Тюремный кэжуал вместо мундира с погонами: о чем говорит кейс генерала Дрыманова

Еще одно важнейшее событие недели — арест бывшего начальника Следственного комитета по Москве Александра Дрыманова. С этой новости, конечно, стоило бы начинать, но я нарочно решил говорить о Дрыманове уже после Бутиной и Pussy Riot, потому что тут все, о чем мы сегодня говорили. Кино — и даже, скорее, сериал, потому что перед нами очередная промежуточная развязка того давнего сюжета, который начался с перестрелки на Рочдельской, когда поссорились две женщины, ресторатор и дизайнер, и одна позвала бандитов, другая силовиков, и все завертелось и вертится до сих пор. Ну и другое кино тоже — парадная форма сотрудников СК, как сейчас модно, срисованная с мундиров сталинских времен, и фактурная внешность генерала Дрыманова — лысого и в очках, в этой форме он был похож на Берию, и на Берию он похож теперь, когда сидит в клетке в зале суда, и когда в газетах цитируют его слова при задержании, что произошло недоразумение — с Берией в 1953 году было примерно так же. И все же это пока не 1953-й, а чистый 1937-й, о котором мы сегодня тоже говорили, цитируя того полицейского, который орал на Верзилова. В чем феномен 1937 года — система отказывается от собственного иммунитета, и те люди, которые сажали вчера, оказываются посаженными сами, и определяющим свойством системы становится именно это — когда никто не знает, выживет ли он, поэтому все делаются нервными, отчаянными и злыми.

Еще мы сегодня говорили о русском постпанке — ну и он тоже тут есть, в «Коммерсанте» была очаровательная деталь про первый обыск у Дрыманова, когда оперативники ФСБ якобы ничего у него не нашли и, уходя, написали на двери его квартиры слово «вор», а потом фотографию этой надписи возмущенный Бастрыкин отправил Бортникову. Я люблю этот риторический прием — ссылаться на потомков, на будущие учебники истории или на будущее «Намедни», и вот история Дрыманова и вообще история, скажем это уже определенно, заката Следственного комитета — то, чего потомкам, наверное, вообще никак не объяснишь, потому что это даже уже не политика, это чистая стихия, вот буквально такой ураган, срывающий с голов генеральские фуражки. Об аресте генерала Дрыманова — моя колонка для Republic.

Узнаваемая фигура генерала, переодетого в тюремный кэжуал и помещенная в клетку зала суда — сейчас это уже не настолько сенсационная картинка, как пять лет назад. Генерал Дрыманов, как и арестованные до него высокие чины СК Денис Никандров, Михаил Максименко и Александр Ламонов — жертвы новой репрессивной культуры, сложившейся в России во второй половине десятых и коснувшейся уже и их коллег из МВД, и нескольких губернаторов, и даже одного министра. Аресты высокопоставленных номенклатурщиков стали обыденностью, и это уже эпизод не корпоративной, а всероссийской истории — с некоторых пор ненулевой риск ареста идет пакетом вместе с привычными преимуществами для тех, кто занимает высокие позиции в вертикали. Эта перемена не может не влиять на общее настроение всего номенклатурного класса — очевидно, каждый генерал, и не только из бастрыкинского ведомства, хранит в платяном шкафу ту бейсболку, в которой, если что, ему придется прятать лицо от фотографов, когда суд будет рассматривать меру пресечения. Человек, постоянно рискующий свободой, отличается от обычного человека, и, поскольку номенклатурных арестов было уже слишком много, наверное, стоит зафиксировать, что уже сейчас Россией управляют люди, каждый из которых имеет в виду свою тюремную перспективу. Уже сейчас это определяющее свойство вертикали, новое свойство, которое действительно можно сравнить только со сталинскими годами. И, как и в сталинские годы, насущной потребностью номенклатурного класса становится возвращение неприкосновенности.

Именно неприкосновенность будет первым предметом торга при любых политических переменах в России — при Путине, после Путина, неважно. Свобода становится осознанной необходимостью только для тех, кто ею рисковал.