Раньше как было — видишь в соцсетях историю про какую-нибудь вопиющую несправедливость, или очередное «нет хлеба — ешьте пирожные» от обнаглевшего чиновника, или еще какую-нибудь гадость, и бессильно сжимаются кулаки, и трясет от гнева и ярости, и вообще непонятно, что делать. А теперь и кулаки не сжимаются, и от ярости не трясет, а скорее как в парке аттракционов — дети, конечно, визжат, но ты же знаешь, что драконья пасть захлопнется, ничего никому не откусив, и вагонетка на опасном повороте не перевернется, и вообще все острые ощущения останутся, конечно, острыми, но на самом безопасном расстоянии.
Такие привычки вырабатываются быстро. Если по соцсетям расползается очередная шокирующая история — сносят старинный город, или провинциальный чиновник что-то антинародное сказал, или осужденный людоед питается в тюрьме крабами, то это по умолчанию воспринимается уже как аттракцион, в котором строго на пике острых ощущений снос остановят, чиновника снимут, людоеда переведут в ШИЗО, и все будут рады.
Умные люди уже пишут, что система так перенастраивается, и что по мере роста народного недовольства по всяким поводам эпизодов, когда система отдает на растерзание массам каких-то незначительных своих деятелей — таких эпизодов дальше будет еще больше. Собственно, так было всегда, и, скажем, если наркодилер работает на полицейских, но его ловят какие-нибудь другие полицейские, те, на кого он работал, за него не бьются и сами с удовольствием на него все валят — это такой уже давний негласный договор между полицией и мелкими уголовниками, на нее подрабатывающими. Теперь этот принцип распространился и на несколько уровней выше. Старшее поколение может помнить возникшую при раннем Горбачеве телепередачу «Прожектор перестройки», которая каждый день после программы «Время» в самых драматичных тонах сообщала: товарищи, какой ужас, в Талды-Кургане в магазинах нет колбасы. Давайте подумаем, как нам уладить это удивительное недоразумение в отдаленном городе. Понятно, что современники над таким подходом смеялись. Но это было тридцать лет назад, мы устроены совсем иначе.
Мы, конечно, не то чтобы верим, что именно в городе Боровске под аномальной и непредставимой в других городах угрозой находится старинная застройка. Мы вряд ли верим, что из сотен тысяч российских чиновников только Ольга Глацких из Екатеринбурга относится к гражданам как к ненужному биоматериалу. Мы очень сомневаемся, что только в колонии, где сидит Цеповяз, бандиты со связями могут жить не хуже, чем по нашу сторону тюремного периметра. Но такие правила игры — в российском социальном «Поле чудес» крутится барабан, и волей случая выпадает что-то очень типичное, что можно победить, только признав его перегибом на местах.
И сейчас кажется, что против этой — очень лицемерной, но ведь и не бесполезной, — игры никто особенно не возражает. Правила могут быть идиотскими, нелепыми, издевательскими, но если они есть, это уже лучше, чем если бы их не было. Как добиться справедливости? Есть рецепт: нужно, чтобы вопиющую историю заметили в соцсетях магнаты ботоводческих хозяйств, повелители троллей и лояльные им лидеры общественного мнения. Чтобы те же люди, которые в другие дни хвалят фильм «Крымский мост», губернатора Кожемяко или конкурс «Лидеры России», с тем же профессиональным равнодушием делали вид, что их возмущает циничная чиновница или душегуб с крабами. К избирательному правоприменению добавляется избирательное пиароприменение — это логично, это даже удобно, и это полезно — в первую очередь для власти, но ведь во вторую — для справедливости.
Ну и, кстати, стоит проговорить, в чем именно польза для власти. Тут ведь не только дело в том, что скопившийся массовый гнев переключается на какие-то региональные ничтожества, это-то ерунда. Что не ерунда — что уже создан новый формат гражданской активности, когда роль общества сводится к соучастию в довольно циничной игре про наказание очередной Глацких в обмен на признание ее нетипичности. Что система сдает тех, кого ей не жалко — менее важно в сравнении с тем, что общество эту сдачу с удовольствием принимает.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции