С родителями к Кадырову! Как традиция извинений встала в ряд заезженных анекдотов

Герои одной старой книги от имени доярки, надоившей рекордное количество молока, должны были отправить праздничную телеграмму Брежневу, а Брежнев — в ЦК это согласовали заранее, — должен был доярке ответить, — но авторы телеграммы замешкались, и ответ Брежнева пришел до того, как рапорт доярки ушел в Москву. С извинениями чеченца Турпала Хасиева, бросившего жестяную банку в пассажира московского автобуса, произошло, наверное, то же самое. Все смеялись над тем, как утренний ролик, в котором парень извиняется, начинался словами «добрый вечер», но такие загадки легко разгадываются. Можно предположить, что к тому моменту, когда Кадыров гневно комментировал видео из автобуса, видео с извинениями уже было снято и ожидало публикации, просто время немного сдвинулось, и то, что должно было появиться вечером, появилось утром. А следующим вечером вернувшийся в Грозный Турпал уже берет в руки метлу и подметает город.

В этом сезоне вообще в тренде, назовем его так, — наивный пиар. История с Виктором Золотовым и «террористом» на Красной площади, у которой, наверное, даже были шансы на то, чтобы кто-нибудь воспринимал ее всерьез, была так глупо оформлена и подана, что к тому моменту, как сам «террорист» выступил в том духе, что Золотов настоящий мужик, не смеяться над этим было уже невозможно.

И с Кадыровым и этим парнем все примерно так же — быстрый и нарочитый хэппи-энд в духе советских кинокомедий, когда хулигану дают в руки метлу, и потом он еще, наверное, даже на ком-то женится — как папа телеведущего Норкина, который, между прочим, как раз и оказался хулиганом из комедии, который, как мы узнали на этой неделе, женился на дружиннице, и у них родился Норкин. У Норкина сейчас амплуа злого ведущего, который на всех бросается с кулаками и выгоняет из студии, и вот на этой неделе он рассказал про маму и папу, и какой-то потешный либерал предположил, что маму в дружинницы записали насильно, и Норкин его за это выгнал, и поскольку эту сценку — Норкин кого-то выгоняет, — нам показывают примерно каждую неделю, то это тоже очень трудно воспринимать всерьез. Ну, как старый анекдот, который знакомый маразматик рассказывает тебе при каждой встрече.

И давайте зафиксируем: вот это очередное «извинение перед Кадыровым» оказывается теперь в ряду заезженных анекдотов отечественного медиапространства. Такой уже элемент уюта, повод для шуток и фотожаб, а еще для политологических изысканий — может быть, с помощью очередного выбитого извинения Кадыров завоевывает симпатии нечеченских россиян, всерьез рассчитывая стать преемником и таким же нерусским лидером русских, как Сталин? Очень увлекательно, согласитесь.

И как-то теряется из вида, что этот жанр вынужденных извинений — вообще-то очень страшный, и когда он только появился, это была самая плохая новость, потому что всем было ясно, что вот эти извинения подразумевают и насилие, и даже страх смерти, и вот эта феодально-фашистская традиция зарождается не в каком-нибудь далеком бантустане, а по внутреннюю сторону российской границы, и жертвами этой традиции в разное время становились самые разные люди, включая всеми уже забытого красноярского депутата, который сначала очень смело выступил, назвав Кадырова «не героем России, а позором России», а потом извинялся на камеру, и понятно было, почему он извиняется. Это было три года назад, буквально вчера. Да и смерть Бориса Немцова — ее ведь тоже стоит отнести туда же, к той традиции феодального ультранасилия силами, как это назвал тот же Кадыров, настоящих патриотов и мусульман — так он говорил о Зауре Дадаеве, осужденном теперь за убийство Немцова.

А сейчас над очередным извинением перед Кадыровым мы добродушно смеемся и выясняем, что не так с хронологией появления роликов. Потому что больше спорить не о чем. Традиция извинений, мотивированных страхом, и традиция страха как такового уже существует, она уже сложилась, и никто ее не оспаривает. Потому что оспаривать надо было первый раз, а когда прецедент не встречает сопротивления, он становится традицией, границы допустимого расширяются, общественный договор перезаключается на новых условиях.

Можно смеяться над тем парнем с банкой в метро, но он теперь — один из нас, и риск оказаться извиняющимся перед Кадыровым, чеченским народом и вообще перед кем угодно есть сегодня у каждого. 

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.