«Дело не в Сталине, дело в принципе»: Олег Кашин о смысле точечных атак на кино

В 1951 году у советского режиссера Сергея Герасимова вышел фильм «Сельский врач» — ничего особенного, но для того, чтобы картина вышла в прокат, Герасимову пришлось ее перемонтировать и доснять ключевую сюжетную линию. В первом варианте фильма главная героиня, ее играла Татьяна Макарова, осваивалась в сельской больнице после смерти пожилого главврача. Министр кинематографии Иван Большаков заставил режиссера изменить сюжет — во второй версии врач не умирал, а наоборот, активно воспитывал молодую сотрудницу. Объясняя Герасимову причину такого вмешательства в сюжет, Большаков сказал: «Там, наверху, не любят, когда старики умирают».

«Утомленные Солнцем-2» или «Смерть Сталина»: что больше оскорбляет чувства москвичей

Прошло много лет, и мы видим, что ничего, в общем, не изменилось — там, наверху, по-прежнему не любят, когда умирают старики, особенно если речь идет о том конкретном старике, из-за которого Герасимов переснял «Сельского врача». Смерть Сталина в России 21 века оказалась более болезненной темой, чем интимная жизнь канонизированного царя. В прошлом году фильм «Матильда» прорвался в прокат, несмотря на сопротивление депутата Поклонской, а у «Смерти Сталина» недоброжелатели оказались более влиятельными — за какие-то часы до российской премьеры фильм был лишен прокатного удостоверения, и если споры о «Матильде» шли почти год, то защитники Сталина уложились в несколько дней — письмо в «Российской газете», заключение минкультовского общественного совета и собственно запрет.

В отличие от многих комментаторов, которые видят здесь страх Кремля перед десакрализацией власти или даже открытый сталинизм российских чиновников уровня как минимум Владимира Мединского, а может, и повыше, я не готов ловить сталинистов в темной комнате, тем более что не факт, что они там есть. В конце концов, главный демиург отечественного кино сам получал «Оскара» за антисталинское кино, а потом, совсем недавно, макал Сталина лицом в торт, а этой весной в России выходит и вряд ли столкнется с какими-то проблемами другой фильм о последних днях Сталина, где генералиссимуса играет Жерар Депардье. А в конце нынешнего года будут праздновать столетие самого антисталинского нашего писателя, который, как считается, в последние годы подружился с Владимиром Путиным и вообще неплохо укладывается во все официальные ценности нынешней России.

Смерть по расписанию: как в Москве все-таки прошла премьера запрещенной комедии про Сталина

Точечные атаки на кино, когда через запятую со «Смертью Сталина» идет медвежонок Паддингтон — это политика, но политика не того рода, когда власть стоит на страже каких-то конкретных идеологических установок. Здесь речь идет, прежде всего, о возможностях власти, об их тестировании и демонстрации. До какого-то момента российская власть не умела запрещать кино, она училась делать это на наших глазах — уже все забыли, как три года назад тот же Владимир Мединский не допустил в прокат фильм «Номер 44» Даниэля Эспиносы о советском маньяке, убивающем детей в позднесталинской России.

Фигура Сталина безумно привлекательна с той точки зрения, что она открывает настоящий портал в ад — в наших условиях о Сталине можно спорить бесконечно, это подтвердит каждый пользователь соцсетей. И вот за этими бесконечными спорами можно спрятать что угодно — и коммерческие интересы, и аппаратную борьбу, и цензуру. Спор о Сталине уводит разговор от его реальной темы. Создавая прецедент запрета кино по просьбам то ли трудящихся, то ли еще по какой-то причине, власть открывает самую широкую дорогу для цензуры во всех других сферах и темах. Недопуск на экраны фильма о Сталине в любом случае станет или уже стал прецедентом, после которого станет проще запрещать кино, в котором или современные россияне показаны как-то не так, или геополитическая обстановка отражена не так, как в последнем послании президента, или просто герой, который понравился кому-нибудь в Кремле, не вовремя погибает — такие прецеденты, кстати, тоже были в советском кино, например, в сериале «Место встречи изменить нельзя» Варя не погибает только потому, что цензор оказался слишком сентиментален и пожалел девушку. Да мало ли что еще может быть. Хорошей цензуры не бывает, и, всерьез споря о фигуре Сталина и о допустимости ее демонстрации в кино, все участники этого спора, даже если они сами этого не хотят, легализуют цензуру, признавая ее допустимость.

Сегодня дело не в том, что наверху не любят, когда умирают старики или конкретный Сталин. Наверху, прежде всего, хотят, чтобы общество не оспаривало право власти решать, что общество будет смотреть или читать. Дело не в Сталине, дело в принципе. Принцип допустимости прямого государственного вмешательства в массовую культуру утверждается прямо сейчас.

Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.