Кашин и mnogohodovochka Путина: роль Тимошенко для Собчак, охранник президента прикрывает преемника и новый большой сюрприз от Кремля

Пять лет назад журнал «Афиша» делал подборку диалогов между разными более-менее интересными людьми на разные более-менее интересные темы. Меня попросили поговорить с Ксенией Собчак, и если даже пять лет спустя я, не сверяясь со стенограммой, могу вспомнить тот разговор, значит, он действительно получился.

Это было вскоре после событий 6 мая на Болотной площади. Люди уже сидели в тюрьме, но словосочетания «болотное дело» еще не существовало, не было кампании в защиту узников, и средневзвешенное тусовочное мнение по поводу случившегося примерно совпадало с мнением Следственного комитета — были провокаторы, которые дрались с полицией, их посадили, да и Бог с ними. В том разговоре Ксения упрекала меня в том, что я выгораживаю этих провокаторов, спрашивала, готов ли я сам бросать в омоновцев камни, и там же ею было сказано то знаменитое «мальчишки из ОМОНа» — их, несчастных и наивных, она противопоставляла тем радикалам, которые с ними дрались. Я сейчас вспоминаю об этом не как о чем-то, что компрометирует Ксению Собчак, а скорее как о важном эпизоде эволюции тех людей, которые в конце 2011 года выходили на митинги, и только после этого, после эйфории и хорошего настроения, начинали ставить перед собой самые сложные вопросы — о России, о власти, о себе, — и путаться в поисках ответа.

В том разговоре я стоял на, может быть, излишне радикальных позициях, я говорил, что «мальчишки из ОМОНа» — зло, но еще большее зло — умеренные и приличные союзники режима, такие, как Алексей Венедиктов и Чулпан Хаматова, и Собчак меня спрашивала — откуда в вас такая гитлеровщина?

Россия 2012 года сейчас кажется какой-то совсем другой страной, сейчас все совсем иначе. Эти мемы пятилетней давности — «мальчишки из ОМОНа», «протестное движение», «честные выборы» и так далее, — кажутся сейчас чем-то совсем незначительным, и даже о Чулпан Хаматовой спорить не хочется совершенно — занимается своей благотворительностью, да и пускай занимается, хуже не будет. Я не пытаюсь сейчас казаться мудрее, чем я есть, да и не нужна здесь какая-то особая мудрость — пять лет назад слишком многим нравилась система координат, в которой плохим парням противостоят хорошие парни, но ни одну сказку, даже самую красивую, нельзя рассказывать до бесконечности, и те люди из 2012 года, которые дожили до нашего времени с тем романтическим представлением о власти и оппозиции, производят сейчас впечатление или циничных лицемеров, или просто дураков.

Если говорить о выборах, самым важным опытом такого рода я считаю выборы мэра Москвы четыре года назад,когда кремлевский сценарий оказался настолько экстравагантным, что ради участия в этих выборах Алексея Навального сначала прокуратура добилась освобождения его из тюрьмы после приговора, а потом «Единая Россия» обеспечила его подписями своих депутатов для преодоления муниципального фильтра. До такой степени благоприятствования со стороны власти Ксении Собчак сейчас далеко, но это уже тоже не имеет значения — за эти пять лет запутались все, потерялись все, и эта потерянность на самом деле и есть главный ресурс Кремля. Не ОМОН и не Росгвардия, не телевидение и не «Роснефть», а прежде всего то, что даже антипутинская часть общества не знает, чего она хочет, что допустимо, а что нет, и какой должна быть, как это модно называть, прекрасная Россия будущего.

Я сегодня еще вернусь к теме выдвижения Собчак, а пока — мой короткий комментарий по этому поводу, который у меня взяли коллеги с радио «Свобода» в первый час после заявления Ксении.

Отзывы, которые появились в первый час после ее выдвижения, показывают, что либеральная оппозиция против нее едина как никогда. У нее (пока?) нет вообще никаких публичных сторонников. И это сейчас самое интересное. За пять лет бывшая Болотная так или иначе не раз предавала саму себя, не раз шла на компромиссы, — если говорить о Навальном, то в 2013 году он поучаствовал в выборах мэра Москвы по кремлевскому сценарию, — по крайней мере, не менее спорно, чем Собчак сейчас. Ей, по крайней мере, «Единая Россия» не будет помогать с подписями. За эти годы либеральную оппозицию очень сильно потрепало, и то, что она в ответ на выдвижение Собчак демонстрирует свое совершенно безосновательное самоощущение бескомпромиссных борцов — это даже неплохо для Собчак, она может ничего не делать и просто смотреть, как ее критики превращаются в совсем циничных лицемеров.

Сравнение с Прохоровым напрашивается, но разница между ним и Собчак все-таки есть. Прохоров после выборов поспешил вернуться в бизнес, а Ксении возвращаться некуда. Что касается преемника — да, конечно, но бывают и другие ситуации. Горбачев ведь не планировал отдавать власть Ельцину? Кроме того, быть, условно говоря, русской Тимошенко — это не президентство, конечно, но представить себе Россию, в которой президент Навальный, а Собчак — главный оппозиционер, я могу.

Вот я так уверенно говорю, что никто не знает, как выглядит послепутинское будущее, но вообще-то есть люди, которые точно знают, как оно выглядит — это такой сейчас распространенный типаж, человек подмигивает и говорит, что все уже решено, и что президентом после Путина будет Алексей Дюмин.

Должен сказать, что я тоже с наслаждением слежу за Дюминым. Он часто появляется в новостях, генерирует информационные поводы, его любит телевидение, и постоянно появляются какие-то яркие картинки — вот перед Дюминым пляшет тульская делегация на фестивале молодежи и студентов, вот Дюмин обнимается с Викторией Лопыревой в рамках подготовки Чемпионата мира по футболу, вот он открывает какое-то баскетбольное кольцо в какой-то глухой промзоне, и на его лице всегда выражение, которое читается как «Господи, куда я попал». О Дюмине как о преемнике заговорили сразу же, в феврале прошлого года, как только он возглавил Тульскую область — преемником его назвал сначала Сергей Доренко, потом Алексей Венедиктов, эти наши любимые всезнайки. Я тогда писал, что с помощью слуха о преемничестве нам пытаются смягчить неприятное впечатление от того, что Путин теперь назначает губернаторами вообще кого попало — все-таки до Дюмина не было такого, чтобы политическая биография главы региона начиналась с назначения — даже Андрей Турчак до своего губернаторства успел побывать сенатором и лидером «Молодой гвардии», а тут вообще ноль приличий — охранник.

Но за эти неполные два года Дюмин, ничего для этого не делая, действительно превратился в полноценный политический фактор. Политологи невозмутимо называют его преемником наряду с Сергеем Собяниным и Дмитрием Медведевым, и никого вообще не смущает, что перед нами человек, который по профессии — ну вот такой живой щит на случай покушения, человек, которого учили стрелять и бегать, а не думать и управлять. И в том, что о Дюмине-преемнике сейчас говорят всерьез, есть что-то совсем неприличное, это буквально диагноз — к 2017 году политический класс и общество вообще выдрессированы настолько, что никого не смущает перспектива жизни под властью телохранителя. Если бы я был итальянским неореалистом, я бы снял об этом кино, а так — написал колонку для Republic.

Самые очевидные соображения о преемнической неполноценности Алексея Дюмина почему-то никем не проговариваются вслух. До сих пор никто не воскликнул: «Позвольте, но такой человек просто не может быть президентом России», – напротив, о деятельности Дюмина умильно говорят федеральные каналы, а политологи обсуждают его шансы на роль преемника Путина. Дюмин, как подпоручик Киже, существует в российском политическом пространстве как полувиртуальное имя, больше относящееся не к конкретному человеку, а к представлению политического класса о том, каким может быть преемник. И чем громче звучит имя Дюмина в очередных прогнозах, тем больше его странная политическая судьба выглядит как грандиозная мистификация – человека просто наградили удобной должностью за многолетнюю верную службу, все остальное додумали политологи, журналисты и «высокопоставленные источники».

Это может быть провокацией, призванной доказать, что российские лоялисты уже настолько выдрессированы, что могут присягнуть кому угодно – хоть охраннику, хоть уборщице. Но в нашей Византии объектом провокации может быть и одно первое лицо – возможно, к выбору Дюмина в качестве преемника сейчас подталкивает Владимира Путина кто-то из его окружения, пытаясь сыграть на сентиментальных чувствах Путина к своему охраннику. Президенту ложатся на стол какие-то мониторинги прессы, он читает каждый день, что Дюмина прочат в преемники, и сначала смутно, а потом уже всерьез задумывается: черт, а может, действительно? Капля точит камень, и если однажды Путин поверит, что из его бывшего адъютанта получится хороший президент для России, это обрушит существующие аппаратные сдержки и противовесы, создаст что-то вроде кризиса власти, и те, кто сегодня по какой-то причине чувствует себя обделенным, получат возможность в результате этого кризиса вернуть себе утраченные позиции.

То есть, допустим, Путин уже решил, что преемником будет Дмитрий Медведев, а, скажем, Сергей Собянин, который наверняка тоже претендует на эту роль, ставит на Дюмина, чтобы с его помощью свалить Медведева, и когда Дюмин обнаружит свою неспособность руководить страной, его место займет Собянин – кажется, так и должна выглядеть классическая кремлевская mnogohodovochka.

Президентские выборы 2018 года трудно назвать историческими, но если формально, то у них действительно есть одна эксклюзивная историческая черта. Начиная с 1996 года выборы президента России всегда завершали избирательный цикл длительностью несколько месяцев, причем основная тяжесть, граничащая с политическим кризисом, всегда ложилась на первую половину этого цикла, на выборы Госдумы, которые проводились за три-шесть месяцев до президентских выборов и всегда были если не их репетицией, то такой проверкой политической системы на слабые места. В 1995 году на выборах в Госдуму победили коммунисты, и выборы 1996 года стали такой битвой против коммунистического реванша, которую все помнят до сих пор. В 1999 году была настоящая война «Единства» и «Отечества», которая тоже навсегда в истории. В 2003 накануне выборов Госдумы арестовали Ходорковского, и после его ареста в отставку ушли системообразующие люди из власти — прежде всего глава администрации Александр Волошин и премьер Михаил Касьянов. О 2007 годе у большинства ярких воспоминаний нет, но и плохо, что нет — именно тогда, под лозунгами «Плана Путина» были отрепетированы все базовые повадки зрелого путинизма, враги Путина — враги России, кто не с нами, тот шакалит у посольств, и так далее. 2011 год все помнят, напоминать не буду.

И сейчас — первые президентские выборы, которым не предшествует никакая репетиция и никакой, искусственный или реальный, политический кризис — все тихо, вяло и неинтересно. И это пугает. Знаете, как Горбачев в начале 1986 года приехал в Киев, был в восторге от увиденного и сказал людям, с которыми общался на улице — «Вы тут как на курорте живете». Через пару месяцев, когда полыхнуло в Чернобыле, эту фразу там многие вспоминали, и украинский поэт Борис Олейник даже написал о Горбачеве книгу «Посол беды».

Я сейчас не пытаюсь спекулировать на модной теме «черных лебедей», дело не в этом. Просто я вижу, что Кремль до сих пор не разу не проводил президентские выборы мирно, он, скорее всего, просто не умеет этого делать и никогда не умел, ни при Ельцине, ни при Путине. И чем тише всё сейчас, тем больше оснований бояться, что они нам что-то такое придумают. Вот об этом моя такая алармистская колонка для Republic.

Предыдущие пять-шесть лет сами по себе были слишком нервные – в них уместились и массовые протестные выступления, закончившиеся уголовными делами и тюремными сроками, и серия в общем мелких, но суммарно очень впечатляющих политических и законодательных реформ, которые в сочетании с агрессивной государственной установкой на консерватизм и лояльность сделали Россию ощутимо менее свободной страной, чем она была шесть-семь лет назад. В эти же годы Россия присоединила к себе Крым, приняла участие в войне на востоке Украины и ввязалась в большую войну на Ближнем Востоке, продолжающуюся до сих пор. Отношения с Западом непрерывно портились на протяжении всего завершающегося путинского срока. Количество плохих новостей в эти годы было таким огромным, что планка, отделяющая плохую новость от обыкновенной, постоянно росла и достигла теперь рекордной высоты – пять лет назад общество можно было удивить запретительными законами, теперь нельзя; пять лет назад общество можно было удивить арестами оппозиционеров, теперь нельзя; пять лет назад общество можно было удивить войной, теперь нельзя. Что же еще остается? Именно так звучит главный вопрос этого политического сезона.

Сейчас нужна какая-то совсем недостижимая высота, чтобы драма балансировала на грани трагедии. По-настоящему предвыборная кампания Владимира Путина начнется не после того, как он об этом объявит, а после какой-нибудь самой плохой новости, которая положит конец нынешнему общественному полусну. Никогда еще за пять месяцев до выборов российское общество не было таким спокойным и равнодушным. Реальная интрига выборов-2018 связана только с тем, как именно Кремль намерен положить конец затянувшемуся спокойствию.

На этой неделе помощник президента Владислав Сурков, глава Донецкой республики Александр Захарченко и бывший премьер той же республики Александр Бородай открыли в Ростове-на-Дону памятник российским добровольцам, погибшим в Донбассе, и это, конечно, выглядит довольно отвратительно — люди, персонально ответственные за эту войну и за то, что многие граждане России уехали туда воевать и погибать, теперь ставят памятник этим погибшим добровольцам. По этому поводу уже многие написали и сказали уже достаточно злых слов, но что я хочу добавить — как бы отвратительны ни были Сурков и его друзья, эту отвратительность не стоит распространять на тех, кто поверил в бандеровскую угрозу, бросил все дела дома, уехал и погиб. Проукраинские комментаторы приписывают российским добровольцам единственную мотивацию — деньги, но это неправда. И люди, которые уехали воевать и погибли, потому что поверили, что русским Донбасса угрожает опасность — это в любом случае не худшие люди нашей страны, и памятника они действительно заслуживают. А разжигатели войны заслуживают суда. Это программа Кашин гуру, я Олег Кашин, встретимся через неделю на Дожде, всего доброго.