Кашин и планы на будущее
Каждую неделю Олег Кашин пишет колонки и думает о судьбах родины. На этот раз говорили о том, почему сегодня главными урбанистами стали не юноши со «Стрелки», а суровые рабочие, перекапывающие центр Москвы, а главной надеждой на хорошее будущее для России — художник Павленский.
Кашин: Мещанский суд Москвы в среду признал художника Петра Павленского виновным в вандализме, а не в терроризме, как просил сам Петр, и приговорил его к штрафу в полмиллиона рублей за сожженную дверь старого здания ФСБ на Лубянской площади. Суд над Павленским был очень шумным, и во время этого суда все узнали, что здание ФСБ считается памятником истории, потому что в этом здании пытали и убивали многих великих деятелей нашей культуры — буквально так написано в официальных документах о признании здания памятником, и эти документы цитировал обвинитель в суде.
Павленский на свободе, и это, наверное, победа тех, кто говорил, что не надо его сажать — тюрьма добавит ему ореол мученика, а если его отпустить, то его забудут. Я как раз не думаю, что его могут забыть, Павленский сегодня — самый значительный российский современный художник. У нас в постсоветские годы, чего уж там, сложился такой стереотип по поводу современного искусства — мы подозреваем, что нас обманывают, и эти вечные истории, когда кто-то забыл в музее на полу очки, а все подумали, что это инсталляция — ну, несерьезно же, особенно в сравнении с классикой, с очередью на Серова.
А Павленский доказывает, что современное искусство как раз может быть настоящим и серьезным, и то, что его произведения становятся поводом, — Бог бы с ним, с судом, — поводом для споров, яростных политических дискуссий, конфликтов, причем не только в искусствоведческой среде, но и среди нас, обывателей — это, в общем, не менее точный критерий ценности художника, чем любой мировой аукцион. О Петре Павленском я написал для издания rus2web.
Кашин: Несколько лет назад слово «урбанистика» вошло в моду вместе с другими модными молодежными словечками из журнала «Афиша» или с сайта Look at me — «смузи», «воркшоп», «хипстер», «лофт», «митболы», и вот где-то через запятую с этими терминами стояла урбанистика. По концу нулевых и началу десятых сейчас даже уже можно ностальгировать — так уютно было слушать дискуссии о медиа, дизайне или урбанистике на только что открывшейся «Стрелке», или читать очередную статью Григория Ревзина о том, какой на самом деле должна быть Москва.
Или даже не Ревзина читать, а Тему Лебедева, который в своем блоге уже лет двадцать публикует фотографии иностранных канализационных люков и мусорных урн, на которые смотришь и вздыхаешь, что как жаль, что ничего подобного никогда не будет в Москве.
Или когда Максим Кац писал о своих встречах со знаменитым урбанистом Вуканом Вучиком, который тоже объяснял, каким должен быть идеальный город, и мы вздыхали — живут же люди. Вот чем была урбанистика пять лет назад, а теперь настоящие урбанисты — это не юноши и девушки со «Стрелки», а суровые рабочие, расфигачивающие город своими экскаваторами и лопатами. Когда Собянин первый раз решил переложить плитку, я нашел старинный, 1918 года текст Михаила Кольцова о том, как в конце первой мировой войны немцы на несколько месяцев оккупировали Киев — Кольцов, тогда еще совсем не большевик, а молодой киевский журналист, восхищался тем, как оккупанты взялись за городской вокзал, который, как и положено российскому вокзалу, всегда был чудовищно грязным, а немцы наняли десяток женщин со швабрами, и женщины терли, терли, терли, и оттерли вокзал дочиста — не столько ради чистоты, сколько ради того, чтобы показать, что новая власть — это всерьез. Вот я думаю, у Собянина в начале была примерно такая же мотивация, а какая она у него сейчас — я об этом рассуждал в колонке для «Слона».
Кашин: Не знаю, в курсе вы или нет, но на праймериз в партии ПАРНАС две недели назад победил не кто-то из звезд российской оппозиции, а малоизвестных в московских кругах саратовский политик Вячеслав Мальцев. Малоизвестный-то он малоизвестный, но вообще-то он суперзвезда, у его канала в YouTube сотни тысяч подписчиков, и вообще он не столько бывший вице-спикер саратовской облдумы, сколько популярнейший видеоблогер. Когда он победил, многие думали, что Михаил Касьянов не решится пустить его в список ПАРНАСа, Касьянов не любит новых людей и не доверяет интернету. Но нет, вчера было заседание политсовета ПАРНАСа, и Касьянов сказал, что список они составят именно по итогам праймериз, то есть и Мальцев там тоже будет. Перед заседанием политсовета, вчера днем, мы поговорили с Мальцевым по скайпу.
Прошлым летом администрация президента разрешила демократической коалиции принять участие в областных выборах в Костроме, и многих оппозиционеров это воодушевило, они смогли разглядеть в костромских выборах уникальный шанс для российской демократии и с головой погрузились в эти выборы. Сейчас им об этом неловко вспоминать, а я наоборот, тихо торжествую, потому что год назад я орал и стонал, что не нужны нормальным людям никакие выборы в этой Костроме, это бессмысленная трата времени, а время лучше тратить на что-то более полезное — я предлагал идти купаться, потому что лето, летом надо купаться, или учить санскрит, потому что лишних знаний не бывает, и если у вас есть свободное время, то потратьте его на приобретение знаний, которые вам потом пригодятся.Меня тогда очень ругали за этот «санскрит», я тогда перессорился с половиной всех наших оппозиционеров, а прошел год, и я с чувством, как говорили в старину, глубокого удовлетворения вижу, как моя прошлогодняя ересь становится мейнстримом — теперь все призывают учить санскрит, а о выборах наоборот, никто не думает, хотя выборы в этом году федеральные, более важные, чем костромские. Тексты о том, что лучшая политическая позиция сегодня — это эскапизм, появляются практически каждый день. Станислав Белковский в «Снобе» на днях призвал россиян поставить перед собой самую амбициозную и в то же время достижимую цель — пережить Владимира Путина физически, беречь себя для послепутинских времен. Дмитрий Губин на «Коммерсантъ FM» говорит, что не имеет значения, назовут мост именем Ахмата Кадырова или нет, все равно это временно, и не надо бороться с этим мостом, лучше, как Бродский, учить английский, чтобы читать Джона Донна в оригинале, а потом получить Нобелевскую премию.
Победа в прошлогоднем споре — это все равно победа, но я себя победителем не чувствую. Может быть, все дело в том, что сам я даже не попытался сесть за изучение диковинного языка, а весь год писал как раз о российской политике и собираюсь писать о ней впредь. Но, может быть, дело даже не в санскрите. Да, массовое неучастие в потешной политической активности в специально отведенных местах — это уже данность, почти консенсус.
В понедельник оппозиционеры планируют свой очередной марш, и не нужно быть великим прогнозистом, чтобы заранее представить, каким он будет, если вообще будет — ничего интересного, ничего заслуживающего внимания. К солженицынскому «Жить не по лжи» — не поднимать голосующей руки, не дать загнать себя на собрание, не транслировать ни одной ложной мысли и так далее, — мы добавляем сегодня еще два пункта — не вступать во взаимодействие с избиркомами, специально созданными не для выборов, а для того, чтобы до бесконечности продлевать несменяемость власти, и, второе, не заходить в загончики, на которых написано «УВД ЦАО» — пусть загончик останется пуст.
Но, что мне кажется важным, политический и гражданский эскапизм не может быть поводом для гордости или радости. Еще раз сошлюсь на прошлогоднего себя — призывая к неучастию в государственных гадостях, я приводил в пример Цоя, который, как известно, на определенном этапе своей карьеры, когда независимых музыкантов считали тунеядцами, работал кочегаром. Цой работал кочегаром, да, но согласитесь, что если бы он полностью посвятил себя кочегарскому делу, если бы он висел на доске почета и стал в конце концов заслуженным кочегаром, не написав своих песен, в этом не было бы ничего хорошего.
К чему это я. Я хочу сказать, что неучастие и игнорирование разрешенной политики ни в коем случае не должно быть поводом для того, чтобы ставить себя вне общества и вне нации. Уходя из политического загончика, мы остаемся гражданами и людьми, а Россия остается нашим отечеством, и наше неучастие не может быть поводом для равнодушия к бедам и несчастьям России.
В чем едины почти все — что впереди еще много гадостей и много лет под властью нынешней политической системы. Сейчас семнадцатое путинское лето, а сколько их еще будет. Тратя эти годы на себя, нельзя забывать о России. Выборы и разрешенные митинги значения, как мы уже убедились, не имеют, а что имеет — культура, и вообще вся свободная информационная среда, выживание которой как раз зависит именно от того, насколько нам это интересно и важно. Мы поняли, что надежду на хорошее будущее для России не стоит искать в праймериз ПАРНАСа или в очередном согласованном марше.Надежда — она в художнике Павленском, или в новых песнях, или в новых книгах и фильмах. Надежда — она в самых безнадежных новостях самого, наверное, мрачного в мире сайта «Медиазона», который по факту превратился в новую «Хронику текущих событий». Надежда — как ни смешно, но и в социальных сетях она тоже. Вот сейчас в фейсбуке сотни людей обсуждали выдуманную статистику про «Титаник» — в этой статистике говорилось, что богатые и аристократы из первого класса спасали женщин и детей, а бедняки из трюма, из третьего класса, никого не спасали, боролись только за себя, поэтому в третьем классе выжили в основном крепкие молодые мужчины.
Это неправда, но эта неправда слишком многим понравилась, и понятно, в чем дело — у нашей советской интеллигенции есть такая родовая травма, она противопоставляет себя народу, и это противопоставление уже много десятилетий подряд очень вредит нашему общественному развитию. Те, кто умиляется выдумкам про благородный первый класс — они, конечно, сами себя в этом первом классе и представляют. Но я вижу и тех, кто вступается за людей из трюма. Десять лет назад никто бы не вступился, а теперь, и это мое наблюдение последних двух-трех лет, у нас вырастает новая интеллигенция, свободная от советского социального расизма и кастовости, и голос этих людей уже слышен очень неплохо. Мир вообще парадоксально устроен, и вот тоже такой парадокс — чем безнадежнее времена, тем сильнее надежда. Сейчас свою надежду я бы сформулировал так, что оппозиция — она ведь не в специально отведенных местах, она внутри, она там, где у человека находится совесть. Берегите оппозицию внутри себя. Когда-нибудь она придет к власти.
Кашин: Я совершенно не журналист-международник, я сознательно сторонюсь международных новостей,и для меня это такой критерий их важности — если уж меня, сторонящегося, международная новость смогла заинтересовать, значит, она действительно стоящая. Всю последнюю неделю, даже дольше, российские официальные лица ругались по поводу учений НАТО в Польше, которые считаются у нас угрозой России — забавно, но я еще помню времена своей морской юности, когда в натовских учениях на Балтийском море участвовали и наши корабли Балтфлта, и это было очень престижно принять участие в этих учениях, моряки привозили всякие сувениры и рассказывали много смешных историй о том, как они пьянствовали с натовскими коллегами. Эти времена прошли, НАТО теперь враг, Кремль, МИД и Минобороны ругаются по поводу этих учений — они ругаются, ругаются, тем временем в Казахстане в городе Актобе происходят бои, то ли теракт, то ли мятеж, непонятно, и Дмитрий Песков так раздраженно комментирует — «а, это внутреннее дело Казахстана», — и продолжает ругаться по поводу НАТО. Вот об этом я написал колонку для Дойче велле.
Кашин: Про Казахстан мне очень понравился комментарий Эдуарда Лимонова «Русской службе новостей» — «Я сам пытался в Казахстане поднять восстание, и люди до меня пытались, потому что там почва благодатная». Пятнадцать лет назад, кто не знает, Лимонова посадили в тюрьму за то, что он действительно готовил восстание в Казахстане, чтобы построить там «вторую Россию», которая потом должна завоевать первую, то есть вот нашу Российскую Федерацию. Я, да и не только я, считаю, что путинская «Новороссия» — это реализацию лимоновской «второй России», и мы на днях как раз спорили с одним разочаровавшимся в Лимонове его старым соратником — он говорит, что нет, Донбасс это совсем не «вторая Россия», потому что там ведь нет ключевого условия — она не завоевывает первую. А я-то думаю, что как раз завоевывает, и последние два года первая, то есть наша Россия всерьез меняется под воздействием Крыма и Донбасса, и будет еще меняться — то есть все происходит по-лимоновски, просто главный экстремист теперь сидит в Ново-Огареве, а не в лимоновском бункере, поэтому не все замечают этот парадокс.
О том, что за событиями в Казахстане стоит Россия, много писала украинская пресса — украинцам важно видеть в России агрессора, поэтому они ищут любые аргументы в свою пользу. Но президент Назарбаев, который после трех дней молчания сделал заявление о событиях в Актобе, Россию ни в чем не обвинил и сказал, что это исламисты хотели устроить «цветную революцию» — то есть российско-казахского конфликта не будет, и между нашими странами все останется по-прежнему. Но что такое это «по-прежнему»? Об этом я рассуждаю в «Слоне».
Кашин: В понедельник будет День России, а на днях Геннадий Зюганов предложил перенести этот праздник на июль, на день крещения Руси. Все посмеялись над Зюгановым, и это действительно забавное предложение из уст коммуниста, но вообще-то стоит иметь в виду, что крещение Руси — это не только событие давней полумифической истории, но и очень важный эпизод нашего совсем недавнего прошлого. Я имею в виду тысячелетие крещения Руси, которое в Советском Союзе отмечали как очень большой и важный праздник, потому что так решил Горбачев — это был 1988 год, середина перестройки, и в том контексте праздник про князя Владимира был не торжеством клерикализма и мракобесия, а наоборот, очень прогрессивным и прорывным эпизодом после семидесяти лет государственного безбожия. Это теперь у нас князь Владимир аватар Путина, а тридцать лет назад он был очень прогрессивным перестроечным князем. Такие вещи учат нас, что в истории нет ничего абсолютного, и все когда-нибудь изменится. Мы встретимся через неделю на Дожде, я Олег Кашин, это программа Кашин.гуру, всего доброго.