«Они пугают, а нам не страшно»

Фото: Алексей Абанин / Дождь

Путин, отвечающий на вопрос о виолончелисте Ролдугине — это было такое завораживающее зрелище. Человек произносит длинный и бессвязный монолог о Югославии 1991 года, Госдепе, Wikileaks, о каких-то американских чиновниках, извинявшихся лично перед ним за хамство других чиновников, и в этом монологе он выходит вообще на что-то несусветное, на какие-то музыкальные инструменты, которые якобы Ролдугин закупает для России на свои уже знаменитые деньги. Вот Путин это произносит с таким довольным видом — он уверен, что его речь глубока, умна, аргументирована, ясна, и вокруг сидят люди, у которых на лице такая восторженная задумчивость — даже если они не верят в эту историю про музыкальные инструменты, все равно им это все нравится — довольный Путин, ссылки на Госдеп и Wikileaks, надпись «Правда и справедливость» на заднике сцены.

У меня когда-то была об этом колонка, в которой, комментируя аналогичное выступление Путина, я сравнивал его с Хрущевым — та же бессвязность и то же самодовольство, и тот же огромный восторженный зал, в умильных лицах которого нетрудно разглядеть будущих ниспровергателей вождя. Я сейчас не хвастаюсь, что я описал вчерашнюю сцену сильно раньше того, как она произошла — наоборот, это беда всех авторов, давно и много пишущих о российской политике. Свою, как мне тогда казалось, очень острую и смелую статью о Путине, похожем на Хрущева, я написал весной 2011 года, пять лет назад, а мог бы написать, не меняя ни слова, сегодня, и наверняка смогу через пять лет.
 
А совсем молодым автором, тринадцать лет назад, в 2003 году, я писал о новой таинственной спецслужбе — о Госнаркоконтроле, который тогда производил впечатление альтернативной ФСБ под руководством ближайшего друга Путина Виктора Черкесова. Я называл эту структуру новой опричниной и не был в этом оригинален, тогда многим что-то такое казалось. Об этом уже сейчас все забыли, но это стоит помнить — и то, как Госнаркоконтроль воспринимался, когда его создавали, и то, что с ним стало потом, когда вместо опричников все увидели обыкновенных и часто коррумпированных силовиков безо всякой песьей головы на бампере. Даже сам Черкесов жаловался, что воины превратились в торговцев, да и вообще — где сейчас тот Черкесов? Растворился в мутных водах российской государственности. Уж сколько их упало в эту бездну.
 
Сейчас то же, что о Черкесове и его бойцах тринадцать лет назад, говорят о Золотове и его бойцах. Мне самому нравится об этом рассуждать, мы, позднесоветские дети, традиционно любим всякие страшилки, но весь опыт путинской России, а этого опыта у нас уже более чем достаточно, вообще-то учит нас, что любая новая спецслужба — это не столько кровь и кишки, сколько деньги, возможности для кормления, и всякая скандальная собственность вроде уже обнаруженной людьми Навального дачи Микояна с огромным ледником в подвале — теперь это дача Золотова, как вы понимаете.
 
Все мрачные новости последнего времени, мне кажется, стоит рассматривать именно с учетом всего исторического опыта путинской России, когда они пугают, а нам не страшно, потому что вместо жестокой империи у них всегда получается унылое шубохранилище, а все слухи о революции или о дворцовом перевороте заканчиваются очередной пошлой «рокировочкой» и бессмысленными кампаниями типа «импортозамещения». Мы знаем этих людей, мы живем с ними много лет, и мы много раз могли убедиться, что охранники не умеют создавать кровавую опричнину, а депутаты не способны по-новой построить Бухенвальд и Освенцим, даже если очень захотят.

Популярное в последние годы ругательство «вата», «ватники» подразумевает либо зековскую и пролетарскую одежду — собственно, ватник, либо содержимое головы плюшевых игрушек — тупая набивка вместо мозга. Но, говоря о ватном российском государстве, я бы вспомнил еще такое свойство ваты — она мягкая, вязкая, по ней невозможно ходить, в ней если и можно погибнуть, то только задохнувшись, а сама по себе она никому угрозы не несет. Они очень стараются вести себя так, чтобы выглядеть максимально свирепыми, но что это за свирепость, если ей приходится прятать деньги в виолончель? Эти воины почему-то всегда превращаются в торговцев, у них ничего не меняется.
 
И самое противное — это то, что власть воинов-торговцев не исключает ни совершенно реальных войн с совершенно реальными смертями, как на Украине, ни политических арестов, как в продолжающемся Болотном деле, по которому на днях задержали еще одного человека, астраханца Максима Панфилова, ни политических убийств. Когда-нибудь история предъявит им этот счет, но российская непассионарность, на которую сейчас принято жаловаться, вот эта ватность нашего государства — она, я думаю, приведет к тому, что и счет этот будет предъявлен скучно, уныло, совсем не в виде той революции, о которой сегодня кто-то мечтает, а кто-то боится.