Студент философского факультета МГУ Марат Нигматулин заявил, что сотрудники ФСБ пытали его в библиотеке в Шуваловском корпусе МГУ. По его словам, ему резали руки складным ножом и били, требуя, чтобы он признался в создании террористической организации, организации терактов в Керчи, Архангельске и Благовещенске, а также в том, что он установил «тесные связи с немецкой, французской, британской и кубинской разведками». Нигматулин отметил, что написал заявление о случившемся на имя ректора МГУ Виктора Садовничего. В руководстве факультета заявили, что студент к ним не обращался. Полицейские потребовали от Нигматулина пройти проверку на полиграфе.
Олег Кашин — о том, что случилось с российской действительностью, что сегодня многие так просто поверили рассказу о пытках в здании МГУ.
К тому моменту, когда редактор «Медиазоны» Дмитрий Ткачев заявил, что его издание не будет делать новость о пытках первокурсника философского факультета МГУ Марата Нигматулина, потому что сомневается в достоверности его рассказа, сама новость про Марата перестала быть даже спорной — по мере обрастания ее подробностями (его якобы подозревали в том, что он тайный папский нунций, и требовали признаться в работе на кубинскую разведку — все-таки и по нашим меркам такое пока слишком) уже в первые часы после появления новости стало ясно, что парень, скорее всего, просто фантазер, ну и сама история — средь бела дня, в библиотеке, где людно, перочинным ножом и книгой по голове — все очень нестандартно.
Рассказы о пытках в современной России звучат довольно часто, выработался своего рода канон — обязательный электрошокер, обязательный шуруповерт, ну и происходит все обычно в кабинетах следователей или в микроавтобусах с тонированными стеклами. Перочинных ножей наши садисты обычно не носят, ну и на людях пока стесняются, потому что ну в самом деле — вот библиотека, ты режешь студента, и тут заходит, допустим, пожилая библиотекарша — ее теперь что, застрелить придется?
Но так — скептически — история про пытки в университете воспринимается по мере того, как о ней размышляешь. Первая же реакция была совсем другая, и у меня тоже, а я ведь человек посторонний, не москвич и МГУ не заканчивал, и реакция знакомых выпускников университета — помимо «общечеловеческого» возмущения пытками они буквально взвыли из-за чекистского надругательства над самим университетом, который по понятным причинам больше, чем просто вуз, чем просто «институт». Шуваловский корпус, в котором все якобы происходило — это не сталинская высотка ГЗ и не здание на Моховой, одиозное лужковское наследие, но все равно осененное именем университета, и если там работают палачи — то что же с нами стало?
Через несколько часов сложился консенсус по поводу того, что студент все придумал, то есть что с нами стало — пока как бы ничего. Но на самом деле событие никуда не делось, просто чуть сместились акценты. И если бы я был газетным редактором, я бы на следующий день дал первополосную сенсацию — вчера все поверили в то, что в библиотеке МГУ сотрудники ФСБ пытают студентов. Еще пять лет назад мало кто поверил бы, а сейчас — ну, очень массово.
Почему поверили? Во-первых (и это точно не выдумка), этот Марат Нигматулин — реальный фигурант реального уголовного дела об оправдании терроризма. Не тот случай, когда совсем ни за что — он вроде бы действительно еще школьником писал листовки, в которых брал на себя ответственность за расстрел в керченском колледже, но раньше такие проблемы решались на уровне детского психиатра и инспектора по делам несовершеннолетних, а сейчас настоящее уголовное дело, и срок еще дадут. Во-вторых, сами пытки — их уже действительно так много в новостях, что обычный читатель уже и не кликает на заголовок, в котором очередному анархисту просверлили колено шуруповертом — такое удивляет только первый раз. Наконец, университет — тот, в котором престарелый ректор Садовничий побил исторический рекорд по длительности пребывания в должности, и именно на его царствование пришлась наивысшая концентрация скандалов, когда очередного студента или аспиранта (как сейчас Азата Мифтахова) сажают по политическому делу, а университет не просто отказывается защищать своего парня, а наказывает тех студентов, которые не побоялись выступать в его защиту. На таком фоне — как не поверить рассказу о пытках? В нем ведь нет ничего удивительного. По крайней мере, на первый взгляд.
Болевой порог российского общества за последние годы повысился до предела. Чтобы люди действительно ахнули, должно случиться какое-нибудь совсем дикое ЧП. Этим уже пользуются злодеи, которые, между прочим, сами по себе тоже стали почти легитимной частью нашей медийной и политической реальности, чаще всего их называют пригожинскими, и с ними связаны невиданные раньше провокации наподобие той, когда один сотрудник Пригожина рассказал журналисту Короткову о преступлениях своих коллег, Коротков это написал, а потом тот же человек заявил, что Коротков удерживал его в заложниках и силой заставлял дать интервью под собственную диктовку. Или история с женщиной, занимающейся школьным питанием, которая принесла Любови Соболь фотографию унитаза, где якобы моют овощи для школьников, а потом оказалось, что это просто унитаз из фотобанка. Когда и реальность ужасающая, и провокации беспрецедентные — трудно отличить правду от неправды, поэтому даже наивными тех, кто поверил в университетские пытки, не назовешь. Они нормальные, просто наша нормальность по нынешним меркам — это наивность.
Ну и, наверное, главное. Когда-то романтические мальчики, чтобы произвести впечатление на окружающих, выдумывали себе приключения — в космос летал, или за границу со шпионским заданием ездил, или, если брать более лихие времена — бандитские всякие приключения, или донжуанские. А что придумывают про себя московские дети 2019 года? Пытки. И это тоже характеристика нашего времени. Может быть, самая шокирующая.
Не бойся быть свободным. Оформи донейт.