«После Крыма возможно все». Почему Путин молчит про Курилы?

Перспективу передачи Японии Курильских островов последовательно опровергли российский МИД, Госдума и даже сахалинский губернатор Лимаренко, но в такие моменты как раз и вскрывается базовый дефект российской системы — слова официальных лиц вообще ничего не значат, когда молчит Путин, и любое «нет» на самом деле переводится как «мне еще не позвонили из Кремля». Губернатор Лимаренко может говорить что угодно, но судьбу Курил будет решать не он. Депутаты Госдумы могут говорить что угодно, но судьбу Курил будут решать не они. Российский МИД может говорить что угодно, но судьбу Курил будет решать не он.

Судьба Курил — как, впрочем, и судьба губернатора Лимаренко, всех депутатов Госдумы и всех, кто работает в МИДе — их судьба в руках Путина, и пока он молчит, мы с этими людьми находимся в равных условиях: мы, как и они, не знаем, перед каким фактом поставит нас и их Путин, когда заговорит.

Возможна ли передача островов? Да — в том смысле, что в российской реальности возможно все. Одиозный ультралоялист Коротченко, называющий себя военным экспертом, говорит, что отдать острова Японии невозможно — мы ведь вернули себе Крым, острова тем более не отдадим. Но вообще-то пример с Крымом как раз отлично доказывает, что передача островов возможна; она возможна в той же мере, в которой оказалось возможным присоединение Крыма, проходившее до весны 2014 года по категории абсолютной фантастики. В присоединение Крыма к России никто не то что не верил — этой темы в серьезных политических разговорах не существовало в принципе, этого представить себе было нельзя. Этого нельзя было представить, но это оказалось фактом, и именно этот факт сегодня уничтожает всю аргументацию формата «это невозможно» по поводу Курил — потому что возможно, повторю, абсолютно все, и это доказано именно Крымом.

Крым — это вообще волшебное слово. Оно доказывает, что передача Курил возможна, но оно же доказывает, что отдавать Курилы нельзя. Так называемый «крымский консенсус» стал в свое время неожиданностью слишком для многих именно в антипутинской части общества — тот привычный для нее язык, на котором она всегда разговаривает, просто не предусматривает тех слов и интонаций, который, когда речь шла о Крыме, были свойственны остальному народу во все постсоветские годы. Когда начинаешь вспоминать, делается немного смешно — всплывают прежде всего какие-то обрывки слов из массовой культуры. «Вы мне еще за Севастополь ответите» из «Брата-2», «Ждет Севастополь, ждет Камчатка, ждет Кронштадт» из песни группы «Любэ» — ну, что-то в таком духе, не было ни манифестов, ни книг, ни научных исследований, и той крымской весной одно из первых воззваний патриотической интеллигенции с призывом присоединить к России Крым как раз и заканчивалось строчкой из «Любэ», потому что другой поэзии и другой вообще интеллектуальной мысли на крымскую тему в России, видимо, не было в принципе. Но эти обрывки из песен и из кино перевешивают любые манифесты и монографии — потому что не надо недооценивать наивную лубочную народную геополитику, которая и рождалась в девяностые из масскульта и маргинальных митингов, и наследие группы «Любы», фильмов Балабанова, газеты «Завтра» и даже каких-нибудь анпиловских бабушек по факту оказалось весомее всего остального просто потому, что остального не было, никто ни в девяностые, ни позже не смог всерьез убедить русских, что Крым это заграница. Зато эстрадные песни и патриотические публицисты сумели именно из Крыма и прежде всего Севастополя создать образ самой несправедливой территориальной и человеческой потери, символ национального унижения, символ буквально той самой «великой геополитической катастрофы» — и весной 2014 года смутная мечта стала политическим и историческим фактом, на несколько лет вперед определившим судьбу России.

Мне кажется, этого достаточно, чтобы относиться максимально серьезно к народной геополитической мифологии, к геополитическим верованиям современных россиян, к их поэтическим воззрениям на природу. В этих поэтических воззрениях через запятую с Крымом традиционно идут Курилы — тоже как важнейший символ той священной земли, на которую веками покушается хитрый и злой сосед, и которую нельзя отдавать ему, чего бы это ни стоило. Сложно сказать, почему именно Курилы оказались так мифологизированы — наверное, прежде всего ответственность за это лежит на самих японцах, слишком долго, слишком громко и слишком всерьез говоривших о том, что им нужна эта земля. Кроме того — конечно, война, Курильские острова — одно из немногих территориальных приобретений по ее итогам, и чтобы общество спокойно отнеслось к их потере, нужно сначала отменить 9 мая и доказать, причем убедительно, что воевали зря — вот докажете, потом отдавайте, порядок именно такой. Про это тоже нет ни манифестов, ни научных работ, зато есть масскульт, и, можно предположить, к ста процентам близко количество россиян, по многу раз смотревших популярный фильм, в котором положительный уголовник, оказавшийся рядом с самозванцем-царем в момент передачи им шведам Кемской волости, срывает эту договоренность к радости нескольких поколений кинозрителей. Не надо недооценивать такие вещи — Россия сегодня населена людьми, которые знают, что Кемскую волость отдавать нельзя. И тем более Курилы.

Удивительно, но аргументы, основанные на том, что в России нет никакого общественного мнения, и что одобрение любого государственного решения — это вопрос качественной телевизионной пропаганды, не более того — эти аргументы сегодня звучат совсем не из уст охранителей. В волшебного Киселева почему-то чаще верят те, кто его не любит. На самом деле хорошая пропаганда потому и срабатывает, что опирается на самые простые инстинкты массовой души. И российская принадлежность Курил, уверенность в ней — один из этих простых инстинктов. Да, наверное, он приобретенный, наверное, за ним нет ничего серьезного — но он существует, он выработан, российское общество с ним живет много лет, и оно проклянет любого, кто захочет отдать Курилы. Путина проклянет. И сейчас, пока Путин молчит, нужно не строить прогнозы — для них у нас слишком мало фактов, — и не взвешивать «за» и «против»; самое интересное сейчас — понимает ли Путин, что народ проклянет его, если он отдаст Курилы.