В новой колонке Олег Кашин оценивает состояние, в котором находится журналистика в России и делает неутешительный вывод о том, что любое печатное слово теперь по умолчанию выглядит, как написанное под диктовку.
Если не отходить от предвыборной и антикоммунистической темы — когда я смотрел, как мочат Зюганова в 1996 году, или как Доренко воюет с Лужковым, для меня все эти люди из телевизора были, конечно, посланцами из того же мира, в котором живет, ну не знаю, Алла Пугачева. А сейчас того же Грудинина или Навального мочат многие мои хорошие знакомые, и это дает совсем другое ощущение — я ведь знаю этих людей, понимаю, как они устроены. Разумеется, им плевать на то, что у Грудинина где-то там счета или на то, что Навальный делает что-то не то. Но и в чистую продажность и цинизм я тоже не верю. Вот легенда этого жанра, уже упомянутый Сергей Доренко. Его тоже в те еще годы было принято считать абсолютно бессовестным человеком, которому все равно, что говорить в эфире под диктовку Березовского. У Акунина, который тогда только дебютировал, была такая не очень громко выстрелившая книжка «Сказки для идиотов», один из героев которой был как раз списан с Доренко, и он там был изображен как заложник, вынужденный говорить в эфире гадости про разных политиков, потому что его заставляют.
И вот я не верю, что человека можно заставить говорить не то, что он думает. То есть не так. Заставить, конечно, можно, но для человека сама мысль о том, что его заставили что-то говорить, слишком невыносима, поэтому он выстраивает для себя сложную систему оправданий. Сергей Доренко в нашумевшей книге Петра Авена об этом сам подробно рассказывает — разумеется, он искренне мочил врагов Березовского. Он объясняет это так, что он тогда был человеком левых, чуть ли не коммунистических взглядов, и одинаково ненавидел всех олигархов и министров-капиталистов, ну а дальше уже детали, кого из них именно ему приходилось мочить.
Понятно, что это такое наивное самооправдание, и когда я его сегодня слышу от своих знакомых, работающих по Навальному или по Грудинину, я им скорее сочувствую, прекрасно понимая, что и я, окажись я в их положении, тоже легко бы объяснил себе, что я транслирую чужую точку зрения не потому, что у меня нет совести, а потому, что сам так думаю. Это вообще моя любимая тема — роскошь бескомпромиссности, я уверен, что все, кто сегодня живет по лжи, с удовольствием по ней бы не жили, но вот не могут себе позволить, и обидное в этом контексте словечко «ипотека» на самом деле вполне трагическое.
Но это, конечно, уже такой низкий жанр общественно-политического психоанализа, а в конечном итоге получается, что частные истории разных пропагандистов сливаются в один отвратительный фон, с которым приходится сосуществовать вообще всем. О новом расцвете политической заказухи — моя колонка для Republic.
Очевидно, историю явления стоит отсчитывать от рождения отечественного пиара, когда появился глагол «заносить» в его новом значении и когда коммерческая и политическая «джинса» спокойно жила и на первых полосах газет, и в новостных выпусках телевидения, и вообще везде, и чем больше ее было, тем сильнее была мотивация пионеров той прессы, которую уже в зрелые постсоветские годы стало принято называть качественной, но где теперь та пресса, а культура заказного текста, прежде всего политического, переживает теперь самый впечатляющий ренессанс. Высказывание чужого мнения под видом своего за деньги стало нормой, и даже популярнейший Юрий Дудь, приглашая в свое шоу очередного политика, сталкивается с презумпцией заказухи – зрителей интересует, сколько гость ему заплатил, а не содержание разговора.
Русская постправда замешена на деньгах. Реальную агитационную эффективность политической заказухи оценивать трудно – много ли сторонников того же Навального, которые, начитавшись заказных антинавальновских текстов, разочаруются в нем и станут голосовать за Путина? Но это и не нужно, гораздо более серьезный (и почти бесспорный) эффект достигается именно за счет того, что уничтожается сама по себе репутация независимого политического высказывания. Любое слово по умолчанию начинает выглядеть написанным под диктовку, а такому слову нельзя верить, оно ничего не стоит, а когда ничего не стоит слово, ничего не стоит и все остальное – в политике, в общественной жизни, вообще везде.