Кашин и интерпретации этой недели

Олег Кашин: Тема недели — няня с Октябрьского поля, или, если совсем точно, поведение государственных медиа в связи с этой трагедией. Сегодня, кажется, все наконец-то встало на привычные рельсы — нашелся какой-то странный англоязычный клон журнала «Шарли Эбдо», не имеющий никакого отношения к французскому оригиналу. У этого английского или якобы английского журнала восемьсот подписчиков в фейсбуке, и, видимо, вся Государственная дума, потому что сегодня новостные ленты полны возмущенных откликов депутатов на карикатуру с няней, опубликованную этим странным журналом. Гневаться на иностранных карикатуристов — это привычный алгоритм действий российских властей. Со всем остальным все гораздо сложнее. Отказ российских федеральных телеканалов в первый день вообще говорить о няне — беспрецедентный случай цензуры, или, как они сами настаивают, самоцензуры. И пока телевидение молчало, таблоиды взялись нас запутывать — об этом я написал в колонке для издания Слон.

• Почему не стоит верить, что няня с Октябрьского поля шизофреничка? Потому что первыми официальными лицами, объявившими об этом диагнозе, были Владимир Маркин и Дмитрий Песков. Ни тот, ни другой не специалисты в судебной психиатрии, зато оба специалисты, у них работа такая, в воздействии на общественное мнение. Песков и Маркин — верховные государственные пиарщики, и если они вот так настойчиво начинают повторять «не верьте ей, она шизофреничка», то важно понимать, что руководствуются они при этом прежде всего политическими соображениями, а не какими-то другими. И нетрудно понять, о каких именно политических соображениях может идти речь. Психиатрический диагноз — единственная приемлемая для власти разгадка кровавого ужаса у метро «Октябрьское поле». С сумасшедших (и, в общем, только с сумасшедших) никакого спроса нет, и именно нежелание делить с няней ответственность за ее преступление заставляет российское государство настаивать на диагнозе и размахивать старинными справками из узбекских психоневрологических диспансеров. Примерно так же российское государство вело себя в первые дни после крушения самолета А321 над Синаем — нам долго рассказывали о том, как ужасна авиакомпания «Когалымавиа», и долго, мучительно долго отказывались признать, что взрыв самолета был террористическим актом. Здесь происходит что-то похожее. Наши друзья из LifeNews, первые по срочным новостям и особенно первые по эксклюзивным видео с допросами и задержаниями, первыми опубликовали и видео с допросом няни, но почему-то в лайфньюсовскую публикацию не вошел принципиально важный момент, в котором няня говорила о своем мотиве — отомстить Путину за бомбардировки Сирии. Видео с этой цитатой опубликовал на YouTube какой-то аноним — скорее всего, участник допроса, которому не понравилось, что это признание няни кто-то хочет скрыть. Это тоже своего рода веха — анонимное видео становится таким мощным медийным фактором, что в полемику с ним вступают пресс-секретари СК и президента, у которых, напомним, единственный аргумент — «она сумасшедшая, не верьте ей». Ей верить не надо, но и пресс-секретарям тоже веры нет. Даже если завтра нам предъявят заверенную всеми необходимыми печатями и подписями экспертизу из института Сербского, это уже будет не просто экспертиза, а часть официальной позиции государства, сформулированной пресс-секретарями. И цель, преследуемая официальными лицами, разгадывается очень просто — да, они не хотят, чтобы мы относились к убийству на Октябрьском поле как к хладнокровному поступку фанатика, движимого идеологией. Или, если использовать более привычные формулировки, как к террористическому акту. Мы как-то давно привыкли, что в современной России слова ничего не значат, и это сейчас звучит странно, но да, бывают такие слова, которых наше государство боится всерьез, и первое из таких слов — «террористка» по отношению к няне с Октябрьского поля. Потому что если няня террористка, то становится непонятно, во-первых, есть ли у российского государства рецепты предотвращения и выявления таких террористов, которые сидят не в лесу, а в московской квартире, и в назначенный час выходят к станции метро. И во-вторых — сколько еще таких нянь ждет своего часа в Москве, Петербурге и других наших городах, и как это согласуется с открытыми среднеазиатскими границами и пропагандистскими разговорами об исламизации Европы. Няня с отрезанной головой в руках — да, это небывалое событие. Но и публичное поведение российских официальных лиц — оно тоже небывалое. Раньше они не боялись слов, теперь боятся. Еще совсем недавно такой паники бы у них не было. Еще совсем недавно любой теракт был бы только поводом для придания дополнительных полномочий спецслужбам, закона о лицензировании нянь и отмены каких-нибудь выборов. А сейчас так уже не получается. Сейчас российское государство уже всерьез играет в свою историческую миссию, в идеологию, в ценности, и в такой системе координат уже не получается вести себя как раньше. Раньше Кремлю было достаточно понимать, что он сильнее всех и богаче всех, а теперь ему важнее всего — правота, признать свою неправоту они уже не могут, и все события должны непротиворечиво укладываться в официальную легенду, чтобы никто не поставил под сомнение действия официальной России — и в ее политике в Сирии, и в миграционных делах, и вообще в чем бы то ни было. Но эта официальная легенда настолько хитрая, что по-настоящему в нее мало что укладывается. И поэтому няня должна быть только сумасшедшей и никем больше. Ее диагноз для российского государства —настоящая линия обороны, которую нельзя сдавать.

Олег Кашин: Как часто бывает, в условиях, когда традиционные медиа реагируют на ЧП все более странно, главным местом, в котором ведутся и споры, и даже расследования, остаются соцсети. Журналист Илья Васюнин был одним из тех, кто разбирал версию о сумасшествии няни.

Об этом Олег Кашин поговорил с Ильей Васюниным по скайпу 

• Не обходится ни дня без каких-то новостей о Рамзане Кадырове, и это больше похоже на фарс — новости о Кадырове это что-то вроде индийского кино, когда вроде бы все по законам жанра, и есть какой-то сюжет, но все равно первично то, что там все поют и пляшут. Очередная и уже совсем фарсовая интрига — заявление Кадырова, что он готов уйти, и последовавшие за ним выступления его соратников на тему того, что нет, пожалуйста, дорогой Рамзан Ахматович, оставайтесь. Но как бы фарсово это ни выглядело, на многих это действует, и люди всерьез готовы спорить о том, может ли уйти Кадыров. Самая популярная теория выглядит так, что, чтобы снять его, его надо сначала повысить. Скорее в порядке шутки, чем всерьез я изложил на Слоне свое предложение, как повысить Кадырова, чтобы он согласился уехать из Чечни.
• И смежная тема, которая, видимо, уже навсегда привязана к теме чеченских властей — убийство Бориса Немцова. На прошлой неделе исполнился год со дня убийства Немцова, был марш его памяти, я тоже туда ходил, и у меня очень смешанные чувства — вместо гнева и скорби, которых можно было бы ожидать, мы увидели повторение типичного марша оппозиции из 2012 года, но, с другой стороны — все понимают, что самому Немцову именно такой марш и понравился бы. Об этом я написал для издания Rus2Web.

Олег Кашин: Еще одно событие недели, о котором я ничего не писал, но успел поругаться много с кем в соцсетях — продолжение суда над украинской летчицей Надеждой Савченко. Ее адвокат Николай Полозов обвиняет меня и еще некоторых журналистов в участии в кремлевской пиар-кампании против самой Савченко и против ее адвокатов. 

Об этом Олег Кашин поговорил с Николаем Полозовым по скайпу.

• Люди моего поколения помнят первую публичную встречу тогда еще молодого Владимира Путина с подданными — в Видяеве после гибели подлодки «Курск» 16 лет назад. То есть это сейчас считается, что встреча была после гибели, а тогда еще была жива надежда, что кого-то можно спасти. Растерянный Путин отбивался от родственников подводников, говорил, что и сам был бы рад с кого-нибудь спросить за эти десять лет, — речь шла о девяностых, — и за то, что в стране, цитата, «ни шиша нет». Точно такую же стенограмму опубликовали на днях, только вместо Путина — вице-премьер Дворкович, а вместо семей подводников — семьи и друзья людей, работающих и погибающих под землей, шахтеров с шахты «Северная». Снова лицом к лицу растерянная власть и убитые горем люди, снова есть надежда, которой на самом деле нет, потому что все уже признаны погибшими. О трагедии «Северной» я написал для Дойче Велле.

Олег Кашин: Когда я уходил из классической, родной мне репортерской журналистки в колумнисты, а произошло это как минимум не только по моей воле, я переживал — вот превращусь сейчас в бессмысленного болтуна, выпаду из актуального медиапространства, пропаду. Но тут вмешалась внешняя среда, сама архитектура медиапространства стала такова, что оказалось, что интерпретация не просто важнее факта, а часто вообще его заменяет. И вот роль интерпретатора — мне она уже даже стала нравиться. Пройдет неделя, и я снова что-нибудь для вас отинтерпретирую. Это программа Кашин гуру, я Олег Кашин, всего доброго