' style='fill:%23c4c4c4;fill-opacity:1'%3E%3Cpath d='M93.28-57.4h2.52l-6.33 11.74h-2.6l6.41-11.75zM98.5-57.4h2.52L94.7-45.67h-2.6l6.4-11.75zM103.78-57.4h2.52l-6.33 11.74h-2.6l6.4-11.75z'/%3E%3C/a%3E%3C/svg%3E)
«Режим у нас бессовестный, но не кровожадный»
Олег Кашин: «Смертная казнь, когда мы говорим о ней применительно к сегодняшней России — это скорее художественный образ, чем что-то реальное и осязаемое. Уверен, что отец Всеволод Чаплин или Сергей Миронов, когда они говорят, что здорово было бы вернуть смертную казнь — даже они не имеют в виду вот эту финальную сцену из фильма «Груз-200», когда человека в полосатом костюме ведут по коридору, потом заводят в маленькую комнату с кафелем, и специальный человек стреляет ему в затылок, нет. Я думаю, от вида крови стошнило бы и Чаплина, и Миронова и всех, кто сегодня агитирует за смертную казнь — просто наше общество сейчас в таком состоянии, когда образы и реальные явления живут какими-то совсем параллельными жизнями. Это очень хорошо видно по сирийской операции, когда по телевизору показывают красивые российские бомбардировщики, красиво летящие в красивую ближневосточную даль».
Я когда-то писал уже, что бодрые рапорты российских, и прежде всего кавказских силовиков о том, что где-то в Махачкале опять уничтожен террорист, на самом деле переводится так, что в Махачкале силовики опять без суда и следствия убили какого-то человека, — собственно, вот она, наша смертная казнь, ее рынок давно либерализован, на рынке даже есть какая-то конкуренция, и формальный выход России из моратория на смертную казнь — это в любом случае будет только еще одна страница в глянцевой летописи нашей пропаганды, которая найдет правильные слова, чтобы объяснить, почему именно этот террорист заслуживает смертной казни.
Результатом легализации смертной казни в России станет какой-нибудь пугающий процент одобряющих расстрелы, ну и наоборот — конечно, будут критические слова в адрес режима, который наконец-то сбросил маски и начал убивать. В России, если разобраться, вообще все делается только для этого — чтобы большинство одобряло, а меньшинство пугалось. И никто, даже самый последний человек, разговаривающий с телевизором, не поверит, что это все вообще имеет какое-нибудь отношение к борьбе с терроризмом. У нас терроризм отдельно, а борьба с ним отдельно, и эти две сущности тоже вообще никак не пересекаются между собой. Никто не может представить себя расстрелянным, и не надо думать, что кто-то может поставить себя на место расстреливающего. Есть мир слов, он же мир денег, выделяемых в поддержку этих слов. А есть мир, в котором погибают люди, и главный секрет современной России заключается в том, что это два параллельных мира. «Смертная казнь» — такое же словосочетание, как «керченский мост». Вы верите, что он будет построен? Наш режим бессовестный, безнравственный, но все же совсем не кровожадный. Российские официальные лица говорят о смертной казни не потому, что хотят кого-то убить, а потому, что хотят понравиться как можно большему количеству россиян. А этому большинству нравится словосочетание «смертная казнь», но я не хочу сказать, что во всем виновато большинство, ведь его представления о допустимом и недопустимом, о добре и зле сформированы как раз властью, это она воспитала тех людей, которым она же хочет понравиться. Спор о власти и о народе в России — это спор о яйце и курице. Что было раньше? Раньше все было.
