Первый вопрос — об отношениях Бард-колледжа и российской образовательной системы. Как я понимаю, речь не только о Санкт-Петербургском университете; есть целая история, верно?
Да, прошло уже 25 лет. Это была идея, предложенная нашими российскими коллегами, чтобы в постсоветский период начать новые инициативы в российском высшем образовании. И нас попросили о совместной работе, предыдущий ректор университета Людмила Вербицкая была крайне увлечена этим. Идея была в том, чтобы создать программу свободных искусств, объединив российскую и американскую традиции, и сделать это на русском языке. Чтобы это была программа, которая даст новый путь студентам в России.
Хорошо, а в чем заключалась основная идея, суть сотрудничества между вами и СПбГУ? Над чем вы работали?
Было две основных идеи. Первая — с российской стороны — заключалась в ином подходе к тому, как студенты начинают свое обучение в университете. Не просто в одной сфере, но двигаясь между сферами, чтобы им не нужно было замыкаться на одной программе, например, биологии или физике, или на одном предмете, но больше следовать англо-американской традиции, междисциплинарному подходу. С нашей точки зрения, это был способ привнести российский опыт в Америку: посредством обмена студентами, обмена преподавателями. Но особенно — сфокусироваться на русском языке, потому что это не было (как это часто происходит) американской программой на английском языке за границей. Это была американская программа на русском языке за границей.
Почему на русском? В чем был…
Потому что Россия — обладательница одной из самых важных и значимых мировых культур и языков. Ее традиции в литературе, музыке (что относится к моей сфере), искусствах, истории, науках имеют мировую значимость. А нам в Соединенных Штатах нужно быть менее провинциальными, чем мы есть в отношении других традиций обучения.
То есть дело не только в том, чтобы российские студенты учили что-то про американскую культуру и западную культуру, а наоборот?
Нет, большинство предметов не про Америку, они никак не относятся к Америке. Студенты изучают всё возможное, включая литературу и историю России, Европы — самые разные вещи! Экономику, естественные науки… То есть это никак не связано с изучением Америки. Нет! Система… То, что отличается — это упор на письмо, упор на семинары с тесным общением в противовес лекциям. В основном это все связано с подходом к обучению, а не с самим предметом.
А кто преподавал? Помимо Вас?
Нет. Я здесь вел аспирантскую программу по музыке. То есть я работал с аспирантами, в основном в кураторских программах по музыке. Всех преподавателей нанимал университет, и всех их одобрял университет. То есть весь контроль над программой на самом деле находился в руках университета. Поэтому Бард-колледж где-то год назад или уже больше был назначен официальным представительством Санкт-петербургского университета в Америке.
Ясно
И мы поддерживали очень хорошие отношения.
Хорошо. Вы не могли бы рассказать об этом поподробнее? Как и при каких обстоятельствах принимали такое решение?
Университету нравилось это 25-летнее сотрудничество. И каждый университет стремится к тому, чтобы расширить свое международное влияние. Они искали место, где такое замечательное заведение как Санкт-петербургский университет могло бы иметь представительство в Соединенных Штатах. А мы были их давними партнерами. Мы провели небольшую церемонию, повесили вывеску и в Нью-Йорке, и в нашем кампусе за сто миль к северу от Нью-Йорка.
Хорошо. Просто чтобы удостовериться, что я поняла вас правильно: основные решения принимали в университете в Санкт-Петербурге.
Все решения принимали там. Каждый год, к примеру, мы отдавали им пятьсот тысяч долларов на поддержку программы. И эти пятьсот тысяч долларов университет тратил сам, и мы не имели никакого отношения к тому, на что их там тратили.
Значит, ваша роль как колледжа была в финансировании программы и ее разработке, так?
Мы особо не занимались разработкой. Мы подавали им идеи, но разработка была всегда совместной. Мы не говорили им «нет». Мы не участвовали ни в чем, кроме обсуждений. Они разрабатывали программу, а мы предоставляли дополнительное финансирование, которое позволяло студентам учиться по обмену. Как тратить деньги, решали они.
Профессор Ботстайн, как вы считаете, в чем причина признания Бард-колледжа нежелательной организацией в России?
Я не политик. Так что я не эксперт в этих вопросах. Это шокирует… Для меня это одно из худших происшествий в моей карьере. Ни одна программа не была так дорога моему сердцу, как эта. Мои семейные корни — в России. Я вырос с глубокой любовью и восхищением перед русской культурой и языком. И это был источник гордости — пока американо-российские отношения становились все хуже и хуже, мы процветали. Мне действительно нравились российские студенты и мои российские коллеги, я восхищался ими. Так что о причинах я могу лишь спекулировать. Одна из них… В целом отношения Америки с Россией ухудшаются. И мы почувствовали на себе то, что на английском называют побочным ущербом. Я считаю, что кто-то допустил ошибку. Другими словами… Американский университет даже во время холодной войны сохранял дипломатию между гражданами, между людьми. Но каким-то образом нас занесло в вихрь испортившихся отношений между двумя странами. Это одна из причин.
Следующая причина в том, что мы, как и многие университеты в Соединенных Штатах и в Англии, существуем за счет частной благотворительности. И среди тех, кто нас поддерживает, есть человек, известный во всем мире — Джордж Сорос. И в связи с этим есть какая-то конспирологическая теория. Но это фундаментальная ошибка в понимании финансирования американских университетов. У нас бюджет в 250 миллионов долларов, а благотворительность со стороны всех источников составляет только 20 процентов от нашего общего дохода. Как и многие конспирологические теории, ее нельзя доказать – и, следовательно, ее нельзя опровергнуть. Она просто не правдива. У нас, как и у многих университетов, есть традиции академической свободы — это значит, что люди с деньгами не контролируют то, что мы делаем или думаем.
Вы обсуждали с мистером Соросом это решение российских властей? Вы что-нибудь знаете о его реакции?
Нет. Я уверен, что он в смятении. Думаю, масштаб того, насколько шокирующим этот факт явился для США, недооценивают. Потому что мы университет, а не политическая организация. И у нас сильный упор на искусство. И все это очень далеко от какой-либо политической повестки. Сама мысль о том, что мы представляем какую-то угрозу для России, очень странная. Правда в том, что мы — то место, где слава и достижения России восхваляли. То есть все ровно наоборот.
Случались ли когда-нибудь какие-либо обсуждения в рамках программы, которую представлял Бард-колледж? Какой-нибудь, не знаю, курс или занятие по политологии? Я просто пытаюсь найти хотя бы один повод — может, кто-то обсуждал какие-нибудь политические вопросы в СПбГУ во время этих занятий?
Не могу говорить за тех… То есть, я сам там не нахожусь. Я здесь.
Да, я знаю, я знаю.
Что обсуждают студенты, я не знаю. Я сам выступал резко против президента Трампа, могу говорить за себя.
Я тоже.
Я известен как очень, очень ярый критик нашего бывшего президента и его правительства. Как американский гражданин я высказываю свое мнение об американской политике. О других странах, гражданином которых я не являюсь, я не высказываюсь. А наше прошлое правительство я критиковал сильно. Но я бы предположил, что такие разговоры, какие случаются среди молодых людей в Смольном, случаются в любом студенческом кампусе.
Сколько примерно российских студентов приезжали в США с помощью Бард-колледжа в год?
В год мы отправляли от пятидесяти до ста человек, чтобы учиться там и изучать русский язык. Примерно такое же число приезжало сюда. В основном летом, но и в течение года тоже. Они учились на самых разных курсах — от биологии и физики до музыки и математики.
Хорошо. Есть множество слухов, связанных с Джорджем Соросом, вы его уже упомянули, но не только с ним. Алексей Кудрин — человек, которого в России очень хорошо знают, его считают относительным либералом во власти. Эксперты и наблюдатели посчитали, что это была атака не только на Соединенные Штаты, но и на него лично. У вас есть мнение на этот счет? Может, вы с ним говорили? Как с человеком, который был одним из главных на этом курсе.
Я в высшей степени уважаю Алексея Кудрина. Я считаю Алексея Леонидовича одним из лучших людей, каких я имел удовольствие встречать в своей жизни. И то, как он защищал идеи свободных искусств в Смольном, в моих глазах представляло собой глубокий патриотизм. Так что я отношусь к нему с величайшим уважением и очень благодарен ему за годы поддержки. Без него программа не расцвела бы так за последние 20 лет. Мы начали ее примерно 25 лет назад и в какой-то момент после запуска Кудрин ею заинтересовался. Но я не слежу за российской политикой. Так что с моей стороны это было бы тем, что во времена холодной войны называлось «кремлинологией», это когда вы предполагаете, что происходит в России, ничего при этом не зная.
Абсолютно.
Но я ничего не знаю.
Но может быть, вы получили от него какую-то реакцию?
Нет, я с ним не общался. У меня не было с ним прямого контакта с тех пор, как все это началось. Это трагедия, настоящая трагедия. Как на любой войне, это как убийство невинного гражданина. Знаете, как во время войны. Это абсурд, на самом деле. Мы надеемся… Власть очень тяжело признает ошибки. У нашей власти это очень плохо получается, а мы пытаемся их призывать к признанию ошибок. Все это — ошибка. Было предположение, например, что, прокуратура спрашивала о деньгах. С момента признания фонда «Открытое общество» нежелательной организацией в 2015-ом никаких денег от них в Смольный не поступало. На все вопросы мы ответили подробно. В российских медиа, кажется, есть какие-то спекуляции об этом. У нас проводили аудит и у нас прозрачные финансовые отчеты, мы не работаем тайно. Как не работает ни Гарвард, ни MIT, ни какой-либо еще университет в Соединенных Штатах.
Но если господин Сорос выйдет из проекта, если это возможно, я просто делаю предположения, то Бард-колледж вернется в Россию?
У Сороса нет никакой финансовой связи и вообще никакой связи с этим проектом, определенно, с 2015-го года. Университет был в курсе, что в первое время он был одним из людей, которые помогали создать его, финансово. Но это было очень давно. И когда он…. Когда его фонд попал под тот же закон, что и мы, был запрещен, никакие его деньги не попадали в Россию и не были вовлечены в поддержку программы. Мы подчинялись закону.
Окей, я поняла. Последний вопрос, если позволите. О ваших надеждах: у вас есть ощущение (или, может быть, какая-то информация), что вы можете вернуться в Россию? Возобновить работу здесь?
Большое преимущество невиновности — вам нечего бояться. Вам нечего скрывать. А поскольку мы невиновны, мы настроены оптимистично насчет того, что это решение будет отменено. Что работа будет возобновлена, потому что это ужасно важно, и важно в долгосрочной перспективе. Мы — это актив в развитии более близких отношений между США и Россией. Мы на вашей стороне. Мы вам не враги. И это и вправду ошибка. Эта ошибка может быть легко исправлена — и я думаю, она должна быть исправлена. И мое сердце болит за российских коллег и студентов. 25 лет — это очень долго. Это долго даже для брака.
Надеюсь, у вас все будет хорошо. И я тоже настроена оптимистично.
Это очень важно для нас. Все, кто смотрят вашу программу, должны знать, как эта программа важна для нас. И как глубоко мы ценим ее.