Что мы будем есть? Cколько будет стоить еда к Новому году и почему импортозамещение это миф

Гости в студии:

Артем Белов, Исполнительный директор СОЮЗМОЛОКО,

Сергей Юшин, председатель комитета Национальной мясной ассоциации,

Игорь Абакумов, член общественного совета при Минсельхозе и генеральный директор медиа-группы «Крестьянские Ведомости»,

Илья Березнюк, представитель компании «Русское море».

По скайпу:

Андрей Карпов, исполнительный директор АКОРТ,

Евгения Уваркина, генеральный директор ООО "АГРОФИРМА ТРИО", Председатель Аграрного комитета Липецкой ТПП,

Павел Абрамов, генеральный директор компании «Черный хлеб»,

Джастас Давид Уолкер, американский фермер,

Владислав Чебурашкин, директор компании «Чебурашкин продукт».

Макеева: Прежде всего, хочу, чтобы мы на чем-то сошлись. Голод и дефицит нам не грозит в ближайшее время?

Абакумов: Боже упаси.

Макеева: Даже не смотря на паническую скупку отдельных продуктов в отдельных регионах РФ? Ни к чему такому не готовимся. Оптимистический у вас взгляд на вещи. Те, кто говорил несколько месяцев назад, что теперь мы, наконец, избавимся от импортозависимости, это очень хорошо. Эти люди были правы, действительно все хорошо или есть нюансы?

Абакумов: Конечно, есть нюансы, безусловно. Хотелось бы об импортозависимости поговорить лет примерно 15 назад и подготовиться к этому процессу. Ведь мы начали готовиться к этим санкциям, если немножко открутить ситуацию назад, смотрите: был введен российский сегмент интернета РФ. Это ведь не просто так. Был введен ГЛОНАСС – стратегическая вещь, да. Почему бы не подумать о сельском хозяйстве и не начать инвестировать в своего производителя? Вопрос. Сейчас невозможно сделать что-либо быстро, это ясно уже, по-моему, даже правительству и тем, кто призывает к импротозамещению мгновенному, за год ничего невозможно сделать. Яблоня растет 5 лет, корова растет 3 года. Мы все эти пропорции приблизительно знаем и знаем, сколько на это нужно денег.

Мы не знаем, отменят санкции или нет. Их ввели ведь на год, прошло уже три месяца, а никто ничего не говорит. Поэтому для того, чтобы развить садоводство, животноводство, птицеводство дальше развивать, невозможно прогнозировать на столь короткий срок. Вряд ли кто-то что-то будет прогнозировать и развивать к весне, пока не будет твердой гарантии, что пропорционально объему произведенного будет уменьшен объем импорта.

Макеева: Андрей, скажите, какие продукты на данный момент сократились в ассортименте, если говорить о продуктах питания? И на какие, прежде всего, зафиксирован рост цен, помимо пресловутой гречки?

Карпов: Ситуация обстоит по-разному. По сырам сократился, естественно, ассортимент европейской продукции, то есть та продукция, к которой долго приучался наш потребитель, с прилавка практически уже ушла. Есть еще некоторые остатки, которые были завезены еще до введения специальных экономических мер. Кстати, эта продукция сейчас активно замещается этой продукцией из российских регионов. В частности, на прилавках в Москве можно встретить продукцию вплоть до Волгограда. Мы периодически сами, либо давая где-то интервью, одновременно знакомимся с тем ассортиментом, который присутствует. Можно сказать, что география продукции расширилась.

Но проблема в том, что на ровном месте увеличить объем продукции отечественной практически невозможно. Увеличение произошло порядка на 5-10% отечественной продукции с учетом того, что август – это не сезон для принятия каких-то мер. Если бы это было на полгода вперед, тогда бы производитель мог принять какие-то меры и нарастить объем продукции, по крайней мере, той, у которой срок воспроизводства гораздо более короткий. Увеличить в мясной категории, в тех же фруктах достаточно, как правило, сложно, потому что там сроки гораздо более долгие. По крупному рогатому скоту там 3-5 лет.

Уменьшился ассортимент рыбной продукции, соответственно, продукция из скандинавских стран пропала. Но у нас сейчас присутствует в широком ассортименте продукция из российских регионов – речная рыба, открыта география поставок из других регионов, увеличены поставки продукции из тех стран, которые традиционно работали с Россией – та же Турция, тот же Китай, Израиль, Марокко. У вас первый вопрос прозвучал, будет ли у нас дефицит или нет, дефицита, мы можем сказать, что не будет, продукция в достаточно широко ассортименте. Но изменение цен действительно произошло, в среднем порядка 10% это составило.

Макеева: Сегодня гендиректор ассоциации производителей чая и кофе рассказывал по радио, что в России есть рост цен на чай и кофе, называл рост отпускных цен на 5%, от 5 до 15%. Можно ли сказать, что это на основные группы продуктов такой рост цен, отпускных, в рознице, может, подорожали на 20% в итоге, или нет?

Карпов: Как правило, такое не происходит. Изменение цен состоит в данном диапазоне, который вы озвучили. Практически цена транслируется от поставщика с учетом того изменения, которое происходит у него. То есть если от текущей цены происходит изменение у поставщика на какой-то процент, то, как правило, в рознице следом изменяется цена.

Макеева: Я так понимаю, что компания «Русское море» может ликовать в этой ситуации. Вы в промышленных масштабах выращиваете семгу и форель в Мурманске и Карелии, едва ли не пионер в этом деле в РФ. И вы мне, когда мы с вами эту тему в эфире обсуждали, написали, что «это стратегически федеральный проект с вложением уже более 2,5 миллиардов рублей». Означает ли это, во-первых, что ваша компания, в отличие от, может, каких-то других отраслей и компаний, получает господдержку? Означает ли это, что вы сейчас имеете возможность как раз развернуться, импортозамещение произвести, и все будет хорошо в этом направлении, в плане рыбы?

Березнюк: Конечно, ситуация, которая возникла после 7 августа, ее неоднозначно можно рассматривать, потому что у нас большой дистрибьюторский бизнес, порядка 20 лет мы были и оставались крупнейшими поставщиками крупной рыбы, в частности красной рыбы как раз из Норвегии, которую запретили. В основном, это семга шла, форель и какая-то часть пелагической рыбы, но это не страшно. Понятно, что бизнес дистрибьюторский сжался в плане охлажденной рыбы, поскольку так сложилась ситуация и географически и в плане развития отрасли, что у нас семги нет фактически, поскольку этим занимается Норвегия, всю жизнь занималась. За 30 лет они настолько развили отрасль, что она вторая по экспорту у них после нефти, третья по отчислениям в казну государства после нефти и газа.

Мы пока только в начале пути, несмотря на то, что у нас есть уже результат, мы до Нового года порядка 5 тысяч тонн реализуем, порядка 3 тысяч тонн уже реализовали. В следующем году уже 10 тысяч тонн, а к 2018 году у нас по плану порядка 25 тысяч тонн. Сейчас инвестиционная политика пересматривается, и, возможно, эта цифра будет увеличена.

Макеева: Сколько корова растет, столько примерно и рыба, получается.

Березнюк: У нас все-таки от производства в Норвегии есть отличие небольшое, у нс есть отличие в росте. У нас 2-3 года для того, чтобы выросла товарная семга.

Макеева: У нас медленнее растет, чем в Норвегии, рыба?

Березнюк: Есть такое, да.

Макеева: А почему?

Березнюк: Так сложилось по природным, биологическим параметрам. Чуть-чуть у нас медленнее получается. У нас похолоднее. В принципе, у нас в этом году был более теплый сезон, у нас рыба росла быстрее, до товарного вида за два года.

Абакумов: Но есть существенная разница во вкусе, наша семга вкуснее. Серьезно.

Березнюк: Безусловно, это плюс для аквакультуры, которую мы продвигаем на рынке. Мы одни из пионеров вместе с компанией ЗАО «Русский лосось», но проблем все равно хватает. Во-первых, даже к 2018 году мы не отобьем все равно рынок у норвежской семги, который был. Неважно, отменят санкции или нет, мы максимум можем 30-40% рынка отвоевать, это при лучших раскладах. И второй момент – мы все равно остаемся зависимыми в плане малька, который мы покупаем в Норвегии. Просто у нас нет малька, у нас нет мальковых заводов. Вот этот вопрос мы сейчас решаем. Мы надеемся, что санкции помогут в этом отношении.

Мы ищем и господдержку, и сторонние инвестиции для постройки малькового завода. У нас просто нет базы. С советских времен у нас эта отрасль не развивалась, у нас всегда развивались карповые хозяйства, красную рыбу у нас в принципе никогда не выращивали. Но, с другой стороны, несмотря на то, что мы уже результат показываем, мы думаем, что, вполне вероятно, как говорится, если будет поддержка, как в Норвегии это было со стороны государства для отрасли…

Макеева: У вас есть сейчас поддержка или нет?

Березнюк: Она, безусловно, есть, но как вы знаете, не все так быстро принимается. Мы обсуждаем постройку этого завода в течение последних 2-3 лет. Сейчас к этому внимание усилилось со стороны государства, тем не менее, бюджетных средств не было заложено на такие проекты, а это достаточно дорогостоящие проекты.

Макеева: Игорь, насколько типичная ситуация, что государство оказывает поддержку, или это исключительный случай?

Абакумов: Это не исключительный случай. Это зависит от лоббистских возможностей, во-первых, от ценности проекта, во-вторых, от востребованности продукта, в-третьих, от очень многих вопросов. Но количество документов, которые приходится оформлять, я не ошибусь, в десятках килограммах, наверное, да, измеряется?

Юшин: Ну не так страшно. Если бы было так, тогда бы не получали субсидии десятки тысяч предприятий, тем более, очень мелких. Поэтому не так все страшно, научились собирать бумаги, это не так много. Все с удовольствием это делают.

Абакумов: Если бы бумаг было меньше, наверное, это шло немножечко быстрее.

Юшин: Главное, чтобы не воровали еще.

Абакумов: Это отдельный вопрос. У нас что-то производится, и мы все производители, я тоже производитель, я произвожу мед, мы производим что-то, и мы подключаем государство к продовольственным ресурсам. Правильно? Теперь нужно, чтобы нас государство к чему-то подключило. Например, к электричеству, к газу, чтобы тарифы снизило. Правильно? Ведь если нам нужно импортозамещение, нам нужны какие-то преференции, преференции в виде снижения тарифов на электроэнергию или хотя бы облегчения доступа к электроэнергии. Ведь это же невозможно подключиться к электроэнергии промышленному предприятию. В сельском хозяйстве гораздо стоит дороже электричество, чем для промышленности. Что для нас важнее в данном случае, в случае импортозамещения – железки или все-таки продукты?

Юшин: У меня провокационные мысли в голове крутятся последние 15 минут. Все говорят: санкции. Но санкции ввели против 31 страны, а в мире, я так понимаю, около двухсот. Кроме того, мы каждый день и каждую неделю слышим громкие заявления о том, что мы увеличим товарооборот с Аргентиной, с Чили, с Индией, с Китаем и оттуда уже все привезем, мы создадим новые зоны свободной торговли, Вьетнам, Новая Зеландия, Египет захотел уже войти в Таможенный союз. Какие санкции, о чем вы вообще говорите? Санкции против небольшой группы стран, которые до сих пор были ключевыми поставщиками по ряду продуктов продовольственной группы, но далеко не по всем, кофе мы из США не возили. Кстати, я надеюсь, не будем и импортозамещать. Поэтому на самом деле никаких санкций, как запрет на импорт, нет. Поэтому чего сейчас замещать? Сейчас один импорт будет замещаться другим импортом.

Сегодня было сделано заявление Россельхознадзором, что в случае согласования ветеринарным сертификатом с Евросоюзом можно будет в условиях африканской чумы все равно откуда-то что-то поставлять. А давайте подумаем: санкции вообще есть и кто собрался рынок закрыть?

Макеева: Я даже это распечатала – «Снять запрет на ввоз племенных свиней».

Юшин: Какие фантазии у нас, что рынок закрыт. Он совершенно не закрыт. Импорт восстановился, был провал в течение полутора месяцев. Потом договорились с другими поставщиками, увеличили поставки из стран, которые меньше поставляли, и с той же Бразилией. Откуда же было взять бразильскую свинину, если ее и так как бы не хватало? Очень просто: Бразилия перестала продавать в Венесуэлу и дороже стала продавать в Россию, а в Венесуэлу пошла европейская свинина. В этом и есть мировой бизнес с этими санкциями.

Макеева: Илья, вы можете подобный пример привести или с рыбой так не произошло?

Березнюк: Понимаете, красную рыбу нужно делить на два вида – это свежемороженая и охлажденная. Вот как раз с охлажденной да, возникли некоторые проблемы. Мы переориентировались быстро на Фарерские острова, которые не попадают под санкционные списки. Но у них не такие объемы, как у Чили, у Норвегии. Из Чили мы охлажденную рыбу везти не можем – только корабль до Питера дней 40 идет. Соответственно, оттуда мы везем только мороженую рыбу, причем они готовы давать любые объемы фактически. Это мы сейчас наблюдаем, если мы придем в магазины, то количество чилийской рыбы свежемороженой увеличилось, ее стало гораздо больше. Понятно, что охлажденной рыбы стало меньше.

Рыба, которая сейчас появляется в магазинах, это либо наша рыба, которая в Мурманске была выращена, либо это карельская форель, много различных и мелких и более крупных производителей, либо это фарерская рыба. Поэтому здесь есть некоторые нюансы, поэтому для нас важно развивать нашу аквакультуру, чтобы выращивать собственную красную рыбу. Это абсолютно реально. Построить завод, чтобы выращивать этого малька, в этом ничего сложного нет. Есть у нас и специалисты, и прекрасный опыт взаимодействия с норвежской стороной, которая этим опытом поделилась, поскольку долгое время мы с ними работали. И все, вопрос будет решен. Понятно, что за год мы импортозамещение сделать не сможем.

Абакумов: Простите, а можно я вместо вас задам вопрос? Скажите, а какие-то правительственные структуры вас собрали хоть и раз и спросили: «Ребята, для того, чтобы мы заместили такие-то продукты, что мы должны для вас сделать?»? Такое когда-нибудь было или вам ставят только задачи?

Березнюк: Сейчас огромный плюс Росрыболовству, они пристальное внимание обращают на аквакультуру во взаимодействии с Минсельхозом. С Росрыболоством мы достаточно активно работаем в этом отношении. Но все равно законы и акты принимаются на более высоком уровне. Вы же понимаете.

Абакумов: Я как раз об этом и говорю. Росрыболовство ведь не все может. Правда же?

Березнюк: Конечно.

Юшин: Что касается взаимодействия правительства на самом высоком уровне и председателя правительства, на уровне федеральных органов власти это вообще не обсуждается, то оно практически каждодневное. И совещания проводятся, какие-то более рабочие важные вопросы вырабатываются, какие-то, может быть, не достигают никакой цели. Но говорить о том, что не общаются с отраслевым сообществом, это крайне неверно. Отраслевое сообщество, если оно авторитетно, если оно объективно, если оно профессионально, то оно востребовано.

Абакумов: Об этом речи нет, что не общается. Общаются на уровне мониторинга.

Юшин: Абсолютно нет. Просят предложения, прорабатывают.

Абакумов: Выхлоп есть?

Юшин: Я хочу вот сказать. Я анализировал, все-таки время жизни потрачено на это, ассоциация наша 11 лет существует. Более 80% наших предложений было принято, неважно, если это уровень министерства – министерством, сельским хозяйством, Министерством экономики, Министерством торговой промышленности. У нас КПД очень высокий – более 80%. Поэтому отрасль наша мясная в очередной год показывает хороший результат.

Березнюк: У нас просто ситуация немножко другая, у нас закон, регулирующий отрасль, был принят как раз год назад. Там еще огромно количество нормативных актов, которые необходимо корректировать, вносить что-то, менять. Это постоянно обсуждается, мы постоянно в диалоге. В отношении того, что нас не слышат, это неправда, мы постоянно общаемся. Вопрос просто в сроках реализации.

Юшин: И не всегда все возможно. Мы тоже должны быть объективными. Не всегда есть ресурсы необходимые или есть противоречия с другими отраслями, ну не все же для сельского хозяйства, есть и другие отрасли. Но я, будучи человеком жестким, скажу, что уровень общения высокий, он вырос за последние 5-6 лет до больших высот.

Макеева: В санкциях ничего хорошего нет, это не от хорошей жизни. Если какие-то позитивные делать прогнозы и выводы, то можно, наверное, к чему-то хорошему прийти, пусть не через год, так через 5 лет.

Березнюк: Уже дают результаты. Вопрос просто наращивания, оно будет проходить.

Макеева: Говорилось, что это может быть шанс для небольших производителей. Павел, скажите, какие изменения в своей сфере, в личном бизнесе вы почувствовали, если почувствовали, за последние несколько месяцев действия эмбарго?

Абрамов: Я могу сказать, что на нашу продукцию санкции не распространяются, это мука, крупа, отруби, зерно. Тем не менее, субъективно мы чувствуем больший интерес к нашей продукции. Я не могу это привязать конкретно к санкциям, но есть мнение, что санкции помогают даже нам, как производителю органической продукции зерновых и продуктов переработки зерновых. Поэтому, в принципе, наверное, санкции все-таки помогают производителям отечественной продукции.

Макеева: Скажите, то, что происходит с гречкой, я сегодня как раз в дружественном нам издании Slon.Ru читала такую версию, что это на самом деле дело не в сговоре, не в урожае, который кто-то подтверждает, кто-то опровергает, а дело в низких доходах населения, и гречку скупают из этих соображений, потому что это самый дешевый из долгохранящихся продуктов. Как вы считаете, это может быть ответом и объяснением отчасти, почему на вашу продукцию повысился спрос, несмотря на то, что она под санкции не попала?

Абрамов: На нашу продукцию нет, потому что мы производители органической продукции, у нас высокий ценовой сегмент, нашу продукцию не скупают. Я думаю, что повышение цен на гречку может быть обусловлено чем угодно. Объективное повышение цен может быть обусловлено неурожайностью. Но насколько я понимаю, такого нет в этом году. Могут быть какие-то спекулятивные моменты, когда разносятся какие-то слухи, и население начинает скупать гречку, а так как у нас рыночные отношения, то это отражается на росте цен.

Макеева: Павел, а какую-то господдержку вы ощущали, когда-нибудь, может, о ней просили?

Абрамов: Любая поддержка для меня, как для начинающего предпринимателя, со стороны государства была удивительной. Когда я увидел, что наша местная администрация Алексинского района и Минсельхоз Тульской области относятся к нам очень щепетильно, стараются помочь чем могут, для меня это было очень удивительно.

Макеева: Вы можете привести какой-то пример?

Абрамов: В частности, нам помогали решать вопросы с надзорными органами. Я думаю, с такими проблемами во взаимоотношениях с надзорными органами сталкивается любая компания, любой производитель. Это первое. Второе – мы получаем погектарную субсидию как сельхозтоваропроизводитель, она небольшая, тем не менее, это какая-то хоть поддержка. Плюс есть различные программы, это субсидирование, в частности программа компенсации 50% затрат на покупку оборудования, до полумиллиона сумма выплачивается. Это делает Комитет по поддержке предпринимательства, я как раз сегодня там был.

Комитет сегодня, например, организовал для нашей компании встречу с представителями ритейла. Приехали представители магазина «Магнит» и «Дикси», и мы презентовали продукцию своей компании в комитете. Да, мы ощущаем поддержку. Конечно, хотелось бы ощущать большую финансовую поддержку, но мы понимаем, что возможности государства здесь достаточно ограничены.

Макеева: Игорь, может, прокомментируете?

Абакумов: Что касается гречки, вопрос абсолютно надуманный. Запасов гречки у нас достаточный.

Макеева: Как надуманный, если это происходит?

Абакумов: Это происходит, при падении доходов люди начинают покупать то, что дешевле. Это заметил еще экономист Энгель в 20-е годы, немецкий экономист исследовал доходы трудовой германской семьи. При падении доходов человек переходит на более дешевые продукты, при росте доходов человек сразу улучшает структуру питания, если он ел черный хлеб – переходит на белый, если он ел рыбу – то он переходит на икру. Это аксиома Энгеля называется.

Юшин: Она сегодня не работает, потому что, говорят, черный хлеб более полезный.

Абакумов: Качественный черный хлеб сейчас стал более дорогой, просто за ценой перестали следить. Сейчас у нас картофелеводы недоумевают, у нас прекрасный урожай картофеля был, замечательный просто урожай картофеля, качество у него хорошее, но цена растет. Так вот аксиома Энгеля начинает работать. Доходность падает – на картошечку спрос увеличивается, и цена растет соответственно.

Макеева: Илья, по поводу роста цен. Ваш прогноз относительно вашей сферы, вашей продукции, как вы думаете?

Березнюк: Безусловно, цены подросли. Но 95% этого роста зависит от курсовых разниц, если мы говорим про импортный ассортимент. Мы покупаем за доллары, доллары мы покупаем за рубли, а продаем опять за рубли. Это логично. Если говорить о том, что какие-то злые сети или дистрибьюторы делают безумную накрутку, это все неправда. Да и поставщики с Фарерских островов, Чили, там разница с норвежской рыбой, которая сейчас под санкциями, небольшая. Разница есть, но если сравнить, действительно небольшая. Поэтому рот цен мы прогнозируем, связывая только с курсовыми разницами. Говорить о том, что рост цен может возникнуть из-за дефицита, это глупость. Дефицита не будет.

Макеева: То есть на вашу продукцию, непосредственно «Русского моря», роста цен не будет?

Березнюк: На ту рыбу, которую мы выращиваем, цена на нее будет такая же, как цена во всем мире. Мы должны ориентироваться на мировые цены, потому что нам нужно с чем-то сравнивать.

Макеева: Президент Путин на съезде «Общероссийского народного фронта» сказал, что для людей, которые живут в России, расплачиваются в рублях, покупают в рублях, их вообще эта курсовая разница не должна интересовать. Вы – российская компания, производите в России, пусть размером рыба поменьше. Или вы все равно повышаете цены, просто президент не в курсе?

Березнюк: Нет, мы не повышаем цены.

Макеева: Вы должны ориентировать на мировые, вы сейчас сами сказали. Я неправильно поняла, это не значит, что вы повышаете?

Березнюк: При оценке рыбы, которая находится в сотках, безусловно. Раньше мы ориентировались на Норвегию, они были законодателями моды, они проводили торги каждую пятницу, соответственно, продавали эту рыбу.

Макеева: Рыбная биржа.

Березнюк: Да, так и есть, по сути. И та цена, которая фиксировалась на тот момент, она постоянно была волатильна, она скакала в зависимости от различных факторов. На ту цену ориентируются все. Та рыба, которая продавалась у нас, по такой же цене она уходила из Норвегии во Францию. Были свои факторы, в зависимости от пошлины и так далее, но примерно то же самое. Поэтому мы зависимы только от этого. То, что компании собираются повышать цены на эту продукцию, это, конечно, неправда.

Юшин: А если будет бензин дорожать?

Березнюк: То же самое. Электроэнергия…

Юшин: Составляющие также растут, которые так или иначе привязаны либо к доллару, либо к каким-то другим факторам – тарифы и так далее. Это будет влиять на себестоимость. Дальше, конечно, спрос и предложение.

Абакумов: Тут еще вопрос, что если на Западе что-то покупать, какую-то технологию, то ее надо покупать полностью, не частично. Вот малька не закупили.

Березнюк: Мы надеемся, что для малька мы построим здесь завод.

Абакумов: Это то же самое, что покупать быков, потом делать из них мясо. В Воронеже прекрасная компания из штата Монтана приехала, сделали великолепные стейки, это мировой уровень стейков сейчас. Они купили сразу всю технологию, они из штата Монтана вместе с ковбоями, с ковбойскими собаками, с техникой содержания лугов, пастбищ, они все это перенесли в Воронежскую область. Великолепная компания получилась.

Макеева: Вместе с ковбоями?

Абакумов: Вместе с ковбоями. Настоящие ковбои. Ковбой – это не просто пастух, это и ветеринар, это и техник, это и охранник, это человек, которому все эти знания передаются по наследству от дедушки еще.