Новое название жителей России: кто придет на смену «россиянам»
Это что-то такое из истории КПСС, из двадцатых годов — «дискуссия по национальному вопросу». Владимир Путин две недели назад анонсировал «закон о российской нации», до сих пор никто не знает, что имеется в виду, но тема уже живет своей жизнью, и на двадцать шестом году постсоветского существования России власть и близкие к ней люди озаботились вдруг национальным вопросом. Теперь они выясняют, в чем разница между русскими и россиянами.
Сначала патриарх Кирилл говорит об «искусственном противопоставлении русского и российского» и о «неафишируемом указании» чиновникам избегать слова «русский» в речах и документах. Потом Станислав Говорухин, возглавлявший, если кто забыл, на последних выборах предвыборный штаб Владимира Путина и сегодня числящийся одним из лидеров Общероссийского народного фронта, заявляет, что «мы русский народ по факту», и что слово «россиянин» само по себе отвратительно. Вслед за ним сенатор Алексей Пушков говорит, что рано или поздно слово «русский» вытеснит искусственный термин «россиянин».
Мне очень нравится образ мужчины из Таганрога, который сидит в майке перед телевизором и разговаривает с ним, возражая тому, что слышит с экрана или соглашаясь с ним. Вот я сейчас такой телезритель, и это очень странное чувство — когда люди в телевизоре спорят между собой, как они будут меня называть. Видимо, им это важно, видимо, для них имеет значение, каким словом они (то есть власть, давно и крепко присвоившая себе право решать судьбу народа и говорить от имени народа) будут называть тот народ, который они себе подчинили. Можно включиться в их спор и искать аргументы за или против «россиян» и «русских». А можно спросить, есть ли у этих людей вообще право что-то решать по поводу того, как нам нужно называться. Мне кажется, такого права у них нет.
У нас много спорят о национальном государстве. Например, на днях в программном документе «Открытой России» тоже написали, что России предстоит путь от империи к национальному государству. Но это все теоретические вопросы, ролевые игры. Государство, с которым мы имеем дело в России и которое существует в реальности, по всем признакам антинационально. Оно опирается не на народ, не на людей, а на силовой аппарат и на пропаганду. Главное, чем озабочена власть, — сделать так, чтобы у людей не было даже минимальной возможности сменить власть, заменив ее кем-то новым. На несменяемость власти работает вся государственная система. Будущее людей и их настоящее государство не интересует в принципе. От полутора десятилетий нефтяного благополучия не осталось ничего — ни дорог, ни больниц, ни школ. И только громоздкие памятники, призванные утвердить вековую родословную нынешней власти, штампуются в промышленных количествах. Это очевидные вещи, их неловко повторять.
Неловко говорить и о том, что внутри России существуют настоящие национальные государства, по многим признакам противопоставленные русским областям, и первое из таких государств, конечно, Чечня. Я подозреваю, что весь смысл этих теоретических изысканий по национальному вопросу и состоит в том, чтобы изобрести волшебное слово, которое объединяло бы вот тех подростков из Пскова, которые погибли на этой неделе, с каким-нибудь бородатым чеченским силовиком. И еще я подозреваю, что такого волшебного слова нет и быть не может — с подростками из Пскова я чувствую связь и понимаю, что мы из одного народа, а с чеченским силовиком никакой связи нет. Он мне чужой, но чужой не потому, что в его жилах какая-то другая кровь (кровь-то у людей одинаковая), а потому, что он такой же чужой, как и Говорухин, и Пушков, и Путин. Люди из правящего класса у нас вообще-то давно заслуживают того, чтобы вынести их в какую отдельную этническую или субэтническую группу. И вот пускай они, если это так их волнует, и придумывают новое название для этой своей группы, к нам это не имеет отношения.
Немного обидно будет, если они назовутся русскими. Это будет путаница. Мне тогда придется говорить, что я русский, но не тот русский, которого изобрели в Кремле, а тот, который из русской культуры, русской природы и русской жизни, полностью перпендикулярной всем государственным интересам Российской Федерации. Я все-таки надеюсь, что путаницы удастся избежать. Пускай они действительно остановят свой выбор на «российской нации». В каком-то смысле это даже адекватное название — обсуждая его, многие вспоминали советский опыт с «новой исторической общностью», и я сошлюсь на писателя Дмитрия Галковского, который, мне кажется, очень удачно сократил это длинное название до одного слова — «новиопы» (новая историческая общность). Российский правящий класс, класс новиопов действительно давно стал такой новой общностью, и отношения нашего народа с ним — это не дискуссия по национальному вопросу, а полноценный, пусть и тихий, тлеющий конфликт. Экспериментируя с национальным вопросом, они доиграются до того, что конфликт между государством и народом в России станет межнациональным.