Черные списки интернета – защита или нападение. Полная версия

Таратута: Добрый день. Мы начинаем «Круглый стол» по крайне актуальному вопросу. Наша тема сегодня: «Черные списки в Интернете. Защита или нападение». Мы станем обсуждать с нашими гостями то, что обсуждают пользователи Интернета, что обсуждают люди, которые просто видели компьютерный экран перед собой, вообще боятся и думают о своем будущем, о том, что им можно будет писать, что нельзя. Тема очень животрепещущая и список гостей сегодня довольно внушительный. Например, у нас в гостях Министр связи Николай Никифоров. Игорь Ашманов, генеральный директор компании «Ашманов и партнеры». Вице-спикер Государственной думы Сергей Железняк. Исполнительный директор некоммерческого партнерства «Лига безопасного интернета» Денис Давыдов. Марк Иланский, полпред LiveJournal в России. И политолог Станислав Белковский. Добрый день.

Итак, я повторю нашу сегодняшнюю тему. Будем обсуждать «черные списки» в Интернете. Будем говорить о том, насколько это опасная история или, может быть, это шум из ничего. А сейчас давайте послушаем сюжет на эту тему.

Корреспондент: Поправки в закон «Об информации», «О связи» и «О защите детей» Дума приняла 11 июля. И, несмотря на официальную версию - защиту детства, - интернет-индустрия уже окрестила их законом «О «черных списках» в Интернете». Для борьбы с порнографией, суицидами и пропагандой наркотиков разработчики предложили создать реестр противоправных сайтов с тем, чтобы специальное жюри, некоммерческая организация, отбирала плохие сайты, требовала их удалить. Претензии интернет-сообщества многогранны: странно закрывать сайты по IP-адресам; у сайтов мало времени, чтобы отреагировать и оправдаться; процедура отбора ресурсов нарушителей непрозрачна, но главное, в «черный список» сайты могут заноситься в досудебном порядке, а у конкретного НКО появится право судить или миловать. Все это предпосылки для интернет-рэкета и политического давления по надуманным предлогам. Сторонники проекта возмущены: реестр может контролировать и правительство, а против поправок выступает педофильское лобби. Исход битвы за Интернет впереди.

Таратута: Итак, мы возвращаемся в студию к нашим гостям. Почему исход битвы за Интернет впереди: сегодня Совет Федерации будет рассматривать этот закон, дальше процедурные вещи. То есть решение вопроса, действительно, впереди. Насколько я понимаю, какие-то правки еще могут вноситься, по-прежнему стороны высказывают свое мнение. У меня первый вопрос. Я думаю, что я его адресую авторам и, что ли, моторам этого проекта. Давайте с Сергея Железняка начнем. А чего вы хотели добиться? Поскольку это один из законов, принимавшийся в блоке так называемых наших «спешных законов», это все очень быстро.

Железняк: На самом деле спешным этот законопроект покажется разве что черепахе, потому что основной текст закона был принят летом прошлого года и в течение года дорабатывался текст, вносились предложения по поправкам, касающимся и телевидения, и радиовещания, и интернет-среды для того, чтобы сделать нормы более четкими, более понятными, более исполнимыми.

В этой связи могу сказать, что наша задача, конечно же, защита, а не нападение, отвечая на название нашей передачи. Защита наших детей от той информации, которая прямо может повредить их здоровью и даже жизни. Мы специально определили три четких основания, которые могут дать возможность оперативно требовать от ресурса блокировать эту информацию. Это информация, касающаяся детской порнографии, это информация, связанная с пропагандой наркотиков и рецептов их изготовления. И третье - это призывы к суицидам.

Более того, даже в этом оперативном порядке, мы предусмотрели, что после обращения регулятора к ресурсу, есть сутки у ресурса для того, чтобы принять решение о блокировании этой информации. И только, если в течение суток ресурс не принимает решение блокирования этой информации, тогда мы уже обращаемся к провайдеру с просьбой блокировать эту информацию. Более того, ресурс может как раз в судебном порядке, если он не согласен обратиться в суд и доказать свою правоту в суде. Более того, независимая экспертиза, которая будет определять как раз законность или незаконность каждой конкретной информации, должна быть проведена максимально независимо. Таких экспертных групп, мы заинтересованы в том, чтобы было как можно больше. Мы считаем, что их деятельность должна быть максимально публичной для того, чтобы не создавалось никаких ощущений какого-то закрытого клуба или касты.

Последнее, что хотел бы сказать, и я думаю, что мы начнем нашу дискуссию, что до последнего времени мы были оазисом в мире в отношении распространения детской порнографии, пропаганды наркотиков и призывов к суицидам. Если мы затронем в нашей беседе то регулирование, которое есть во всех развитых странах, то оно не просто существует, оно достаточно жесткое в отношении этих оснований. И даже из личного общения, уже две недели назад, с руководством Республиканской партии в Конгрессе США, мы обсудили, что эта проблема, которую они тоже считают одной из важнейших. Потому что дети - это те, кто наследует наши страны. И сейчас, с развитием всего того, что есть в информационном пространстве, они должны получать возможности для развития, самореализации, получения информации, общения, но ни в коем случае не становиться жертвами всего того, что связано с наркотиками, призывами к суицидам и детской порнографии.

Таратута: Спасибо большое, позиция ясна. Я хочу обратиться к министру. Вам нравится начинать свою работу с такого рода громкого проекта, и согласны ли вы с его основными постулатами? Кажется ли вам, что это полезная вещь в сфере борьбы со всякими вещами, нарушающими безопасность детства?

Никифоров: Безусловно. Более того, я думаю, что и за этим столом, и в более широких как раз общественных кругах мы не найдем ни одного сторонника ни детской порнографии, ни суицида, ни наркотиков. Именно поэтому мы полностью поддерживаем законопроект в части его основной идеи, что необходимо обеспечить соответствующие инструменты защиты и борьбы с этой нежелательной информацией.

Таратута: Кажется, что вы сейчас скажите «но».

Никифоров: Нет, я хотел добавить, что у меня трое детей, поэтому, как житель нашей страны, я тоже очень обеспокоен этим вопросом. Действительно, законопроект, к сожалению, вызвал такую чувствительную дискуссию, когда, на мой взгляд, передергиваются некоторые основные моменты и, к сожалению, складывается впечатление, что большая часть участников этой дискуссии внимательно не прочитали ту последовательность действий, тот механизм, который в тексте законопроекта заложен.

Наиболее дискуссионная его часть носит исключительно технический характер, технологический. Ее обсуждают интернет-провайдеры, ее обсуждают владельцы интернет-сервисов, которые сегодня консолидируют большое количество контента. Некоторых из них мы видим, в том числе, здесь среди участников нашей дискуссии.

Мы считаем и, в общем, законодательство это не запрещает, а наоборот, всяческий поощряет, мы считаем, что сегодня должна быть открыта некая экспертная дискуссия, которая, в случае, если мы найдем более эффективную форму ограничения доступа к этой нежелательной информации, и предложим те или иные технические механизмы - вопрос, еще раз повторю, не к основной идеи законопроекта, что с этой информацией нужно бороться, а в способе ее технической реализации, - то почему бы этот вопрос не обсудить, найти некую консолидированную позицию и, собственно, с ней выступить? И Минкомсвязи может быть такой площадкой. Я уверен, что наши коллеги из Государственной Думы готовы в этой работе участвовать. В частности, мы с господином Железняком именно об этом и договорились. Поэтому, на мой взгляд, здесь немножко драматизируется вот этот основной момент.

Хочу сказать, что в рамках подготовки, опять же, ко второму чтению в Государственной Думе целый ряд спорных позиций был исключен. В частности, в вашем сюжете прозвучала уже немного устаревшая информация про роль НКО, что это делегируется некому НКО…

Таратута: Мы, собственно, показали историю в развитии.

Никифоров: Я понимаю, но сегодня уже нужно говорить, что в тексте законопроекта предусмотрено, что правительство РФ определит этот порядок. Действительно, после того, как закон будет подписан, мы планируем произвести подготовку, внести свои предложения, произвести подготовку вот этого проекта постановления правительства, он будет обсужден в аппарате.

Таратута: Если я верно понимаю, некоторый экспертный пул, а именно объединенные в эту, условно, в правовую форму некоммерческой организации организация все-таки сохранится. Но мы об этом поговорим чуть позже. Я хотела обратиться к пользователям этого закона, потому что позиция министра ясна: он идеологически согласен с тем, что детей надо защищать. Я хотела спросить, вы верите в то, что этот закон направлен на детей, а не на вас?

Иланский: Вопрос очень правильный, потому что никто из нас не хотел бы подвергать опасности детей, их развитие, здоровье. И в этом мы все солидарны. И у нас, например, на платформе нулевая толерантность к распространению порнографии среди детей, педофилии, призывам к суициду, к распространению наркомании. У нас работает конфликтная комиссия успешно 13 лет, и мы отлично боремся с этим всем. Поэтому для нас, кажется, этот закон дублирующим уже существующие органы. Причем, если ЖЖ имеет эту комиссию, потому что закон Соединенных Штатов призывает нас ее иметь, то любое российское издание также, я имею в виду интернет-ресурсы, также имеют собственную конфликтную комиссию, которая предписана законом Российской Федерации. В этом смысле, кажется, зачем создавать еще один закон, если уже все и так существует и работает?

Ашманов: Законы же отличаются, мягко говоря. Например, призывы к суициду в США не запрещены, начнем с этого. Может быть, вы их запрещаете у себя в ЖЖ.

Иланский: Да, у нас разработан алгоритм.

Ашманов: Но это не диктуется законом США.

Иланский: Как работать с такими постами, появляющимися о суицидах. Вопрос стоит действительно в другом - в технике, в реализации этого закона. И здесь возникает очень много вопросов у любого из пользователей, потому что это, действительно, больше похоже на создание некоего «списка Брэдбери», «черных», запрещенных сайтов, чем нежели действительно реальная защита детей.

Таратута: Я хотела бы, чтобы Игорь Ашманов развил свою мысль, которую он только что обозначил пунктиром, что законы разные, и что в США относятся к суицидам спокойнее, чем у нас, а мы не можем это терпеть.

Ашманов: Смотрите, есть очень простая вещь, что единственное, по чему все страны согласны - это детское порно. Причем детское порно - это некий совершенно специфический вид контента, который почти не может попасться ребенку. Там другая проблема - там вовлечены дети, которых там эксплуатируют или убивают потом в офф-лайне. Это совершенно другая история. Вообще говоря, ну вот, Денис любит приводить такой пример, что если вы наберете в русском Google по-русски «купить нар…», то Google тут же услужливо предложит купить наркотики в Москве, и не считает это чем-то плохим.

Более того, если там наберете, не знаю там, какой-нибудь запрос типа «мокрые киски», или «мокрые киски школьниц», он прекрасно покажет огромное количество фактически детского порно. И «Яндекс» покажет. Поисковики, например, не считают это чем-то зазорным. И они считают, что должен быть открытый доступ свободный к любой информации, если человек спросил. Довольно много этой информации может попасться и детям на глаза. И с помощью наших законов мы не можем принудить тех, кто хостит свои ресурсы за рубежом, или вообще там оперирует, их закрыть. Потому что, если у вас есть детское порно, точнее, вы заметили его, вы можете написать западному или восточному провайдеру и он, скорее всего, закроет этот ресурс. А про все остальное он просто откажет. Поэтому, если ты не можешь с помощью писем, требований закона и так далее эти ресурсы закрыть, вероятно, их надо блокировать.

Таратута: Вы сейчас затронули важную тему, о том, что, собственно, консенсус по поводу порнографии существует во всем мире.

Ашманов: Нет, неверно. Не порнографии. Порнографию тоже в США не считают…

Железняк: Детского порно.

Ашманов: Только детского порно.

Таратута: Детского порно. Хорошо. Мы поговорим на эту тему чуть позже. Я хочу призвать наших зрителей поучаствовать в дискуссии и ответить на наш вопрос. Мы обсуждаем «черные списки». Ответить на этот вопрос вам придется по итогам дискуссии. Мы будем развивать каждый из пунктов. Предлагаются такие варианты ответов. «Черные списки в интернете – это:

- защита детства;

- это инструмент политического давления;

- попытка рэкета.

Вот давайте выберем по итогам нашей дискуссии. В конце нашей беседы мы огласим результаты, в общем, к какому выводу пришли. Теперь я обращаюсь к Станиславу Белковскому. Кстати, мне рассказывают о первых итогах. Все в Facebook у нас началось. Практически подавляющее большинство опрошенных, возможно это интернет-аудитория, они считают, что это проявление цензуры. Согласны ли вы?

Белковский: Я здесь поддержу, поскольку я человек услужливый и льстивый, поддержу начальство - вице-спикера и министра. Существует глобальная проблема, которая связана с тем, что информационная среда, в которой живет человечество, за 15 лет очень сильно изменилась. Сегодня можно получить доступ ко всему тому, о чем еще 15 лет назад мы и мечтать не могли, не говоря уже о том, как она изменилась за последние 200 лет.

Ашманов: О некоторых вещах мы даже и сейчас не мечтаем. Они там просто есть.

Белковский: По-моему, это проговор по Фрейду, с учетом темы обсуждения.

Таратута: Сегодня вообще крайне познавательный эфир. Я узнала много новых адресов, которые можно закрыть.

Белковский: И ясно, что государство, как аппарат насилия, а эту функцию никто никогда не отменял, государство всегда было, есть и будет аппаратом для введения ограничений. Оно борется в глобальном масштабе с этой свободой информации, оно обязано ограничивать доступ к определенным вещам в Интернете, иначе, собственно, государство не может существовать. Проблема поэтому, на мой взгляд, обсуждение этого закона вовсе не соответствует его политическому значению, оно не столь велико.

Таратута: Каково оно?

Белковский: А?

Таратута: Каково?

Белковский: Вся эта полемика связана совсем с другим. Тут происходит подмена контекста обсуждения. Она связана с катастрофической утратой доверия активной части российского общества к власти. Поэтому, что бы власть ни сделала, активная часть российского общества немедленно начинает говорить, что это все сделано с целью цензуры, массовых репрессий, расстрелов.

Таратута: Вице-спикер с вами согласен. Гранатометы, танки уже на походе.

Железняк: Вопрос доверия - это действительно глобальный вопрос.

Белковский: Если завтра Владимир Путин уйдет в отставку, прогрессивная общественность скажет: «Ну, видите, он все равно пытается нас обмануть». Ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Путин вышел в отставку. Давайте выйдем на Большой Каменный мост и не пустим его.

Иланский: Согласитесь, что совсем не даром сомневается российская общественность в политической власти, поскольку мы все, наверное, помним эксперта, который представлял не так давно дело «кота с большим хвостом». Лейла Соколова, помните, наверное, ее? Соответственно, после заключения этого эксперта, отца ребенка посадили с обвинением в педофилии, а на самом деле потом оказывается, что сама Лейла Соколова имеет очень хорошую историю, почему ей можно не доверять.

Таратута: Вы знаете, у меня, на самом деле, вопрос другой. Тут не надо быть конспирологом для того, чтобы воспринимать что-то как политический акт, когда какой-то закон идет в блоке с откровенно политическими актами. А именно: этот закон, то есть эти поправки абсолютно миролюбивые и защищающие детей от скверны, идут в блоке с законом «О клевете» и другими, влияющими на гражданское общество, в общем, на важные для нас вещи. Как не связывать эти законы воедино и скорость их принятия?

Ашманов: Связать-то, конечно, можно. Но только, а что, закон «О клевете» политический? То есть, до этого, условно говоря, посадить за клевету в Интернете было нельзя, теперь, допустим, будет можно.

Таратута: Полгода назад на либеральной волне…

Белковский: Не посадить, а только официально оштрафовать.

Таратута: Декриминализовали, убрали из УК.

Ашманов: Смотрите, Интернет что, должен быть зоной свободы, где можно клеветать или там угрожать убийством? Помните, как посадили какого-то блоггера, или пытались, который угрожал Матвиенко губерматерь убить. Вот это что, должно быть, можно делать в Интернете или нет. То есть, смотрите, мы просто выравниваем правовое поле так, что в Интернете теперь становится нельзя делать то же, чего нельзя делать в офф-лайне. Вот эти законы что, закручивают гайку сильно больше в Интернете, чем в обычной жизни? Вот вы против чего согласны?

Белковский: Ребекку Брукс, шеф-редактора у Мердока, посадили. Помните знаменитую историю? Что, рухнули основы британской демократии? Это опять же вопрос. Можно ли использовать новейшие технические средства, которые вчера нам были недоступны для совершения противозаконных действий? Нет, нельзя. Это очевидно.

Таратута: Итак, давайте разберемся немножечко с самим законом. Вот в нашем сюжете прозвучала критика пользователя, критика компаний, которые выступили с активным протестом. Давайте пройдемся по пунктам. Вот первый пункт и главная претензия  - это досудебное разбирательство. Мы сначала обвиняем, мы закрываем сайт, давая ему очень мало времени на отповедь, а потом, собственно, пусть сам человек, который провинился, идет в суд и доказывает, что не трактор. Вот у меня вопрос к Николаю Никифорову. Вы согласны с такой постановкой вопроса? Не является ли она прецедентной и опасной?

Никифоров: Я считаю, что она опасной не является. Более того, я считаю, что она является единственно возможной в данном контексте. Все-таки нужно не забывать, какую тему мы сегодня обсуждаем. LiveJournal – хороший пример. У них есть конфликтная комиссия, у них есть 13-летний опыт борьбы с этой нежелательной информацией, нежелательность которой никто из нас, присутствующих здесь, не опротестовывает.

К сожалению, Интернет очень разный и ресурсов очень-очень много. Единственный дискуссионный вопрос, от которого, мне кажется, мы пытаемся съехать в какие-то такие абстрактные дискуссии, вопрос очень конкретный: в законопроекте предусмотрена норма, позволяющая в случае отказа владельца ресурса что-либо сделать – удалить нежелательный конткент, - предусмотрена норма ограничения доступа к этому ресурсу со стороны провайдеров по конкретному ip-адресу. Я думаю, сегодня очень многие пользователи Интернета, даже простые потребители, совершенно четко понимают, что на одном адресе в сети может находиться большое количество ресурсов или то, что контент на крупных консолидирующих площадках, таких как LiveJournal, Facebook, «ВКонтакте», да все, что угодно, он предоставляет одновременно контент от многих миллионов абонентов. Я считаю, что вот эта конкретная норма является главной проблемой, которую раздувают в очень нежелательную дискуссию.

Давыдов: Потому что в последней редакции ее нет, ее убрали, ее скорректировали.

Таратута: Скажите, каким образом она скорректирована?

Давыдов: Дело в том, что если посмотреть на редакцию, то там речь идет о том, что оператор связи ограничивает доступ к такому сайту. Как он ограничивает доступ, оператор связи решает сам, причем с помощью тех нормативных правовых актов, которые подготовит правительство и, в частности, Минкомсвязи.

Никифоров: Нужно что понимать. Нужно понимать, что эта норма вступит в силу с 1 ноября 2012 года и большинство провайдеров в сети Интернет не обладают достаточным набором технического оборудования для того, чтобы ограничивать доступ к конкретной страничке конкретной системы. Да, наверное, это сделают крупные провайдеры, но если говорить об уже небольших компаниях – это вопрос дополнительных инвестиций, они поднимут вопрос о тарифах на Интернет и так далее, и так далее. Мы считаем, что как раз эту позицию необходимо продискутировать. И мы собираемся, действительно, эту экспертную группу развернуть. Мы договорились с господином Железняком, что мы совместно эту работу проводим. Поэтому я считаю, что, действительно, первые версии законопроекта, даже тот сюжет, который мы увидели вначале, излишне драматизирует этот вопрос.

Таратута: Вы знаете, мне кажется, лучше заниматься профилактикой, чем, собственно, пожинать плоды. Вы говорите о том, что вопрос в деталях, в технических деталях. Мне кажется, то есть, не мне кажется, а оппонентам этого закона кажется, что именно техника и станет их основным врагом в этом вопросе.

Белковский: Техника молодежи.

Иланский: Естественно, мы говорим о коррупциогенном факторе. Как будут выбираться эксперты, как будут выбраны критерии, что это является нарушением закона, а это не является?

Ашманов: По-моему, о коррупции - это тоже некая дымовая завеса. Речь идет только о цензуре и борются только с цензурой возможной. Причем надо понимать, что в самом законе никакой возможности цензуры не предусмотрено.

Железняк: Более того, она не предусмотрена по нашей Конституции. Это впрямую запрещено.

Ашманов: Да. Но речь идет вот о чем: не будет ли инфраструктура, созданная для поддержки этого закона, в дальнейшем использована государством, например, для того, чтобы заблокировать какой-то контент в период массовых протестов. Потому что все понимают, что власть готовится к осенним боям и все такое.

Иланский: Совершенно верно.

Ашманов: Да, такая инфраструктура может быть использована. Даже СОРМ, который стоит лет 8 или 10 у провайдеров, он может быть обновлен и использован. Этому закону у нас несколько лет. Да, она может быть использована, но она с законом никак не связана. Если государство захочет создать кнопку выключения Интернета, она ее создаст в любом случае. Более того, такие кнопки у всех развитых государств уже есть. У нас - нет. Эта кнопка будет создана. Она не связана с этим законом.

Белковский: То есть это чрезвычайщина, а не?..

Ашманов: Да. И более того, вот такое выключение будет законным, потому что за полчаса до опускания рубильника будет принят закон «О чрезвычайном положении в рунете» и все это станет законным.

Таратута: Вот вы знаете, мы опять же уходим. Мы говорим о том, что важна техника, именно ее оспаривают, а политики никакой нет. У меня такой вопрос. Сегодня пользователи и вообще яркие представители интернет-общественности заметили такой факт, что на сайте Роскомнадзора вывешен «список доменных имен, в отношении которых в июле были направлены требования в иностранные компании о прекращении делегирования прав на их использование (я читаю, чтобы не ошибиться в формулировке) или об удалении незаконно размещенной информации». Но меня в этой формулировке потрясает все. Во-первых, точность фразы «незаконной информации» без пояснения. А во-вторых, обращение к иностранным нашим партнерам или врагам, уж не знаю, кому они кто, с тем, что, давайте, мы так по решению наших местных каких-то людей прекратим вашу работу, деятельность, ваше право делегировать что-нибудь.

Железняк: Можно я по этому поводу?

Таратута: Я предельно упрощаю, на самом деле.

Иланский: Я хотел бы добавить, что ЖЖ входит в этот список.

Таратута: Да. И очень важно, что среди тех перечисленных несчастных врагов или друзей, как я уже сказала, LiveJournal и YouTube.com. Как вы можете это прокомментировать? Это политика или это что? Это просто вот закон рядом, у него технически ужасная деталь, а вот конкретное воплощение?

Никифоров: Там речь идет совершенно о другой сфере. Мне кажется, вот эти два случая ни в коем случае нельзя связывать воедино. Там речь идет о персональных данных жителей нашей страны. К счастью, не о ваших, к счастью, не о моих, но есть обращение и есть конкретные факты по этим ресурсам. Все, что можно сделать формальным путем - реализуется. И Москомнадзор в этом плане формально прав. Конечно же, мы рассчитываем на конструктивный диалог и вот позиция коллег, в частности, здесь представлен коллега из LiveJournal, нам очень симпатичны. И мы считаем, что разговор должен всегда строиться через подобные конфликтные комиссии.

Таратута: Не, симпатичны, а что вы сделаете?

Иланский: А когда пригласят специалистов из крупных интернет-компаний, чтобы вместе обсудить технику воплощения закона?

Никифоров: Соответствующее обращение направлено, оно будет получено. Я уверен, что мы получим позитивный результат. Если мы придем к выводу, что есть здесь нарушения и эта информация будет удалена, то никакой дальнейшей проблемы не будет.

Таратута: То есть участникам дискуссии не кажется, что это звенья цепи, что не случайно?..

Ашманов: Это закон «О персональных данных».

Железняк: Можно я о политике добавлю чуть-чуть? Смотрите, во всех случаях это не касается только нашей страны, это не касается конкретно только этого закона - это касается всех стран в мире и любого процесса. Есть всего лишь два способа действия. Первое - это действие от факта. То есть, это применение каких-то решений со стороны власти по факту происходящего. Второй способ - это попытка описать правоотношение в законе. Вот то, что мы делаем сейчас и законом «О защите детей от информации, которая может наносить им вред», и законом «О защите персональных данных», и трехглавым нашим уважаемым законом, и любым другим законом - мы пытаемся как раз описать правоотношения сторон для того, чтобы не чиновник на месте, не офицер подразделения «К», если мы говорим по ситуациям в Интернете, принимал решение, что допустимо, а что недопустимо, что законно, что незаконно, что в интересах страны, что против страны, а что это было описано, притом четко прописано в законе. Точно также как и процедуры, которые позволяют тебе исполнить те или иные законные требования и не нести ответственность за то или иное действие, либо осознанно не исполнить эти действия и нести ответственность, которая будет потом, соответственно, в суде признана.

Таратута: Станислав, вы и тут не видите политики и связи?

Железняк: Это как раз политика, но это политика закона, а не беззакония.

Иланский: Вопрос тут по-другому стоит: будет ли в законе описана техника подобающая реальной ситуации? Например, сейчас идет…

Давыдов: В этом случае, можно было бы написать 500000-страничный закон. Для этого существует правительство России и федеральные органы власти, такие как Минкомсвязь, которые технологически могут это все прописать.

Иланский: Это все хорошо.

Железняк: Вместе с вами.

Иланский: Давайте рассмотрим пример. Есть такой замечательный ресурс, все мы его знаем, - Facebook. У него, как и у многих других ресурсов есть SLA (Service Level Agreement) - соглашение уровня услуг, в котором прописано, что жалобы, которые будут поступать к ним, они обрабатываются автоматически и срок обработки жалобы больше суток. Это значит, что пока до них дойдет жалоба от конкретного чиновника, или от того, кто будет исполнять эту жалобу, придет позже. Соответственно, получается, ресурс будет на следующие сутки закрыт для всех.

Давыдов: Вместе с тем Facebook использует технологию PhotoDNA, которая разрабатывалась Microsoft специально для NCMEC.

Иланский: Ок.

Давыдов: Ну да. И попробуйте, найдите в Facebook детскую порнографию, наркотики, да все, что угодно.

Иланский: Если это случилось, что теперь?

Давыдов: Не случилось, потому что этого не может произойти, потому что такие материалы не могут попасть просто туда.

Железняк: Я еще одну вещь добавлю. Ведь мы говорим когда о больших ресурсах, то у больших ресурсов есть еще и репутационные издержки. Они все, как правило, являются либо публичными компаниями, либо компанииями, которые привлекают достаточно серьезные кредитные средства. И для них обвинение публичное в том, что они допускают на своих страницах размещение незаконного контента - это гораздо большее поражение в инвестиционных возможностях, чем выгода от трафика пользователя, который этот незаконный контент там разместил. Поэтому, скорее, мы сейчас в больших ресурсах видим союзников и единомышленников. Но проблема с тем, что Интернет, как правильно абсолютно сказал Николай, он разный. Есть большое количество разных ресурсов.

Таратута: Знаете, почему вы видите единомышленников в крупных ресурсах, как говорят ваши оппоненты? Вы видите единомышленников потому, что инвестиционная привлекательность крупных ресурсов, работающих в России и сорящихся с властью, резко падает.

Железняк: В мире, я бы сказал. Не в России, а в мире они все являются публичными мировыми компаниями.

Иланский: В основном они в мире.

Железняк: Они мировые публичные компании, это не касается исключительно России.

Таратута: Немножко передергиваете мою постановку вопроса, но ловко.

Железняк: Наша задача сделать так, чтобы в этом смысле не порождать, как раз правовую неопределенность и искушение того или иного ресурса, использовать вот эту неурегулированность законодательства для того, чтобы попытаться каким-то образом накачать свой трафик, раскачать себя вот этим незаконным контентом. Это как раз удел скорее маргинальных ресурсов, но, тем не менее, они тоже могут пытаться входить на рынок, могут пытаться использовать лазейки в законодательстве. Поэтому мы их должны закрывать. Мы не должны быть оазисом мировым для детской порнографии и для наркотиков.

Белковский: Я очень рад, что на вопрос, который вы задали мне, ответили все остальные участники дискуссии. Я всегда мечтал перевалить с больной головы на здоровую. Но я все-таки в плане политики добавлю, что главная проблема - это проблема репутации российской власти. Чтобы она ни сделала, активная часть российского общества будет в значительной степени это отвергать.

Таратута: Мне не очень ясно, что вы думаете про этот непосредственный акт.

Белковский: Ничего плохого.

Таратута: Вам кажется, что никакой опасности и никакого неправомерного использования?..

Белковский: Возможно, опасность есть. О законе ничего плохого не думаю, а в России всегда наличие закона компенсировалось необязательностью или некорректностью его исполнения. Поэтому некорректное применение этого закона вполне возможно.

Давыдов: Что больше всего и пугает.

Железняк: Но это не основание не принимать этот закон. Это не основание просто ничего не делать, потому что беда есть.

Таратута: На этой практически оптимистической ноте мы уйдем на рекламу.