В конце апреля Ким Чен Ын прибыл на бронепоезде в Россию. Лидер КНДР впервые встретился и провел переговоры с президентом России Владимиром Путиным. Олег Кашин размышляет о том, какие выводы стоит сделать России после этой встречи.
«Мы мирные люди, но наш бронепоезд привез Ким Чен Ира в Москву», — писал тогда редактор моей любимой газеты Александр Проханов, а я, стоя на Красной площади, любовался красно-синим флагом КНДР, вывешенным над 14-м корпусом Кремля в знак уважения к поселившемуся в Кремле высокому гостю Владимира Путина. Конечно, я бы сфотографировал и запостил в инстаграме корейский флаг над Кремлем, но в те времена не было ни инстаграма, ни смартфонов с камерами. Мне было двадцать лет, путинской России — не больше года, самому Путину — под пятьдесят. Тогда еще все было в новинку, все внушало кому надежды, а кому тревоги, но было безумно интересно. Все были молоды, а юный Ким Чен Ын был молод настолько, что мы вообще его не знали — он учился где-то в Швейцарии, ему не было и двадцати, милый смешной тинейджер.
И когда спустя почти двадцать лет кимовский бронепоезд снова въезжает в нашу страну, и снова встречаются российский и северокорейский лидер, хочется вести учет переменам — Ким Чен Ир давно умер, 14-й корпус Кремля снесли, в северной Корее царствует теперь тот бывший швейцарский студент, уже не очень юный и при этом, пожалуй, более знаменитый, чем его покойный папа. Из неизменного — только бронепоезд и Путин, причем современные технологии позволяют в реальном времени увидеть через видеотрансляции в соцсетях, как корейский поезд въезжает на станцию Хасан, и как Путин поднимает тост за российско-корейскую дружбу. Проханов больше, кажется, не пишет стихов, но та пародийно-восторженная интонация, которую двадцать лет назад эксплуатировала прохановская газета, стала теперь всеобщей. Свой журнал «Корея» — передача «Москва. Кремль. Путин», — есть теперь даже на российском телевидении, и ее ведущий берет интервью у молодого Кима. Красивый ультрасовременный микрофон с надписью «Россия» встречается со шляпой Кима фасона пятидесятых годов прошлого века, и кажется, что мы все внутри какого-то комикса.
И не знаю, может быть, я себе льщу, но мы ведь повзрослели за эти двадцать лет, не только молодой Ким повзрослел, но и я. И глядя взрослыми глазами на встречу Путина с Кимом, я вижу тот редкий случай, когда Россия при всей ее дурной международной репутации и при всем ее двусмысленном положении в современном мире стоит лицом к лицу со страной, репутация которой еще хуже, а роль еще неоднозначнее. Тот редкий случай, когда у России есть все основания смотреть на ее международного партнера сверху вниз — как на менее цивилизованного, менее развитого, менее свободного. Дипломатическая вежливость, конечно, не позволяет ни о чем таком говорить вслух, но всем все понятно.
В том числе понятно, в каких выражениях северокорейские газеты будут писать об этой встрече. И понятно, что через много лет, когда Корея станет совсем другой, и корейские дальнобойщики будут вывешивать портреты Кима у себя на лобовых стеклах, а корейские социологи посчитают, что 70 процентов корейцев хотят вернуться в кимовские времена, в Корее будет модно говорить, что был культ, но была и личность, и помните, как Корею уважали в мире — сам Путин поднимал за нее тост. Корейский Дудь будет снимать кино о кимовских концлагерях, а корейские патриоты будут говорить — зато страна была великая.
Тот редкий случай, когда Россия выглядит бесспорным свободным Западом рядом с азиатской деспотией, позволяет понять, как выглядела наша азиатская деспотия глазами ее западных союзников, например, в годы войны, и чего стоят все восторженные западные слова, которые и сейчас наши сталинисты вспоминают, доказывая прежнее величие страны. Может быть, в этом и есть реальный смысл жизни молодого Кима — показать нам, как выглядел наш сталинизм со стороны, и как нелепы те, кто вспоминает о нем с восторгом. «Ким принял Корею с сохой, а оставил с атомной бомбой», — так было в тосте Путина, или что-то в этом роде? Корейцы, милые — это была шутка.