#СМИtoo: бойкот Госдумы как первый шаг революции в российской журналистике

Тема сложная, поэтому начну с дисклеймера. Солидарность —  это очень здорово, а в наших условиях, когда она в заведомом дефиците — она бесценна. Домогательства и, шире, вообще любое хамство, основанное на том превосходстве, которое дает власть, — это омерзительно и заслуживает самого решительного протеста. Это все понятно, это не оспаривается, все вполне очевидно.

Нужна ли Госдума журналистам: заявление главного редактора Дождя

Сложное находится в другой плоскости. Как-то сама собой образовалась градация степеней бойкота. Есть бойкот Госдумы как таковой, а есть бойкот-лайт — бойкот лично Слуцкого и комиссии по этике, как будто до этого бойкота все издания наперебой гонялись за эксклюзивами из этой комиссии. Есть заочный бойкот — когда издание, не аккредитованное в Госдуме, но желающее присоединиться к бойкоту, обещает писать о Госдуме только с оговоркой, что она поддерживает домогательства.

Меньше всего хочу смеяться над таким бойкотом. Но логические дырки в нем, конечно, есть, и со случаем Слуцкого они не связаны вообще, это давняя драма российской журналистики, драма неизбежная и при этом незаметная.

Россия меняется, это давний и непрерывный процесс. Тут можно вернуться к формуле «Россия — это Путин» и вспомнить, как эволюционировал он — сначала был просто президент, потом появился мем «национальный лидер», на этой неделе чуть ли не впервые без иронии (я тут цитирую Маргариту Симоньян) прозвучало слово «вождь». Меняется Путин, меняется власть, меняется государство, меняется окружающая реальность.

А журналистика остается статичной. Ее развитие касается только технических возможностей и способов доставки, а базовые идеи и правила остаются неизменными — слово «ньюсмейкер», которым называют далеко не только тех, чьи действия или слова становятся источником новостей, правило о двух сторонах, когда даже в паре «палач и жертва» обе стороны оказываются в равных возможностях, или даже не в равных — не в пользу жертвы.

В девяносто каком-нибудь году, когда школа «Коммерсанта» и газеты «Сегодня» побеждала советский олдскул, эти принципы, как будто перенесенные на нашу почву непосредственно из сердца свободы слова, выглядели невероятным прорывом, но спустя двадцать пять лет они архаичны и почти неприличны. Даже, наверное, главный энтузиаст западничества в наших СМИ, профессор Евгения Альбац, не боясь упреков в солидарности со Слуцким, возмущается — чего это все проснулись только сейчас, почему вы не бойкотировали Госдуму и Кремль раньше — когда были политические уголовные дела, нечестные выборы и прочее. Но это тоже частности, и частности у каждого свои. Альбац вспоминает выборы и аресты, кто-то вспомнит Кадырова, кто-то — Турчака, да мало ли случаев, когда соблюдение архаичных правил само собой приводит если не к соучастию, то к той терпимости, без которой лучше обойтись.

«Ровно туда эту власть, за что меня лапал Жириновский»: журналист «Настоящего Времени» обвинил лидера ЛДПР в домогательствах

Журналист РБК Александр Соколов, например, сидит в тюрьме по политическому делу, по делу о референдуме Юрия Мухина. Имя Соколова есть в том списке политзаключенных, который Ксения Собчак на встрече в понедельник передала Путину. РБК, сообщая об этом, закавычило слово «политзаключенные» в заголовке своего материала, и это строго соответствует всем классическим профессиональным стандартам. Никаких политзаключенных в России формально нет, этого термина ни в каких бумагах не существует, все осужденные по уголовным статьям — обычные уголовники, а слово «политзаключенный» годится скорее для митингов и для публицистики, а не для новостей. Эта самая бесспорная профессиональная этика спотыкается на самой малости, на одном человеке — собственно на Соколове, и эти кавычки становятся знаком невольного предательства холдинга по отношению к своему сотруднику. Тут прямо оговорюсь, что именно невольного, претензий к РБК по делу Соколова на самом деле нет, они его последовательно защищают в течение всей истории с этим уголовным делом, а когда на эти злосчастные кавычки обратила внимание Ольга Романова, они исправили заголовок, и «политзаключенные» в заголовке остались без кавычек. Но получилась такая притча о том, как формальное соблюдение профессиональных правил оборачивается против и конкретного человека, и духа профессии вообще.

Российские СМИ несложно разделить на две неравные части, на, если угодно, «чистых» и «нечистых», и хотя формальных критериев нет, мы понимаем, чем они друг от друга отличаются, и когда независимые СМИ пытаются конкурировать с государственными в освещении жизни власти — в этом просто, наверное, нет смысла, потому что на этом поле все равно лучшими будут ТАСС и программа «Время», а не «Дождь» и «Ведомости». Чтобы показать рабочую встречу Путина с Медведевым, независимая пресса не нужна. Давайте, наверное, определимся, для чего она нужна вообще и нужна ли.

Наше советское «ми ту», за рождением которого мы сейчас наблюдаем — это, конечно, очень важно и правильно, но домогательствами этот сюжет не исчерпывается. Перед нами, в том числе и повод для давно назревшего пересмотра сложившихся у нас стандартов журналистской работы, которые остались нам в наследство от совсем другого времени и совсем другой страны.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.