Между Ройзманом и Тулеевым: как власть отказывается от последнего шанса быть услышанной народом

Формально эту новость нужно озаглавить так, что «в Екатеринбурге собираются отменять прямые выборы мэра», но на самом деле, конечно, если говорить прямо, речь идет о том, что власть не хочет, чтобы мэром Екатеринбурга был Евгений Ройзман. При этом хочется уйти от напрашивающегося линейного сюжета, в котором народный герой противостоит обрушивающейся на него системе — нет, каким бы народным героем ни был Ройзман, вся его политическая карьера так или иначе построена, по крайней мере, на играх с системой, и само его мэрство, ставшее сейчас в очередной раз предметом большого противостояния, пять лет назад стало возможно прежде всего в рамках очередного кремлевского эксперимента с управляемой либерализацией, оттепелью — тогда и Навального, как все помнят, допустили к выборам мэра, и, что запомнилось хуже, Геннадий Гудков баллотировался в подмосковные губернаторы и не набрал примерно ничего. Потом наступил 2014 год или, правильнее его назвать по-украински — рiк, приоритеты поменялись, и мэр Ройзман остался как такое живое наследие прошлых времен.  Система позаботилась о том, чтобы ни полномочий, ни возможностей у него не осталось почти никаких, и вся деятельность Ройзмана-мэра, о которой он сам каждый день подробно рассказывает в соцсетях, практически ничем не отличалась от того, чем он занимался раньше, будучи не мэром, а просто народным героем — принимал посетителей, выслушивая их, как правило, совсем жуткие жизненные истории, совершал пробежки по центру города и убирал лопатой снег с улиц во время снегопадов. Даже титула «мэр» его лишили, чтобы, видимо, никто не подумал, что Ройзман настоящая власть. Официально он называется «глава города — председатель горсовета».

Прошлогодняя попытка Ройзмана выдвинуться в губернаторы столкнулась уже с нулевой терпимостью власти — с муниципальным фильтром ему никто не помог, партия «Яблоко», от которой он собирался идти, вела себя очень странно, губернатором в итоге остался, конечно, Евгений Куйвашев, а карьера Ройзмана-мэра, очевидно, вышла даже не на финишную прямую, а уже непосредственно на выход. Сейчас в Екатеринбурге готовятся митинги против отмены выборов, я, конечно, на стороне митингующих и желаю им удачи, но вообще не верю, что они смогут остановить то, что уже почти случилось — Ройзман вернется в «общественные деятели», а в мэры определят какого-нибудь невыразительного технократа, как сейчас модно. Ройзман останется как воспоминание об очень необычной по российским меркам власти, которая, будучи скованной по рукам и ногам, продержалась пять лет только на умении общаться с людьми, выслушивать их и отвечать им теми словами и жестами, которые им нужны.

Как общается с людьми типичная российская власть — на этой неделе соответствующий мастер-класс преподал Аман Тулеев и его, тоже самая типичная для любого российского региона, команда. Общается плохо, все портит, все усугубляет, не справляется и главное — не понимает, что что-то не в порядке. Когда Тулеев и его заместители передают пострадавшим семьям свою суточную зарплату, они ведь реально не понимают, как неприлично это выглядит, и, наверное, удивляются тому, что люди не спешат их за это благодарить.

На протяжении всего прошлого года Кремль демонстративно выращивал региональных лидеров нового поколения — их пропускали через какие-то корпоративные тренинги, заставляли прыгать со скалы и все такое. Искусственное конструирование новых людей — занятие всегда рискованное, потому что в роли конструкторов все равно оказываются живые люди, которые обязательно чего-то не учтут или забудут. «Сделать хотел грозу, а получил козу». По-хорошему, Ройзман с его приемами граждан и пробежками нужен прежде всего самой власти — федеральной, Кремлю, — чтобы учить этих молодых андроидов человеческому поведению и нормальным реакциям. Но, как мы понимаем, нормальных реакций и человеческого поведения нет в перечне тех обязательных качеств, которые власть считает для себя самыми важными. Избавляясь от Ройзмана, она избавляется не от популизма и не от несистемности, а от своего, может быть, последнего шанса быть понятой и услышанной людьми. Ее дело, конечно, но все равно неприятно.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции