«Грандиозный ущерб юридической науке». Тамара Морщакова — о признании иноагентом Института права и публичной политики

Очень рада вас видеть, спасибо вам большое, что присоединились к нашему эфиру. Я прежде всего, конечно же, хотела спросить о последствиях. Чем грозит, а точнее, что уже происходит, да, с Институтом права и публичной политики, который теперь является иностранным агентом в России?

Вы знаете, это не совсем точная характеристика, потому что хотя Минюст обнародовал это свое решение о включении Института права и публичной политики в реестр соответствующий, который там ведется, об иностранных агентах, он сделал это, несколько поспешив, потому что в своем объявлении предварительном институту он сделал замечание по поводу возможности ожидания от института возражений на документ, который лежит в основе объявления института вот таким, который должен быть включен в реестр в Минюсте.

Пока в деятельности института, конечно, ничего не меняется, потому что, совершенно правильно вы сказали, объявление иностранным агентом не означает требования прекратить деятельность. И насколько я понимаю, настроение всех, кто участвует в деятельности этого института, абсолютно не предполагает, что они прекращают свою деятельность, а предполагает, что они будут продолжать делать то, что делают.

Это, конечно, возможно, хотя и связано с очень большими трудностями для организации, для НКО, признанной иностранным агентом. Повторяю, это решение пока еще не может считаться…

Давайте считать, Тамара Георгиевна, что оно будет принято, наверно, это вопрос времени, ближайшего, к сожалению. Что изменится? Что вы должны делать? Институт, что он обязан будет соблюдать, какие правила?

Конечно, это все уже известно и опробовано на сотнях организаций, журналистах и даже просто физических лицах, которые тоже у нас теперь могут получить такой статус. Конечно, надо будет везде помечать, что ты входишь, пусть принудительно, недобровольно, но в этот учрежденный Минюстом список. А как это делать, если институт, отличительная его черта, которая характерна именно для него, для других НКО она нехарактерна, ― громадная издательская деятельность? У института 80 выпусков журнала «Сравнительное конституционное обозрение» ежегодно, из года в год они продолжают эту работу. Почти несколько десятков журналов «Международное правосудие», которые тоже очень интересуют читателей. И там везде нужно будет написать вот этот… Не знаю, как это назвать, лейбл, может быть, это уже будет можно назвать, о принадлежности к этому списку этого института.

Но дальше более сложные вопросы возникают. Сейчас институт, его сотрудники как раз работают над юридической оценкой этих непонятностей. А что будет с авторами, которые публикуются в этих изданиях? Кроме того, институт не только журналы выпускает, но и монографии, у него масса, десятки выпущенных монографий, сборников докладов, сборников статей, и там везде надо будет ставить эти лейблы? А что будут делать авторы, которые, публикуясь там, рассчитывают на то, что эти публикации признаются при защите диссертации? Возможно ли это будет? Это все открытые пока проблемы.

Да, я сейчас попрошу наших редакторов показать этот самый лейбл. Это такая конструкция, довольно несуразная.

Тамара Георгиевна, это не только издательская деятельность, насколько я понимаю, это еще и ежегодные конкурсы с участием десятков университетов. Где там лейбл-то ставить, что там надо будет предпринимать для того, чтобы соблюсти российское законодательство?

Вы знаете, вы затронули, может быть, один из самых больных вопросов, потому что регулярный конкурс, который проводится Институтом права и публичной политики среди студенческих команд юридических вузов, «Хрустальная Фемида» называется, уже десять конкурсов таких было проведено. Он собирает каждый год десятки студенческих команд из десятков университетов. И тогда, очевидно, надо будет писать на программе, я так себе это могу только технически представить, на приглашениях к этому мероприятию, что оно проводится вот таким…

Приходите-ка на мероприятие, организованное иностранным агентом.

Да, мы живем сейчас в такой обстановке, что немножко общество, гражданское общество и каждый просто отдельный человек уже немножко привык к тому, что такая марка, не знаю, пометка, вот такой лейбл существует и не имеет особенного значения. По отношению к существу деятельности носителя этого титула ничего не должно меняться, но организационно много трудностей возникает, потому что на иностранных агентов, в том числе и на таких, каким является научный институт, я это хочу подчеркнуть, права и публичной политики, возлагается обязанность о каждом своем мероприятии ставить заранее в известность Министерство юстиции. А дальше возникает вопрос: зачем? Если Министерство юстиции, которое не обладает правом разрешать или не разрешать, однако запретит, то тогда как можно их проводить и объявлять публично, что оно состоится, если ты не можешь быть уверен в непременности, возможности сдержать это обещание?

То есть речь идет, если говорить о последствиях, наверно, о формальных прежде всего, об этой самой конструкции, об этих словах, которые необходимо будет везде публиковать. Не совсем ясно мне и, видимо, вообще никому, надо ли будет каждую статью помечать или только, допустим, журнал в одном каком-то месте, как это должно выглядеть, какие ограничения. Вы помните ведь, Тамара Георгиевна, например, что эта пометка должна быть по своему размеру, шрифт должен быть чуть ли не в два раза больше, чем остальной текст. Там целая эта неприятная история.

Одновременно с этим вы должны будете предупреждать о проведении мероприятий. Что-то еще? Или как еще отчетность какую-то надо будет еще раз в три месяца…

Отчетность увеличивается, возможны, наверно, гораздо более часто внеплановые проверки, но для меня самое страшное может быть в плане преодоления этого препятствия, как проводить международное мероприятие. Институт все годы существования с 1993 года проводит международные форумы по конституционному правосудию, их много, их десятки. Он ежегодно проводит массу международных круглых столов, приглашая широко иностранных экспертов и наших экспертов.

Что он должен написать в приглашении? А если потом ему это будет не разрешено, как это по времени совместить просто в суматохе такой очень противной, которая, конечно, не может оцениваться как нечто какое-то справедливое, справедливое обременение, и поэтому вызывает протест?

Я поняла вас, Тамара Георгиевна. Смотрите, институт называется Институт права и публичной политики. Словосочетание «публичная политика» ― оно о чем? То есть какая-то политическая деятельность содержится или нет? Я пытаюсь найти мотивацию, почему именно эту организацию решили признать иностранным агентом.

Вы знаете, может быть, она последняя из всех, кого они хотели признать, потому что на самом деле это чисто научная деятельность. Слово «политика», наверняка журналисты и филологи гораздо ближе к юристам по части семантики, но оно у нас употребляется совершенно безобразно ко всему. У нас может быть политика посевов кукурузы, да, политика еще чего-нибудь, здравоохранения, жилищного строительства, архитектуры. Это не то, что может характеризоваться словом «политическая деятельность».

На самом деле в результате такого смешения, неопределенности понятий любая деятельность может быть объявлена политической, потому что она так или иначе предназначена для того, чтобы ее выводы, ее усилия были учтены при принятии социальных и государственно важных решений. Иначе общество не существует, и недаром Венецианская комиссия уже не один раз указывала, что сам термин «политическая деятельность» является абсолютно неопределенным. И я бы хотела только вспомнить здесь о решении Конституционного суда по поводу значения неопределенных понятий в законодательстве, потому что у него есть такие решения, где КС российский прямо писал, что неопределенные понятия в законе сами по себе достаточны для признания этого закона не соответствующим Конституции.

Вы упомянули Венецианскую комиссию. Как она может отреагировать на решение Министерства юстиции России?

Вы знаете, она не имеет обыкновения реагировать на наши реакции на их заключения.

Перипетии.

Они же дали свое заключение уже не один раз. Они по законодательству 2014 года оценили это законодательство как неудовлетворительное, исходя из неопределенности основных двух понятий, понятия иноагента и понятия политической деятельности. И сейчас это повторяется на фоне того, что Венецианская комиссия признала необоснованным ужесточение законодательства в части признания иноагентами журналистов, физических лиц и организаций.

Ну что, она же дает заключения для целей Совета Европы.

И?

Совет Европы, очевидно, может на это прореагировать. Венецианская комиссия не обладает никакими полномочиями по исполнению своих заключений.

Разногласий огромное множество, и кажется, что Россия от Совета Европы отходит уже на какую-то дистанцию, совсем уже опасную. Институт права и публичной политики занимался в том числе отстаиванием прав граждан российских, если я правильно понимаю, в этом самом Европейском суде по правам человека. Что теперь изменится в этом направлении?

Это зависит на самом деле не от самого института, а от граждан, которые обращаются за юридической поддержкой к его экспертам, к его сотрудникам, потому что, действительно, этот институт знает, что он делает. Он хорошо знает юридическую работу не только в Европейском суде, но и в Конституционном суде, и он там зачинатель очень важных явлений был в процедурах даже конституционного судопроизводства, потому что он убедил суд в необходимости, в возможности и полезности использования заключений экспертов-специалистов, подготовленных ими по собственной инициативе по конкретным делам.

Поэтому эта атмосфера, конечно, вся будет как-то, наверно, переструктурироваться. Конституционный суд уже сделал определенные свои шаги по отходу от признания необходимой для его дел, его решений такой экспертной работы. Европейский-то суд, конечно, не будет таким образом на это реагировать, но обращение в Европейский суд нами не регулируется. Граждане будут просить о помощи Институт права и публичной политики, он будет им помогать, и единственное, что мы можем предположить, что Минюст всякими административными мерами может затруднять эту работу.

Признание Института права и публичной политики иноагентом ― это грубейшая ошибка, разрушающая система научного общения в области юриспруденции. Это, безусловно, нанесет колоссальный ущерб образовательным программам разного рода, которые ведут эксперты и участники работы Института права и публичной политики, нанесет в конечном счете грандиозный ущерб самой юридической науке. Это трудно оправдать чем бы то ни было, любой политикой, наверно, невозможно.

Последний уточняющий вопрос. Как вы думаете, связана ли атака на Институт права и публичной политики с тем, что эта организация помогала как раз с Европейским судом по правам человека взаимодействовать гражданам Российской Федерации? Можно ли это считать главным мотивом или сложно пока оценить?

Нет, я думаю, что это не является главным мотивом, потому что Минюст представил свои претензии Институту права и публичной политики и там в качестве политической деятельности названы такие удивительно полезные для всех граждан России исследования на юридические темы, как, например, адвокатская поддержка граждан, как, например, бесплатная юридическая помощь для граждан, как на самом деле необычайно важные вещи, связанные именно с социальными проектами.

Поэтому здесь нет никакого адеквата, и то, что они предъявили в качестве претензий, указывающих на осуществление политической деятельности, на самом деле не имеет такого оттенка. Но другое дело, что право, конституционное право, конечно, не может не быть связано с политикой, но не с деятельностью, а абсолютно с другим, потому что сама Конституция закрепляет основные принципы политики государства.

По решению Минюста России «Медуза» и Роман Баданин включены в реестр СМИ, выполняющих функции иностранного агента

По решению Минюста России Институт права и публичной политики признан НКО, выполняющей функции иностранного агента