Олег Кашин подводит итоги трагедии в Кемерове и сравнивает пожар с тремя общенациональными потрясениями путинского срока — «Курском», «Норд-остом» и Бесланом.
Инвестируйте в правду. Поддержите нашу работу и оформите платеж
Город Кемерово на этой неделе — столица русской беды. Такими столицами в разное время уже были Видяево, Беслан и московский район Дубровка. Со словами надо быть осторожнее, конечно — подводя промежуточные итоги путинской эпохи, я несколько раз писал, что у России в эти годы было три таких общенациональных потрясения — «Курск», «Норд-ост» и Беслан, а четвертого уже не назовешь. И это было до прошлого воскресенья, теперь есть четвертое — Кемерово, «Зимняя вишня».
В нашей передаче так принято, что я пересказываю то, что написал в течение недели, и это тот случай, когда можно отследить динамику — в тексте, который вышел в понедельник, я уверенно ставил «Зимнюю вишню» в один ряд с «Хромой лошадью» и «Булгарией», прямо оговариваясь, что это не Беслан и не «Курск». Сейчас думаю иначе, и это, между прочим, тот случай, когда, по крайней мере, можно объяснить возмутившее, наверное, всех молчание телеканалов в первый вечер трагедии. Эти моменты, как правило, теряются из позднейших воспоминаний, не попадают в них, и всем кажется, что с первой минуты была та же самая боль и тот же самый гнев. А ведь нет. Я прекрасно помню утро первого сентября 2004 года, которое я встретил в больнице у пострадавших при взрыве у метро «Рижская» — кто сейчас вообще помнит тот взрыв, а это ведь было страшно, и от эсэмэски коллеги «В Осетии какая-то Дубровка» я, прямо скажем, отмахнулся — Осетия, Кавказ, на Кавказе постоянно что-то такое происходит, а тут вот взрыв у метро в Москве, сами понимаете. Я помню, как вечером 23 октября 2002 года узнал, что мой хороший знакомый оказался в захваченном ДК, и помню первую свою мысль, что вот он вернется, допустим, завтра или послезавтра, и столько всего расскажет. А он погиб.
И тут было, в общем, точно так же — новость о пожаре где-то в Сибири мерцала в информационном потоке с середины дня, и промежуток между «что-то горит» и «Господи, какой ужас» длился в любом случае несколько часов. Соцсети очнулись первыми, неповоротливое государственное телевидение — гораздо позже, но принцип тот же. Поздним вечером по телевизору показывали очередной монументальный фильм о Путине, такой неуместный в этот момент, ночью ожил телеканал «Россия-24», корреспонденты которого добрались до горящего торгового центра и стали рассказывать о нем по телефону, а назавтра уже из Кемерова передавал Евгений Попов — кажется, это лучшее, что есть сейчас у государственного телевидения.
Свой первый текст на эту тему я и начал с того, как медленно доходит до нас любая страшная новость. Колонка для издания Репаблик.
Новость звонит по телефону – пожар в Кемерове. Кемерово далеко, вам все равно, вы кладете трубку.
Новость стучится в дверь – горит торговый центр с кинотеатром. Вы часто ходите в торговые центры и в кино, и вам в общем нетрудно представить себе, как может выглядеть пожар в торговом центре: дым, кто-то что-то кричит, наверное, давка у выхода и пробка на парковке. Вы это себе представили, приняли к сведению, закрыли дверь.
Новость разбивает окно и без спросу входит в дом, садится за стол – здание горит целый день, его не могут потушить, внутри люди, много людей и много детей, и вот список с именами и годами рождения. Годы рождения – двухтысячные и немного восьмидесятых, фамилии – одни и те же на двоих, троих, четверых, то есть люди погибали семьями. Кемерово далеко, говорите? Новость наливает вам водки и смотрит на вас торжествующе – наконец-то дошло.
В информационном обществе большие ЧП проходят жесткий кастинг на право считаться общенациональной трагедией, и если этот кастинг пройден, трагедия попадает в поле сложившихся в обществе медийных и политических правил и обычаев и становится уже инструментом для укрепления сразу всех картин мира – лоялистских, оппозиционных, конспирологических, каких угодно. Культура коллективного переживания в России с некоторых пор подразумевает обязательный конфликт – в свое время в дни терактов героями новостей становились полумифические таксисты, задиравшие цены на маршрутах в зоне ЧП, чуть позже возникла традиция обличать неправильно скорбящих. Но при этом поиск виновных при ограниченном общественном доверии к суду и следствию приобретает скорее философский, чем криминалистический характер; как сказал недавно Путин, вспоминая погибших от газа в «Норд-Осте»: «В этих условиях трудно кого-то наказывать, трудно предъявлять претензии»; традиции обнаружения конечного и реального виновника любого большого ЧП в России не существует, и, как правило, все смерти остаются неотмщенными.
Фото: Сергей Гавриленко / Коммерсантъ
' style='fill:%23c4c4c4;fill-opacity:1'%3E%3Cpath d='M93.28-57.4h2.52l-6.33 11.74h-2.6l6.41-11.75zM98.5-57.4h2.52L94.7-45.67h-2.6l6.4-11.75zM103.78-57.4h2.52l-6.33 11.74h-2.6l6.4-11.75z'/%3E%3C/a%3E%3C/svg%3E)
