Почему критиковать расследование «Новой газеты» всё-таки нужно

В самом деле, сейчас, когда власть постоянно что-то запрещает, и мы ждем новых запретов и репрессивных мер, — вот в такой обстановке выступать с недоказуемыми обвинениями в адрес социальных сетей — значит, становиться соучастником репрессивной системы. Я думаю, те люди, которые встали на защиту «Вконтакте», а их оказалось очень много, рассуждают именно так. Любое, даже благородно мотивированное разоблачение тех, кого и так хочет раздавить государство, фактически становится доносом. Но значит ли это, что честный человек должен по умолчанию становиться на сторону тех, кто играет в интернете с детьми и провоцирует их кончать с собой? Самая сложная, неразрешимая этическая проблема — все как мы любим. Стоит ли всё-таки критиковать статью «Новой» на такую острую тему, Олег Кашин спросил у представителя главного оппонента газеты — главного редактора «Медузы» Ивана Колпакова.

Кашин: Смотри, на самом деле главный вопрос: такая странная форма вашей реакции, реакции «Медузы» на расследование «Новой» с позиции такой буквально Господа Бога, честен ли автор, объективен ли автор это нормально? Это многих напрягло, взбесило даже.

Колпаков: Я, честно говоря, не ожидал совершенно такой реакции от коллег. Мне кажется, что отзыв одной редакции на работу другой редакции — это абсолютно легальная вещь, и это довольно активно практикуется, как мы знаем, в американских, британских средствах массовой информации, да и сами мы, в общем, не первый раз выступаем в таком жанре. Что касается вопроса, объективен ли автор и честен ли автор, то как, в общем-то, видно из ответов, мы не знаем ответов на эти вопросы, но нам кажется, что сама по себе статья, сама по себе фактура, которая содержится в этой статье, она заставляет нас усомниться в том, что автор честен и объективен.

Кашин: Но понимаешь, усомниться — это право читателя, наверное, а другая редакция, имея свои ресурсы редакционные, имея таких корреспондентов, как у вас, могла бы сделать свое расследование на эту тему, как сделала буквально плохая Лента.ру, которая реально плохая, но которая действительно сделала ту работу, которую не доделала Мурсалиева и не сделали, допустим, вы, поэтому, наверное, может быть, это было бы разумнее и логичнее?

Колпаков: Честно говоря, опять-таки, мне кажется странной эта претензия. Мне кажется, что это просто разные реакции. Можно отправить специального корреспондента для того, чтобы разобраться в проблеме подростковых суицидов, и почему они происходят, а можно отреагировать на статью, которую, на минуточку, посмотрели полтора миллиона человек.

Кашин: Полтора миллиона, конечно.

Колпаков: Да, полтора миллиона человек.

Кашин: И как раз это дает право Галине Мурсалиевой, что она и делает, по-моему, говорит, что полтора миллиона, и поэтому всякое лошье ко мне примазывается. Это довольно забавно, конечно, тоже, но, по крайней мере, реакция есть и такая.

Колпаков: Да. Но количество читателей, к сожалению, никогда не сообщает нам о качестве материала, мы это прекрасно знаем. В общем-то, и у нас выходили материалы, которые собирали огромную читательскую аудиторию, и при этом мы не считаем их выдающейся журналистской работой, просто так устроен интернет. В общем, может быть две реакции. Одна реакция может быть очень быстрая: попробовать разобраться, что это за публикация, что с ней не так, но по крайней мере сформулировать какие-то вопросы, которые немедленно к ней появляются. Другой способ реакции: самостоятельно разобраться по-репортерски с этой темой. В этом смысле я не чувствую, что наша позиция слабая, просто потому что несколько месяцев назад мы выпустили текст Катерины Гордеевой про самоубийства. Этот текст готовился 6 месяцев, я знаю, что в нем нет фактической лажи, готовился 6 месяцев, редактировался 2 недели, и в нем нет главы про подростковые самоубийства, потому что мы намерено совершенно оттуда эту часть убрали.

Кашин: Побоялись Роскомнадзора или...?

Колпаков: Нет, слушай, если мы публикуем гигантский текст про самоубийства, который называется «Самоубийцы», наверное, мы не очень боимся Роскомнадзора. Мне кажется, что это странный вопрос. Про подростковые самоубийства у нас будет свой собственный текст через некоторое время — это можно считать анонсом официально.

Кашин: Хорошо. Но на самом деле тоже интересно будет ли это еще актуально и придет ли полтора миллиона к вам. На самом деле почему меня так взволновала ваша реакция...?

Колпаков: Мне реакция неважна, придет полтора миллиона или не придет. Я думаю, что полтора миллиона не придет, да.

Кашин: Понимаешь, меня взволновала ваша реакция на самом деле самого лично, поскольку я тоже такой инвалид «Медузы». Я однажды тоже в фейсбуке как-то критиковал один ваш текст Туровского про «Шалтай-Болтай», на что получил очень мощную реакцию вашего идеолога Галины Тимченко, в итоге я был вынужден ее забанить, поэтому тоже интересно. Известно, на самом деле, это не секрет, что вы, именно «Медуза», очень болезненно относитесь к какой-то критике, при этом сами довольно бескомпромиссны по отношению к другим. Здесь нет противоречия?

Колпаков: Я тебе скажу, Олег, так. Мне кажется, что все мы неадекватно реагируем на критику, и сотрудники «Медузы» тоже часто неадекватно реагируют на критику, и внутри редакции это бывает, и особенно это проявляется, когда начинается какой-нибудь публичный конфликт. Но мне кажется, что есть истории, которые нужно обсуждать публично. Историю с публикацией в «Новой газете» нужно обсуждать публично, потому что это крайне неправильное высказывание на очень сложную тему. И речь идет о «Новой газете», а не о газете «Взгляд». То есть это имеет смысл обсуждать, потому что...

Кашин: Скажи, пожалуйста, для тебя, для россиянина современного, который имеет какую-то картину мира, публикация Мурсалиевой испортила в твоих глазах репутацию «Новой» или ты всегда понимал, что «Новая» иногда лажает?

Колпаков: Все лажают. Проблема даже не в том, что вышла лажа. Меня больше пугает дальнейшая реакция. Меня пугает, что «Новая газета» продолжает делать вид, что ничего не произошло, продолжает делать вид, что в публикации не было никаких ошибок, что они все сделали правильно. Это меня, честно говоря, напрягает сильнее, чем тот факт, что вышел лажовый материал, правда, потому что плохие материалы…

Кашина: Нет-нет, я спрашиваю просто, ты разочарован в «Новой», ты перестанешь ей доверять, как раньше, читать ее, любить ее?

Колпаков: Я большой поклонник «Новой газеты», считаю, что это совершенно уникальный журналистский коллектив, и я уже про это сам объяснял у себя в фейсбуке. Конечно, это не изменит моего мнения в целом о «Новой газете», но история ужасно неприятная.

Кашин: Просто я тоже читаю отзывы каких-то старых демократов типа Пионтковского, которые говорят, что это уже не газета Политковской и Щекочихина, а газета сливного бочка ФСБ. Это довольно комично.

Колпаков: Но это газета Каныгина и Костюченко как минимум.

Кашин: Конечно. Если ты заметил, как раз Каныгин и Костюченко, в общем, в этих конфликтах хоть и так молчаливо во многом, но на стороне Мурсалиевой как раз.

Колпаков: Мне кажется, что это очень трудная ситуация для сотрудников «Новой газеты», потому что, разумеется, хочется поддержать своих, хочется поддержать руководство газеты, редакторов, которые выпустили этот текст и, конечно, хочется поддержать коллегу. Но другое дело, что, опять-таки, решение о том, что делать дальше, как из этой ситуации выходить, должно приниматься на уровне редакторов. И сейчас, мне кажется, редакторы «Новой» в каком-то смысле ставят в неудобное положение своих собственных авторов, всех остальных.

Кашин: Но ты знаешь, на самом деле мне тоже неловко сейчас слышать тебя, потому что такая интонация судьи, на самом деле, я хоть и не из «Новой газеты», но как-то напрягает. А ты можешь пообещать от имени «Медузы» или как главный редактор «Медузы», что если у вас будет какая-то скандальная публикация, вас будут ругать, вы будете реагировать так же, как вы хотите, чтобы реагировала «Новая» сегодня?

Колпаков: Олег, мы попадали в такую ситуацию, я готов о ней напомнить сам — эта история получила название «телочка-гейт», когда «Медуза» налажала. Мы извинились. Ты понимаешь, что ты совершаешь ошибку, после этого нужно извиниться. Я не судья.

Кашин: Ой, слушай, вы так извинились, я вспомнил, это было тоже очень спорно, то есть Белла Рапопорт вас, по-моему, не простила.

Колпаков: Окей, может быть, Белла Рапопорт нас не простила, иногда извинения не принимаются, так было. Да, возможно, мы недостаточно хорошо перед ними извинились, перед нашими читателями, окей, перед ними извинимся еще. На самом деле просто печально, что такая история произошла, и вообще...

Кашин: Я говорю, теперь ты меня извини, я не хотел даже наезжать и как-то так тебя прессовать, ты, по-моему, начал всерьез извиняться за историю с телочками. Ладно, на самом деле, наверное, это все, что я хотел выяснить.

Колпаков: Нет, Олег, ты меня спросил, готов ли я пообещать, что «Медуза», если с ней произойдет такая ситуация, извинится, а я тебе напомнил о том, что такая ситуация с нами происходила, мы за нее извинились. Мне кажется, что, в принципе, нормальная история: обсуждать вместе с коллегами, что мы сделали или чего мы не сделали.

Кашин: Наверное, да. Но на самом деле вопрос всегда действительно в форме и в интонации, потому что можно сказать «доброе утро» с такой интонацией, что в ответ хочется стрелять. Или, наоборот, сказать «ты говно», а в ответ его хочется обнять. На самом деле тоже масса разных оттенков.

Колпаков: Мы все очень часто бываем неприятными людьми, к сожалению.

Кашин: Да, и я тоже, я, собственно, сам не исключение.

Колпаков: Я тоже.

Кашин: Спасибо.