«Тут не о чем спорить, на чьей стороне быть»: Олег Кашин о том, как реагировать на дело Кирилла Серебренникова

Человек недели — Кирилл Серебренников. В отличие от большинства комментаторов, выступающих в его защиту, я никогда его не любил и тем более с ним не дружил, но эти кадры, когда люди в масках его конвоируют в суд и так толкают в спину, а потом он в клетке — это что-то невероятное и позорное; сейчас пишут о точках невозврата, как принято в таких случаях, и я бы тоже хотел, чтобы это была точка невозврата, но мы же с вами не первый день живем и прекрасно знаем, что точки невозврата легко уходят в прошлое, и невозврат становится нашим естественным состоянием. Идут дни, дело становится частью новостного ландшафта, очередные новости переезжают с первой полосы на третью, заметки делаются меньше, а тон спокойнее. Начнется театральный сезон, и окажется, что отряд не заметил потери бойца, а если кто-то все-таки решится протестовать, то он тоже окажется таким потерянным бойцом — на каждое свято место стоит очередь желающих, и если, как многие прогнозируют, какие-то актеры больше не захотят быть, например, доверенными лицами Путина, то на каждого такого актера найдется десяток коллег, готовых занять его место. Такой, может быть, нерелевантный пример, но на прошлой неделе в новостях было про самого молодого главреда «Ленты.ру», которого сейчас назначили — и я не видел в этих новостях пояснений по поводу разгрома «Ленты» три года назад. А тоже ведь была точка невозврата.

Я не верю в солидарность нынешней российской интеллигенции, либеральной интеллигенции, творческой, ее давно не за что уважать и давно нечего от нее ждать. Это даже не плохая новость, просто вот так у нас сложилось, с этим надо жить. Но во что я верю всерьез — в логику развития культуры и в логику истории, которая не прощает такого отношения к закону, к людям, к художникам. Весной, когда начиналось дело «Платформы», я писал, что Серебренникова можно не любить, но он форма жизни, а силовые ведомства — это форма смерти, поэтому тут не о чем спорить, на чьей стороне быть. Сейчас этот текст вспомнили, меня ругают — нельзя мазать всех одной краской, среди силовиков тоже есть хорошие люди, расследующие убийства и спасающие людей, а среди художников есть очень спорные и с дурным характером. Мне кажется, это не имеет значения. Если власть выстроила свои законы так, чтобы любой, кто имеет с ней дело, становился заложником, которого при надобности посадят в тюрьму — это значит, что власть разрушает саму себя. Несколько лет назад это можно было говорить с предостерегающей интонацией, сочувственной, какой угодно — сейчас уже только со злорадной. Нравится им себя разрушать — да на здоровье. А наша задача — вести себя так, чтобы не быть погребенными под обломками, то есть держаться от них как можно дальше и не играть в их игры. Это уже относится не только и не столько к художникам, сколько ко всем вплоть до участников муниципальных выборов. Оставьте власть наедине с собой, не мешайте ей самоуничтожаться. Об этом, я надеюсь, мы сегодня еще поговорим, а о Серебренникове — моя колонка для сайта Republic.

Почему именно сейчас власть решила запугивать пусть не самую влиятельную, но репутационно значимую для нее часть общества, – это вопрос именно к власти. На такие вопросы у нас традиционно принято отвечать в духе «борьбы башен» – силовики отвоевывают пространство, либералы отступают, – но в 2017 году трудно говорить на этом языке всерьез. «Борьба башен» идет много лет, а власть при этом не меняется, картина остается статичной – наверное, пора бы уже принять как данность, что любое действие власти, репрессивное или либеральное, нужно рассматривать именно как действие власти как таковой, а не каких-то ее виртуальных фракций и групп. «Силовики действуют без ведома Путина, силовики плевать хотели на Путина» – к таким объяснениям трудно относиться иначе как к мягкой, «для самых продвинутых», форме пропаганды, уводящей Путина из зоны критики и создающей ложные сущности, ложность которых не раз становилась очевидной во всех предыдущих случаях, начиная с того уже совсем забытого, когда Путин не смог дозвониться до генпрокурора. Силовики не могут ничего делать без согласия первого лица, и не имеет значения, когда получено это согласие – до или после спорного действия. Следственный комитет подчиняется президенту, и ответственность за его действия тоже несет президент, даже если он кого-то когда-то назвал дураками.

Репрессивная атака на творческую интеллигенцию – идеальное начало для суровой осени и еще более суровой зимы, когда страна погрузится в эмоциональную катастрофу, из которой можно выйти только в тот момент, когда, как благодатный огонь в Пасху, на страну сходит очередное переизбрание Путина. Без рукотворного политического кризиса такая система, как российская, всегда провисает, обнаруживая все свои недостатки и слабости, и именно поэтому она нуждается если не в постоянном напряжении, то в его стимулировании за полгода до выборов и в последующие месяцы.

Фото: Александр Вильф/РИА Новости