Кашин и Трудно быть Богом: Путин плюнул на репутацию, попрощался с бандитами, а Россию спасет только его любовь

Если вы любите читать и смотреть Олега Кашина, или если он вас раздражает, но вызывает интерес, у нас есть для вас хорошие новости: вы сможете увидеть автора вживую на Republic Talk, который пройдет 20 февраля в Москве. Кашин ответит за все. Подробности по ссылке.

Свои колонки я анонсирую, — начитываю голосом, — на «Эхе Москвы», но не каждый день, а только в те дни, когда в утреннем эфире дежурят мои друзья Фельгенгауэр и Плющев. И вот на прошлой неделе их не было, я ничего не анонсировал, а на этой они заступили, и я говорю Плющеву — эх, пропустили вы мою либеральную неделю. Неделю назад, если помните, у нас было про пытки, про дело журналистки Прокопьевой и про замену 282 статьи статьей об оправдании терроризма — кстати, я оказался прав, и дела по терроризму уже на этой неделе начали практически штамповать, постоянно приходят какие-то новости типа — защищал Сенцова, еще что-то — ну и получай оправдание терроризма. Так вот, я Плющеву говорю — вы пропустили мою либеральную неделю, а сейчас будет патриотическая, терпите. И вот с таким анонсом я сел писать про малайзийский «боинг» и про готовность Нидерландов и России к консультациям по его поводу — я хотел как-то вступиться за людей, которых, как я предполагаю, Россия будет готова сдать в рамках этого торга, и это кажется мне безнравственным, я считаю, что сдавать Стрелкова или даже валить вину на покойного Захарченко — это безнравственно и некрасиво. Вот с такой мыслью я сел об этом писать, и оказалось, что что-то патриотическое на эту тему написать нельзя, мой эксперимент провалился, статья получилась, ну, довольно антигосударственная. На сайте Republic она вышла.

Положение России ⁠в торге с Нидерландами по поводу сбитого «боинга», конечно, крайне ⁠уязвимо, но и сильные стороны, позволяющие вести такой торг, у российских ⁠властей тоже есть.

Во-первых ⁠– возможность пренебрегать общественным ⁠мнением в своей стране. Благодаря обилию официальных (точнее – почти официальных, исходивших не от суда или следствия, а от структур типа «Алмаз-Антея», Первого канала или архивов Минобороны) версий, российское общество давно знает, что с «боингом» история запутанная, настоящая правда неизвестна и не будет известна, а развязка будет зависеть только от того, кто кого качественнее перехитрит. Если даже Владимир Путин выступит с обращением к нации и скажет «Да, это мы», крахом его политической карьеры это не станет, обществу объяснят, какой это мудрый шаг, и может быть, даже рейтинг вырастет.

Во-вторых – российскую сторону вообще никак не сдерживает необходимость защищать каждого конкретного гражданина России от неприятностей, инициированных другими странами. Если для государственных нужд требуется кого-нибудь – ну, если не выдать, то хотя бы посадить в российскую тюрьму, государственная система среагирует не задумываясь. Можно перебирать имена, уже звучавшие в публичных обвинениях. Забегая вперед и выбирая наиболее оптимистичные с точки зрения выхода из тупика перспективы трехсторонних консультаций, предположим, что на каком-то этапе они упрутся в необходимость возложить ответственность за сбитый самолет на кого-нибудь из этих людей – даже не на всех, а, допустим, на одного только Стрелкова, которого наименее жалко, он одиозный политический активист, человек с самой дурной репутацией в том числе и в государственных кругах, скандалист и при этом политический маргинал, за которым нет ни серьезной организации, ни массы сторонников, вообще ничего. Возможна ли ситуация, когда российские следователи в связи с вновь открывшимися обстоятельствами объявляют виновником сбития самолета Игоря Стрелкова и (выдача его Нидерландам – все-таки пока совсем фантастика) сажают его в тюрьму лет на десять? Да, разумеется, такое возможно, и зависит такая перспектива только от готовности обвиняющей стороны удовлетвориться такой развязкой, а в сочетании с денежными компенсациями – почему бы и нет? Стоит оговориться, что вне зависимости от того, кто на самом деле отдавал приказ и кто на самом деле стрелял, подавать это как частный поступок частных лиц и сваливать на них всю ответственность за трагедию – это будет позор, но такими категориями российское государство не мыслит в принципе.

В-третьих – российскую сторону вообще не заботит ее международная репутация как в рамках ситуации с MH17, так и за ее рамками. Признание любой вины, на которой настаивает Запад, не изменит международного положения России в нынешних условиях – допустим, с самолетом можно разобраться, а как быть со Скрипалями? А с Крымом? И где гарантии, что к существующему списку претензий не добавятся новые? Вероятно, в какой-то момент одиозность достигает такой точки, что о репутации можно вообще не думать – и это дает своеобразное пространство для маневра. Нидерландам (и Австралии) нет нужды настаивать на том, чтобы Россия официально признала свою причастность к гибели самолета – потребности в честном слове российской стороны давно ни у кого, кажется, нет.

И тоже в рамках моей условно патриотической недели — вот я не хочу говорить, что я написал ответ Суркову, мне это кажется унизительным — содержательно обсуждать высказывания пиарщиков, рекламирующих, насколько понимаю, свои услуги, и статью Суркова я, вот прямо честно, не читал, потому что и так давно знаю, что если возникает какой-то текст такого рода, то его не нужно читать — самое главное все равно дойдет до тебя через новости и соцсети, то есть выражение «глубинный народ» и что там еще было, я, конечно, теперь знаю, но я вообще много всякого трэша знаю, тут ничего стыдного нет.

Так вот, пиарщики, услуги, неприлично, унизительно — но я же хитрый автор, я подумал, что я напишу ответ Суркову, но на Суркова не буду ссылаться, просто выскажусь на ту же тему — как России и Путину быть друг с другом в ближайшие сто лет. Я даже выбрал, мне кажется, удачный информационный повод, удачный заход — падение рейтингов Путина, то есть вот я о них пишу и дальше предлагаю свою версию, как Путин должен себя вести в изменившихся условиях. Написал статью, она вышла, я ее перечитываю и понимаю вдруг, что она ведь ровно так и выглядит — как будто это я обращаюсь к власти, что вот смотрите, вот у меня такая идея, зачем вам этот Сурков, делайте, как я советую. И когда я это понял, мне стало смешно и неловко, конечно.

Ну и еще анекдот. Один мой знакомый из Кремля мне пишет — ой, надо прочитать твою статью, а то ее все обсуждают, а я не читал. И я такой приосанился — вау, дошло послание до адресата, в Кремле читают. А знакомый продолжает — ну да, все обсуждают в соцсетях, вот Баронова Маша пишет, что ты хорошо написал, Катя Винокурова, Ортега — то есть перечисляет каких-то моих знакомых, и я такой — блин, все-таки не дошло.

Но это все шутки, конечно. Из серьезного — я сам несколько лет назад в открытом письме Путину и Медведеву, а это, я думаю, до сих пор мой лучший текст, писал, что их главная проблема в том, что они не любят Россию. А в моей юности, в 1998 году на меня очень сильное впечатление произвело письмо писателя-детективщика Тополя Борису Березовскому и его коллегам по тогдашней «семибанкирщине» — Тополь выбрал пикантную форму послания, он писал им как еврей евреям со всякими этническими штучками, и посыл у него был такой же — вы не любите Россию, и поэтому вас уничтожит история. Письмо так и называлось — «Полюбите Россию, Борис Абрамович». Этот текст на меня действительно очень повлиял, и двадцать лет спустя я решил написать свое «Полюбите Россию, Владимир Владимирович» — иначе история вас уничтожит. Это такой наивный трюк, но я считаю, что любой русский — а у меня другого звания нет, да и не претендую, я обычный русский, тем и интересен, — так вот, любой русский имеет право разговаривать именно такими словами с Российской Федерацией и ее властью. Страна-то наша прежде всего. Об этом мой текст для Republic.

Люди, сделавшие когда-то Путина президентом и подсадившие его на рейтинговую иглу, давно выпали из власти. Их сменщики и сменщики сменщиков похожи на тех героев эксперимента в курилке, когда первые курильщики по какой-то причине говорили шепотом, потом пришли новые и тоже стали шептаться, первые давно ушли, и уже не у кого спросить, почему все говорят шепотом, но никто не решится заговорить в полный голос – все исходят из того, что шепот зачем-то нужен. Ситуативные политические потребности 1999 года давно утрачены, но желание стопроцентной лояльности передается от одного кремлевского поколения другому как святыня. Люди играют в «Путин это Россия», не понимая, что сами копают себе могилу, намертво привязывая существующую российскую государственность к одному конкретному физлицу – не будет его, не будет и всего остального. Рейтинговое падение, воспринимаемое ими как неудача, очевидно, должно стать для них вызовом, и сейчас они сидят в своих кабинетах и бункерах, придумывая, как вернуть социологические цифры на уровень 2014 года. Наверняка даже могут и придумать, вопрос – зачем?

Трудно сомневаться, ⁠что Путин хочет войти в историю. Что конкретно для ⁠этого нужно сделать, вопрос спорный и, скорее всего, вообще ⁠не имеющий точного ⁠ответа. Но что ⁠бесспорно: чтобы войти в историю, нужно, по крайней мере, чтобы она продолжалась, а уравнивание Путина с Россией это исключает – таким вождям обычно не на что рассчитывать, кроме тихого снятия портретов, как в Узбекистане и Туркмении, или громкого развенчания культа, как в постсталинском СССР. По-хорошему, именно выход из ловушки стопроцентной лояльности должен сейчас быть ключевой задачей путинского Кремля. Модный применительно к экономике лозунг диверсификации стоит протестировать и в политике – ставка на всеобщую лояльность слишком рискованна, еще не поздно учиться сосуществовать с нелояльностью.

Путин сам должен отделить себя от России. Как бы соблазнительно ни было считать себя равным ей – это тупик, это самоубийство, и в историческом поединке с Россией любое физлицо обречено. Россия была до Путина и будет после. 

Ну и такая загадочная история — Путин внес законопроект с поправками в УК, предусматривающими ответственность за сам факт высокого статуса в криминальной иерархии, то есть вора в законе можно будет посадить только за то, что он вор — а если знаете, то до сих пор им приходилось подбрасывать наркотики, а это ладно безнравственно — это несолидно, потому что уравнивает воров в законе с самым простым народом, потому что 228 — это именно народная статья, и если полицейскому приходится делать вид, что криминальный авторитет равен студенту, которого хватают с марихуаной и бросают в лагерь — ну это дикость какая-то в любом случае. То есть особая статья за принадлежность к воровской иерархии давно назрела, и даже можно точно сказать, когда именно она назрела — летом 2008 года, Россия тогда победила Грузию Саакашвили, и это вполне могло быть таким трофеем — потому что идея сажать воров в законе только за то, что они отвечают «да» на вопрос, вор ли ты — это оттуда, из Грузии того времени, и вроде бы у Саакашвили получилось избавиться от власти воров, а сейчас Путин это повторяет.

Но вообще — черт его знает, насколько проблема именно воров в законе сейчас имеет значение по-настоящему. Вот мы знаем про Шакро Молодого — вмешались его люди в конфликт с участием силовиков, в итоге сел чуть ли не весь топ-менеджмент Следственного комитета, ФСБ оказалась сильнее Шакро, то есть всевластия воров уже нет. Когда убили Деда Хасана, в «Большом городе» было расследование о том, чем он занимался — видите ли, контролировал рынок зелени в Москве, петрушкой торговал. В сравнении с нефтяными или какими-нибудь еще воротилами это вообще несерьезно, и велик соблазн отнестись к старым ворам как к такому трогательному олдскулу, который уже неактуален. В ответ на путинский законопроект все СМИ стали звонить Тайванчику — чуть ли не единственному человеку этого формата, который не стесняется своей к нему принадлежности, и охотно выступает от имени сообщества. И вот он сейчас говорит, что тема неактуальна, все воротилы уже в большом бизнесе, бандитов нет — я думаю, если с точки зрения экономики, он говорит правду. Помните, как арестовали Семена Могилевича, и оказалось, что «Арбат-престиж» это его? Сейчас такого уже быть не может, сейчас если кто-то теневой стоит за большим бизнесом, то это будет министр, или губернатор, или вице-мэр. Не вор в законе. Воровскую иерархию сменила силовая и чиновничья, это правда. Но это — если только с точки зрения экономики.

А с точки зрения морали, с точки зрения культуры — все иначе, и дело даже не в АУЕ, не в шансоне и не в тех мужчинах, которые недавно ходили в школу в Приморье и учили детей жить по понятиям. Эти проблемы решаются педагогически, рыночно, еще как-то — просто. Гораздо сложнее избавиться от этики «социально близких» во власти, в общественных отношениях, даже в медиа, везде. И тут сажай воров или не сажай — ничего не изменится. Об этом моя колонка для Republic.

Арест Семена Могилевича в свое время уничтожил знаменитый и масштабный бизнес «Арбат-престижа» – оказалось, за крупнейшим ритейлером стоит знаменитый бандит. Сказать, что сейчас такая ситуация непредставима, все-таки нельзя, буквально на днях за сопоставимой по масштабам со старым «Арбат-престижем» торговой сетью обнаружился человек из тамбовской ОПГ, и это тоже много говорит про современный российский бизнес, но все же тамбовская («тамбовско-малышевская») ОПГ – это не столько «воровской ход», сколько самый качественный GR в том смысле, что ветераны петербургского криминального бизнеса девяностых всегда найдут общий язык со своими старыми друзьями из петербургской мэрии тех же лет, которым сейчас в России принадлежит примерно все. И любой «непонятно чей» крупный бизнес в сегодняшней России, если в нем покопаться, скорее будет принадлежать респектабельному отставному силовику, чем старому бандиту (недавно разоблачилибенефициара скандального Azino777 – какой-то парень из Татарстана; стоит ли верить, что это действительно его бизнес? Вообще-то нет). Система тайной воровской власти в ее нынешнем «дедхасановском» виде сложилась в эпоху тоталитарной плановой экономики – это даже не гангстеры при «сухом законе», это что-то вроде «Трудно быть богом», современные земляне в инопланетном средневековье. Средневековье закончилось, а дон Румата остался. Понятно, что сила его давно утрачена, и если он этого не замечает – ему же хуже.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.