МАКЕЕВА. Как надолго вы сейчас планируете свою жизнь?
Татьяна Лазарева, член попечительского совета фонда «Созидание» о том, как планировать свою жизнь, и почему сейчас важнее дети, чем Крым. Как так вышло, что детских домов в нашем понимании нет ни во Франции, ни на Северном Кавказе. И социолог Татьяна Ворожейкина о том, что 75 процентов россиян по-прежнему не допускают для себя мысли о том, что могут взять в семью приёмного ребёнка.
Что бы ни происходило сейчас с нами, со страной, с телеканалом «Дождь», мы сочли важным и даже необходимым не отменять эфир, который давно планировали. Это старт «Года усыновления на Дожде».
После принятия закона Димы Яковлева единороссы – в том числе и в нашем эфире – говорили, что делают это не из желания насолить Америке, а ради того, чтобы российских детей брали в семьи российские же родители. Но на самом деле люди принимают решение о приёмном ребёнке не потому, что депутаты что то там опять прекрасное решили. Ими руководят совсем другие причины. Сейчас, конечно, не война, не голод, но по прежнему такая неопределённость, такая шаткость, что многие, кто шёл к подобному решению – решению о том, чтобы стать родителями, взяв приёмного ребёнка, сейчас как то немного остановились, притормозили.
Что касается нестабильности жизни и отсутствия ощущения безопасности, то всегда должно подбадривать то, что если люди в куда более суровом положении – а ничего, держатся. Вот взять, к примеру, Афганистан. Сирот там, по понятным причинам, много. А вот усыновителей – по тем же, понятным причинам – ещё меньше, чем у нас. Чудеса – такая вещь, которая происходит ежедневно, но мы не всегда в состоянии их распознать.
Вот, к примеру, месяц назад в эфире «Дождя» вышел репортаж спецкора «Коммерсанта», Ольги Алленовой, посвящённый американским усыновлениям. Речь шла о семье, приёмный ребёнок которой лишился возможности расти бок о бок со своим родным братом. Репортаж вышел, его посмотрели зрители «Дождя», а дальше произошло чудо. Точнее, может произойти, если не помешает наша бюрократия.
Рядом со мной в студии Татьяна Лазарева – не только прекрасный человек и знаменитая телеведущая, но и член попечительского совета фонда «Созидание».
Макеева: Приходилось ли тебе в человеческом свойстве и как член попечительского совета фонда «Созидание» сталкиваться с какими-то чудесными и щедрыми проявлениями натуры? Это не просто так вопрос, потому что сейчас, по-моему, время такое, когда, скорее, какие-то низменные моменты человеческой натуры проявляются, может быть, мне так кажется, такое впечатление у меня создается.
Лазарева: Такие люди вас окружают, Мария.
Макеева: Да, действительно, страшно жить. Может быть, как раз вы меня сейчас утешите и расскажите что-нибудь жизнеутверждающее.
Лазарева: Вообще работа в благотворительно фонде, я не про свою работу говорю, моя работа, к счастью, занимает не столь много времени, я просто там работаю попечителем, лицом, что-то помогаю делать. Но, конечно, с таким обилием негатива, сложностей, проблем, в том числе отказа от детей, проблемы многодетных семей и малоимущих семей, с таким количеством негатива работающим в фондах благотворительных очень трудно было бы справляться, если бы не было каких-то людей, которые появляются, как ни странно, все больше и больше, которые, видимо, тоже устав от этого негатива, и не имея возможности проявить свою какую-то человеческую щедрость и великодушие, идут в фонды, идут работать волонтерами и стараются делать что-то хорошее. Таких людей много, Мария, я вас с ними познакомлю. Мы сделаем вашу жизнь ярче.
Макеева: Это прекрасно. Если следить за этим прогрессом, развитием жизни публичного человека, может, с 90-х годов, мне не кажется, что в 90-х годах было «маст» участвовать в благотворительной деятельности, такое свойство, что вот я делаю то-то и то-то, а еще я должна или должен часть своей жизни отдавать благотворительности. Как вот это менялось? И как вы считаете, почему для человека важно делать добрые дела, опираясь на пример от известного человека? Это немножко тщеславие, что это за свойство такое?
Лазарева: Нет, я не думаю, что это тщеславие. Это просто, когда некоторые нерешительные люди не могут на что-то решиться, но когда они видят, что их кумир это делает, они считают, что раз он это делает, значит, это правильно, значит, я могу это делать. Действительно, благотворительность переживала тяжелые времена, в нулевые годы была практически убита. Я сейчас все это возрождается, все это идет нормальным цивилизованным путем. Это становится модой, это все прекрасно, так и должно быть. Благотворительностью должен заниматься каждый человек – сосед по лестничной площадке, твой начальник, твой подчиненный, бабушка твоя в том числе. Это должно стать нормой и это уже практически вышло на финишную прямую. В этом смысле, слава Богу, мне кажется, что печалиться не стоит.
Макеева: А что значит финишная прямая?
Лазарева: Я имею в виду к окончательному пониманию каждого человека, что это нормально, и этим нужно заниматься в школах, в метро, не знаю, за грибами и на лыжах. Вообще во всех формах проявления этим нужно заниматься. Если опять же благотворительным фондам та самая бюрократия не будет мешать помогать этим людям объединяться в своем желании делать добрые дела.
Макеева: В плане бюрократических условий, бумажек, разрешений, сейчас попроще или посложнее?
Лазарева: Проще не становится, это точно. Хотя я не очень в теме этой, но я знаю, что все больше и больше становится задач, для которых, например, в нашем фонде нужно, там работают пять человек, и все пятеро участвуют в этом прекрасном и добром собирании вещей, поглаживания по головке детей, но они все занимаются бумагами, постоянными отчетами. Все должно быть абсолютно чисто, слава Богу, это у нас так. Это доставляет лишние и ненужные зачастую хлопоты. Силы уходят на это, которые можно было потратить на более важные вещи.
Макеева: Была Олимпиада в Сочи и волонтером сейчас точно быть модно.
Лазарева: Это здорово, пусть, ради Бога, как угодно. Пусть это войдет в моду, а потом уже само найдет место.
Макеева: Когда депутаты Госдумы объясняли, почему голосовали за «закон Димы Яковлева», очень много говорилось, что вы не понимаете, это не против, это за, это за то, чтобы как можно больше людей здесь осознали, что если не они позаботятся о российских детях, никто этого не сделает. Есть ли по ощущениям, вот от волонтерства четкое ощущение. Есть ли ощущение, что за год, сколько действует «закон Димы Яковлева», произошел какой-то сдвиг в сознании люди, и они обратили на это внимание и стали по-другому относиться к вопросу усыновления, опеки?
Лазарева: Эти изменения за год не могут произойти. Отношение к чему-то, к какому- то вопросу для этого годы нужны. Да, очень много людей кинулось усыновлять детей, материальные какие-то поощрения сейчас, слава Богу. Но отказов, я не буду называть цифры, но я помню, и есть специалисты, я знаю точно, что отказов очень много. Мы не будем повторять, какое это кощунство, какая это трагедия для ребенка, когда тебя взяли, а потом отдали. Понимаете, что трудно. Это настолько большая ответственность. Волонтером быть здорово, у тебя нашлось свободное время, у тебя нашлись силы, ты накопил в этой борьбе с жизнью каждодневной, пойду-ка я волонтером поработаю. А родительский труд – это немножечко не то, ты не можешь отдыхать, а потом сказать «Пойду-ка я поработаю родителем», хотя так в принципе тоже можно делать. Перед этим в студии как раз об этом говорилось, просто этим нужно заниматься, нужно искать какие-то способы. Просто этим никто не занимается. И если мы говорим, что в детские дома попадают дети, у нас сейчас не послевоенное время, я была в детском доме, наш подопечный детский дом, там порядка 40 детей, только у шестерых из них нет родителей. И то, Маша, они попали туда с родителями, родители умерли, когда они уже были в детском доме, спились и умерли, остальных ждет примерно такая же участь. У остальных родители живы. Мы же не после войны живем, понимаешь? Есть огромное количество детей сейчас, которых забирают в детские дома, потому что у них нет такой возможности. Но когда мы говорим о том, что мы должны перевоспитывать семьи, то извините, это, наверное, работа не волонтеров. Это работа государственная, это большая пропагандистская работа, которую должны вести большие телевизионные каналы – Первый, Второй, Третий, Четвертый и Пятый или сколько их у нас есть, они должны этим заниматься. Это должна быть массовая воспитательная работа.
Макеева: Приходилось когда-то с государственными мужьями на эту тему говорить, вот так советовать? Они, может, не задумывались, что стоит этим заняться и все будет хорошо.
Лазарева: Может быть, они дураки? Нет, Мария. Ну как вы могли подумать?
Макеева: Может, у них руки не доходили, они занятые люди.
Лазарева: Я уверена совершенно четко, что есть люди, которые все это прекрасно понимают, но есть вещи поважнее, и это действительно тоже, наверное, с их стороны так. Для некоторых людей, и они в этом уверены, что гораздо важнее принять «закон Димы Яковлева», чем разобраться в сути, к чему это приведет. Ну, это же вопрос капсулирования общества нашего, мы сидим в фейсбуке, у меня лента такая, а у него лента другая, поэтому мы немножко на разные темы говорим. У них другая лента, Мария.
Макеева: И до фейсбука существовало некоторое разделение.
Лазарева: Да-да. Ты окружаешь себя близкими по духу людьми, которые думают, что это так, и тоже начинаешь так думать. Поэтому очень жаль, что телеканал ДОЖДЬ больше не имеет таких широких доступов, которые у вас были раньше, потому что по капельке это нужно просачивать в умы людей.
Макеева: Вопрос в программе, который я сегодня задала, более широкий, чем тема усыновления, хотя тоже имеет отношение. Я спросила зрителей пользователей твиттера, как надолго они планируют свою жизнь сейчас. Потому что когда человек хочет совершить какой-то шаг в жизни, он должен заниматься долгосрочным планированием. В этом смысле это к усыновлению имеет отношение. Хочу вас спросить, Татьяна. Как вы надолго планируете свою жизнь? Как у вас сейчас мироощущение в этом смысле? На месяц, на день ? Некоторые люди мне пишут, что «Не знаю, что будет завтра. Зачем вообще этим заниматься?» или «Главное, чтобы пришло лето».
Лазарева: Лето – я не против, чтобы пришло лето.
Макеева: Тут, я думаю, все единодушны, даже у кого разные ленты в фейсбуке.
Лазарева: Если лично обо мне говорить, то, конечно же, это какие-то такие годовые кольца, потому что есть дети, которые учатся в школе, и ты живешь от лета до лета. Поскольку эффект телевизионного года пропал, я уже не считаю, хотя это примерно то же самое, то есть с осени до весны. Сейчас закончится этот учебный год, выдохнем и пойдем дальше.
Макеева: То есть внешняя конъюнктура, назовем это так, она не очень сильно влияет, а поскольку дети, то все подчинено их расписанию?
Лазарева: Вы имеете в виду мою личную конъюнктуру? У меня ее нет.
Макеева: Я имею в виду обстановку в стране и в мире.
Лазарева: Поскольку я не могу на это влиять, я пыталась в 2009 году или в каком-то. Поскольку мы – живущие в этой стране очень мало можем влиять на внешнюю политику, то как-то да, естественно, ты начинаешь понимать, что о`кей, давайте вы там, а мы тут как-нибудь, как у Жванецкого было.
Макеева: Это немножко семидесятный взгляд, жить отдельно, государство отдельно, а ты отдельно?
Лазарева: Ну да. Если ты пытаешься сотрудничать, не получаешь обратно никаких ласк, то перестаешь надеяться на то, что будет какое-то сотрудничество. При этом я считаю, если переходить на частности, все мы сопротивлялись Олимпиаде сначала и говорили, что там краденные деньги большие, но после того, как она началась, глупо сопротивляться Олимпиаде, нужно все-таки радоваться. Пока есть возможность бороться и обращать внимание на какие-то проблемы, это нужно делать, безусловно, и поддерживать друг друга в этом. Но продолжать упираться и оставаться на этой ступеньке и не идти дальше вместе со своим государством туда, куда оно тебя ведет, это, конечно, мне кажется, это глупо. Может быть, это моя точка зрения.
Макеева: Куда оно ведет, может быть, вы в курсе?
Лазарева: А мы еще в эфире?
Макеева: Да, мы все еще в эфире.
Лазарева: У меня лично ощущение полного краха, очень страшно за то, что происходит сейчас. Как ни странно, тема детей – это самая, пожалуй, важная сейчас тема, потому что следующее поколение и через следующее до них вообще не будет никому никакого дела. Уже сейчас до них нет никакого дела, поэтому мы сейчас должны собираться, собирать детей в кучи, отдавать их в хорошие руки, в кружки, в лагеря, организовывать самим что-то и каким-то образом выживать для того, чтобы нам было, на кого опереться, когда это будет возможно.
Куда поехать отдыхать – что вы выберите, Кению или наш Кавказ? А жить? Несмотря на неспокойную обстановку и частые теракты, самым благополучным для сирот регионом, как это, возможно, ни покажется удивительно, в России является Северный Кавказ. Пётр Рузавин выяснял, как на Северном Кавказе почти нет детских домов.