» привела к погрому?