«Все публиковали в память о Носике скриншоты из переписки»: виртуальный мемориал одному из первопроходцев рунета

Во вторник в Москве похоронили Антона Носика. Говорить о потерях всегда трудно, а о такой потере — невыносимо, но люди, знавшие Антона, наверное, находятся в таком проигрышном положении — я помню случаи, когда умирали люди, которых знали все, кроме меня, и чем больше было слов о том, каким прекрасным и гениальным был покойный, тем больше было недоумения — ну хорошо, вы его знали и любили, но какое это имеет отношение к нам, ко всем остальным?
Я не хочу играть вот в это «сейчас я вам объясню, кого вы потеряли». Не объясню. В воскресенье, когда Антон умер, «Такие дела» делали опрос о нем, и я сравнил его с Гагариным в том смысле, что вот эта идея — что космонавтами должны быть профессиональные летчики, — не всегда была очевидной, обсуждались разные варианты, среди прочих была идея отправлять в космос моряков-подводников — и вот если фантазировать, что Королев выбрал бы их, а не летчиков, то не было бы ни Гагарина, ни всей этой эстетики, шуток, привычек, улыбок — было бы что-то другое. Это можно представить, это нетрудно, но от этого как-то не по себе, потому что — ну как это без Гагарина?

При чем тут Носик. Двадцать лет назад в Москве был знаменитый провайдер «Ситилайн», один из первых, и в какой-то момент в «Ситилайне» придумали, что доступ в интернет будет лучше продаваться, если вместе с ним предлагать людям контент, то есть чтобы люди понимали, зачем им нужен интернет в ту давнюю-давнюю эпоху, когда не было ни социальных сетей, ни смартфонов с камерами, ни вообще ничего. Мозгом «Ситилайна» был известный многим Демьян Кудрявцев, и производителей контента он искал среди своих друзей, то есть среди таких литературных молодых людей, успевших пожить в Израиле, поработать с ним там в газете «Вести» и вернувшихся в Россию девяностых с, наверное, довольно смутными представлениями о том, что в ней делать. Эти люди — кроме Носика и Кудрявцева к ним можно отнести Линор Горалик и еще несколько имен — вот такая, если корректно такое сравнение, южнорусская литературная школа вроде той, что была в двадцатые годы. Люди, которые первыми пришли в интернет не с байтами, а с буквами, принесли в него свой язык, свои привычки, свои ценности — и это такое везение, что первыми оказались именно они, а не какая-нибудь другая тусовка, менее приятная.

Лет десять назад в одной редакции я работал с таким уже взрослым мужчиной, очень рафинированным седым интеллигентом — чтобы было понятно, что за человек — ну вот однажды у нас в редакции прорвало батарею, то есть вот кабинет, и в нем бьет фонтан. Все заходят, видят этот фонтан, выкрикивают что-то матерное и убегают. А этот мужчина зашел и так восторженно говорит — «Петергоф!» Интеллигенция. Так вот, однажды в разговоре с ним я упомянул Носика, и этот мужчина говорит — «О, я хорошо знаю Антошу, помню его еще маленьким!» — и я легко представил себе, как этот человек, такой же седой и респектабельный, как сейчас, нянчит маленького Носика. И только потом я понял, что они ровесники. Носик существовал вне поколений, я тоже считал его своим почти ровесником, и, наверное, это дополнительный источник боли — когда ровесники уходят. Интересный момент — в соцсетях почему-то почти все, кто знал Носика, публиковали в память о нем не совместные фотографии, а скриншоты из переписки — наверное, такой виртуальный мемориал лучше всего подходит человеку, который был про буковки в интернете. Я тоже полез посмотреть свою с ним переписку и обнаружил, что последний раз мы в личке спорили о первых публикациях в СССР Набокова и Гумилева — наверняка Носик был не единственным, с кем можно было спорить на такие темы, но больше ни с кем у меня такой переписки нет.

Фото: Кристина Кормилицына/Коммерсантъ