Проблема советского человека: почему Путин все-таки перестал бояться и полюбил бомбу

На этой неделе в России вяло (вяло — потому что мода на такие споры прошла лет пять назад, но все равно все понимают, что спорить на эти темы положено) спорили о фильме режиссера Красовского «Праздник», в котором в блокадном Ленинграде встречаются сытые номенклатурщики и их голодающие гости — режиссер назвал это комедией, и советский человек делает стойку на это слово, потому что советский человек знает, что комедия — это когда Трус, Балбес и Бывалый гонятся за Шуриком, ну или Джим Керри не может смыть за собой в туалете, то есть комедия — это чтобы поржать. Отсюда скандал, отсюда споры.

В свою очередь, если на фильме не написано большими буквами — «комедия», — то советский человек по умолчанию будет смотреть его как серьезную драму, сколько бы сарказма и иронии в этом кино ни было. Если нет веселой музыки, если герои не корчат рожи и если не шутят про тещу и про телесный низ, то фильм серьезный — так, вероятно, рассуждает советский человек, который смотрит кино. И есть основания предполагать, что жертвой этого несоответствия между восприятием советского человека и обычаями кинематографа оказался президент России советский человек Владимир Путин.

Полтора года назад, как многие помнят, у Оливера Стоуна вышел четырехсерийный фильм о Путине. Режиссер брал у Путина многочасовое интервью, в какой-то момент речь зашла о ядерной войне, и Стоун сослался на классический фильм Стэнли Кубрика «Доктор Стрейнджлав, или Как я перестал бояться и полюбил бомбу». Это знаменитая черная комедия, в которой из-за нескольких сумасшедших, помешанных на страхе перед потенциальным противником, человечество гибнет в ядерной войне. И вот Путин сказал Стоуну, что не видел этого фильма, на следующую встречу Стоун привез его с собой в Ново-Огарево, и они с Путиным вдвоем его посмотрели.

И, видимо, Стоун забыл сказать Путину, что это гротеск, комедия. Человек, воспитанный Голливудом, наверное, решил, что это и так очевидно. Но советский человек воспринимает кино иначе, и можно вообразить себе, как «Доктора Стрейнджлава» смотрел Путин, как он сопереживал героям, как он болел за наших, за советских, у которых в фильме Кубрика есть «машина судного дня», отвечающая на первый американский удар уничтожением всего человечества. Кубрик издевался над ядерными страхами своих современников. Путин, скорее всего, воспринял фильм очень серьезно и окончательно убедился, что Запад хочет уничтожить Россию, но Россия в ответ уничтожит его.

Попробуйте отнестись к словам Путина о рае, в который мы попадем после ядерной катастрофы, именно как к запоздалому отзыву на показанный ему, шестидеситятипятилетнему, старый американский фильм. Это, гипотеза, конечно, но давайте предположим, что именно кадры взрывающегося под песню «We’ll Meet Again» земного шара заставили Путина думать о ядерной катастрофе как о неизбежной развязке того международного противостояния, в котором он участвует. Когда наглядно — это всегда убедительнее любых слов, а фильм Кубрика с точки зрения наглядности, да и вообще с любой точки зрения — настоящий шедевр. И саркастическую фразу «как я перестал бояться и полюбил бомбу» Путин воспринял буквально, и именно в ту ночь, когда они со Стоуном смотрели фильм Кубрика, Путин перестал бояться и полюбил бомбу. И это уже необратимый процесс.

И когда россияне попадут, как предполагается, в рай, а остальные просто сдохнут — кто-то, конечно, выживет. Давайте предположим, что среди выживших окажется Оливер Стоун. Вероятность этого, согласитесь, ненулевая. И если он выживет, и если выживет кто-нибудь из тех, кто сейчас меня слышит — найдите Стоуна среди куч радиоактивного пепла, посмотрите ему в глаза и спросите — что же ты не предупредил Путина, что это была комедия?

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции