В Москве открылся первый бордель с резиновыми женщинами. Конечно, в российской прессе вышло несколько репортажей с «тест-драйвами» этих борделей, после которых разразился нешуточный скандал в журналистской среде. Олег Кашин о скандале с секс-куклами.
Такая довольно дикая история из жизни московской журналистской молодежи. Какие-то пиарщики продвигают кукол для мастурбации, то есть вот тех резиновых женщин, которые в нашем детстве были символом и порока, и всего заманчивого и запретного — ну вот как в фильме «Такси-блюз» герою Петра Зайченко подарили такую куклу, и у меня это такое прямо сильное воспоминание из детства. Мы ходили с бабушкой на «Такси-блюз» в 1990 году, как сейчас помню, 9 мая.
Так вот, резиновые женщины. За тридцать лет их присутствия на нашем рынке они, конечно, растеряли все запретное очарование конца восьмидесятых и сейчас воспринимаются как такой атрибут быта тех людей, у которых что-то заведомо не в порядке. И вот пиарщики их продвигают, и сразу несколько изданий силами своих репортеров провели тест-драйвы этих кукол, ну а тема сексуальности в нашей журналистике и в нашем языке вообще традиционно провисает. Сколько себя помню, все пытались вырастить русскую Кэрри Брэдшоу, но ни у кого ничего не получилось, и сейчас тоже не получилось — вышло несколько репортажей об этих тест-драйвах, всех их неловко читать, а самый скандальный получился у сайта The Village, там анонимный автор репортажа, убедившись в том, что кукла его не возбуждает, стал вспоминать свою бывшую — ну и, собственно, это в итоге и стало самым скандальным во всей истории, потому что другая журналистка узнала в этой бывшей себя, назвала автора по имени, и началось какое-то просто эпическое обсуждение, в котором переплелись и журналистская этика, и феминизм, и много всего вплоть до политики. Автор репортажа — молодой журналист, я его знаю уже несколько лет, и он мне скорее симпатичен, я хотел позвать его к нам в эфир, но он отказался и вместо этого прислал комментарий, я его сейчас прочитаю: «Образ бывшей в тексте Ивана Андреева вымышленный и обезличенный, он универсален, — это просто стилистический прием, чтобы противопоставить индустрию кукол воспоминаниям о бывших любого читателя статьи. Мне очень жаль, что конкретно моя бывшая девушка вдруг подумала, будто речь идет о ней, — устраивать секс-скандалы мне вообще не интересно. Я здоровый и адекватный человек, и я прошу у Нины прощения за то, что что-то ввело её в заблуждение и обидело. Для меня это было тривиальное задание, сейчас я уже переключился на совсем другие тексты про бизнес и общество». Я, наверное, подспудно ставлю себя на его место, всякое бывает, и в любой сложной личной ситуации последним делом было бы оказаться лицом к лицу с леволиберальной княгиней Марьей Алексеевной, которая всегда знает, как надо себя вести, умеет обобщать и достигать в этом смысле самых, как это говорили тоже в моем детстве, зияющих высот. Поэтому просто хочется призвать всех быть сдержаннее и терпимее, а о случае с резиновыми женщинами — моя колонка для Репаблика.
И это похоже, конечно, на пиаровский трюк, имеющий своей целью не продвижение конкретного бизнеса и не деловой интерес вообще — ну в самом деле, какая может быть бизнес-модель у «легального борделя», да и существует ли вообще тот бордель, или люди просто арендовали помещение на время пресс-тура, и если кто-то придет по адресу через неделю или две, то на закрытой двери будет написано «сдается»; это действительно выглядит не как бизнес, а скорее как розыгрыш, то есть поспорили пиарщики, что организуют серию публикаций на невообразимую тему, и тот, кто говорил, что организует — выиграл.
Тут стоит оговориться, что тема действительно невообразимая в том смысле, что тридцать лет свободы прошли даром. Русские авторы научились писать обо всем, кроме секса, более того — это в каком-то смысле проклятие отечественной журналистики, потому что именно в годы ее постсоветского становления в России посмотрели сериал «Секс в большом городе», героиня которого вела в газете колонку о сексе, а поскольку сериал был хороший и популярный, то секс-журналистика в России стала осознанной необходимостью (что-то похожее случилось с фильмом «Хвост виляет собакой», который у нас тоже всем до такой степени понравился, что, кажется, он до сих пор определяет облик отечественных политтехнологий, причем совсем не только предвыборных), но эта необходимость, столкнувшись с культурными особенностями и традициями российского общества, сразу и навсегда дала сбой, и из авторов обоих полов, которые в эти годы пытались стать русскими Кэрри Брэдшоу и не стали, можно составить город. Языка, на котором у нас можно писать о сексе, так никто и не изобрел, балансировать между физиологизмом из специализированной литературы и казарменной похабщиной, кажется, вообще невозможно. В лучшем случае жанр сам уводит автора в более безобидное «про отношения», когда сексуальность подменяется привычной духовностью, у которой, конечно, тоже много минусов, но, по крайней мере, она позволяет обойтись без физиологических подробностей, которые табуированы точно так же, как двадцать или тридцать лет назад.