Трафик на смерти. Почему стрим с кладбища стал нормой?

Двадцать четыре года назад в счет отработки какого-то дежурства по нашему морскому лицею меня и еще троих подростков в морской форме отправили в областной драмтеатр у нас в городе на муниципальный праздничный концерт по какому-то, вероятно, важному поводу. Мы должны были двигать какие-то декорации и переставлять на сцене микрофоны, а наградой за это был концерт какой-то московской певицы, точнее даже — двух.

Первую певицу я, конечно, знал, ее все знали, а моих знаний об отечественном шоу-бизнесе даже хватило, чтобы не удивиться, что вообще делает эстрадная звезда из телевизора на мероприятии для ветеранов в провинциальном драмтеатре. Она действительно была звездой, но с оговорками. Профессиональная певица с чуть ли не консерваторским образованием, но для принадлежности к высшей лиге отечественной эстрады ей чего-то не хватало — в те времена в таких случаях было принято строить версии вокруг непринадлежности к пугачевской обойме, потому что, чтобы быть звездой, тогда, как считалось, было нужно дружить с Пугачевой. Или — чтобы песни тебе писал условный Игорь Крутой. Или еще что-то в таком же духе. Но, может быть, светскими сплетнями все объяснить невозможно, и нельзя было сбрасывать со счетов, что для реальной звездности этой певице не хватало чего-то, что дается Богом — харизмы, или, может быть, умения на полшага опережать всех остальных эстрадников — того, что, бесспорно, было у Пугачевой или, скажем, у Софии Ротару, которая как раз с Пугачевой и не дружила, но это ей не помешало быть полноценной суперзвездой. В общем, я бегал по сцене, смотрел на эту певицу сзади и, как всякий подросток, очень цинично и свысока думал о ее несложившейся карьере.

Это была Ирина Понаровская. Песни ей писал композитор Виктор Началов — собственно, о нем я и слышал только в контексте Понаровской, кажется, только для нее он и писал песни, а сам, это я тоже помню, был из Воронежа (сейчас уточнил по Википедии — не просто из Воронежа, а из села Хреновое Воронежской области). Он на этом концерте тоже был, и это уже имеет отношение ко второй певице, которая пела в тот вечер на разогреве у Понаровской. Девочка наших лет, с песнями того же автора, своего папы — я не помню этих песен, но помню, как Понаровская говорила, что девочка обязательно станет звездой, а я, сердитый подросток, глядя на них из-за кулис, думал, что, конечно, нет, не станет, потому что и Понаровская ведь сама звезда с оговорками, а уж у второй производной от Понаровской звездных шансов нет в принципе.

Сейчас можно сказать, что так и вышло, и в истории российской эстрады та девочка моих лет так и не встала вровень с Пугачевой или Ротару, но и второй Понаровской называть ее тоже не получается — теперь. Ее имя вписано в историю рядом с именами Жанны Фриске и Сергея Бодрова, но Фриске — не из группы «Блестящие» и не из «Ночного дозора», а из тех страшных лайфньюсовских фотографий, из передачи «Пусть говорят» и скандала с благотворительными сборами, и Бодров — тоже не из «Брата-2», а из русского интернета начала нулевых, который по тогдашней моде был весь увешан баннерами, и довольно долго, больше года, едва не каждый второй баннер на любом сайте был посвящен именно ему — «Страшная находка в Кармадоне!», «Проклятие Сергея Бодрова» и так далее.

У той певицы, которую я видел двадцать четыре года назад, в жизни так и не случилось ни «Брата», ни «Блестящих», и тем нагляднее, тем дистиллированнее именно в ее случае безжалостность и бесчеловечность таблоидного закона — о ней пишут и о ней читают не потому, что кто-то помнит и любит ее песни, не потому, что в ее жизни была легендарная кинороль, а только потому, что она умерла вот так — страшно, мучительно, рано. Тот случай, когда некрофильское любопытство не скроешь за лицемерными словами о творчестве — нет, о творчестве никто не говорит, но все смотрят ютубовский стрим с кладбища, и все кликают на заголовки, когда появляется очередная новость — «стали известны подробности вскрытия».

Это рынок, это инстинкты, все живые люди, права винить у нас нет. Но никто и не винит, просто хочется сказать, что именно в такие моменты очень наглядным оказывается дефицит ответственности у людей, которые делают новости, и, — а вот давайте прямо, — массовый, наверное, атеизм, или даже безбожие тех людей, для которых человеческая трагедия оказывается просто эффектным медийным поводом.

Шестнадцать лет назад, когда русский интернет был увешан баннерами про погибшего в Кармадонском ущелье Сергея Бодрова, я работал репортером в своем городе, и по сигналу каких-то неравнодушных школьниц поехал спасать котят, которых завалило огромной кучей снега во дворе в спальном районе. Эту снежную кучу на протяжении всей зимы собирали своими лопатами дворники, она выросла размером с двухэтажный дом, снег слежался и был крепок как камень. Под этим снежным камнем орали котята. Я бегал, искал дворников с ломами, уговаривал, что-то обещал — они согласились, долго долбили кучу, котят спасли. Я писал об этом и репортаж, конечно, озаглавил самым очевидным образом — «Кошачий Кармадон в Калининграде». Мне это казалось остроумным, сейчас кажется — неудачной шуткой на модную и трагическую тему, сейчас я бы так не стал. Сейчас я и ту певицу в этой колонке ни разу не назвал по имени, потому что даже на таком уровне не хочется уподобляться тем, кто написал эти четыре миллиона кликабельных заголовков.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.