Кашин и несистемное зло: обыкновенный терроризм в Крайстчерче, «хайп» на смерти и кремлевский сбой имени Грудинина

Неделя со дня массового убийства в новозеландском Крайстчерче, очередной случай белого ультраправого терроризма, стоящий в одном ряду с предыдущими случаями — преступлением Брейвика почти восемь лет назад и взрывом Тимоти Маквея в Оклахома-сити 24 года назад,и да, вы правильно поняли, я сейчас так осторожно иронизирую, потому что все-таки белый ультраправый терроризм — это такое явление, которое дает о себе знать, мягко скажем, не каждый день и даже не каждый год. Это, конечно, не повод не ужасаться — трагедия страшная, и этот парень с дробовиком, Брентон Таррант — преступник, оправдания ему нет, и споров по этому поводу быть не может.

Но все-таки коробит, когда о таком терроризме говорят как о явлении, об опасности, о важном факторе жизни в нынешнем мире. Я, когда это все случилось в Новой Зеландии, перед сном перечитывал, — конечно, она у меня есть в библиотеке, — книжку Уильяма Пирса «Дневник Тернера», любимую книгу как раз Тимоти Маквея, которую у нас лет пятнадцать назад, когда это было еще можно, издавал покойный Илья Кормильцев. Это очень интересная книга о последней битве черных и белых, очень поучительная и очень жалкая, потому что когда ты видишь, что в самой злой и самой заветной своей фантазии западные правые радикалы превращаются в зверей, ты понимаешь, что они, конечно, обречены. Собственно, и манифесты новозеландского и норвежского убийц — они ровно об этом, хочу быть зверем, но ничего не получается. Терроризм одиночных безумцев не просто обречен в сравнении с системным, массовым терроризмом, который знаком нам несопоставимо лучше, чем этот — на фоне террористического стандарта последних десятилетий эти единичные массовые убийства на разных концах планеты просто незаметны, они составляют статистическую погрешность, а страшное зло, как мы понимаем, должно быть банальным, обыденным — вот как у тех водителей грузовиков, которые в Европе давят прохожих с соответствующими криками.

И поэтому пафос новозеландского премьера Джасинды Ардерн кажется избыточным — она надела хиджаб, но что-то подсказывает, что если бы в ее стране, не дай Бог, случился исламистский теракт, она бы тоже надела хиджаб; на Западе вообще слишком много людей, готовых в любой непонятной ситуации надевать хиджаб. Это пошло и это нечестно. Нынешних исламистов сравнивают с большевистскими фанатиками, и я бы вспомнил большевистское стихотворение «Нас не нужно жалеть, ведь и мы б никого не жалели». А в такие дни, помимо прочего, еще очень бросается в глаза несовершенство современного языка, который, с одной стороны, делается все толерантнее — феминитивы, синонимы прежних угнетающих слов и так далее, — но с другой абсолютизирует слово «терроризм», выводя его из поля идеологий и религий в положение абстрактного зла, хотя терроризм всегда нуждается в пояснениях — какой терроризм, по какому поводу, в каком виде. О приключениях слова «терроризм» — моя колонка в связи с новозеландской трагедией. Для издания Republic.

Для этого явления нужен какой-то новый модный термин – террористшейминг? Само слово «терроризм» за эти годы дискредитировано до такой степени, что от него, по справедливости, нужно или отказаться всему человечеству, или разрешить им пользоваться одному Израилю – пожалуй, единственной в мире стране, где терроризм и как явление, и как слово сохранилось в прежнем, классическом, правильном значении. Но понятно, что от этого слова никто не откажется – оно само давно стало не только выгодным политическим термином, но и важнейшим инструментом как раз политкорректности. Слово «терроризм» позволяет избегать самых неприятных и, вероятно, неразрешимых вопросов, связанных с межрелигиозными и межэтническими отношениями в западных странах.

Если водитель грузовика, давящий людей на очередном европейском тротуаре, кричит «Аллах акбар», слово «террорист» не может быть исчерпывающим его описанием, более того, даже в сочетании с религиозным эпитетом точности оно не прибавит – исламскими террористами за эти годы кого только не называли, в том числе и бойцов регулярных армий (по России сейчас возят выставку отбитых у них вооружений), и просто пиарщиков того же Исламского государства. Случившееся в Крайстчерче тоже называют терактом, уравнивая «штучного» Тарранта с множеством безымянных шахидов, полевых командиров и водителей, давивших толпу. Языка, позволяющего описать противостояние хоть политическое, хоть религиозное, хоть межэтническое, нет – вся существующая терминология направлена на запутывание, и ничего не остается, кроме как поместить новозеландский расстрел в общее пространство частью реального, а частью выдуманного мирового зла – абстрактного терроризма, с которым, как известно, всегда воевали и Остазия, и Океания.

Такая как бы хорошая новость, но хорошая лично для меня, потому что я давно, как вы, может быть, даже знаете, неравнодушен к, назовем их так, этническим или сепаратистским редакциям радио «Свобода», а их у них две — татаро-башкирская и кавказская. Собственно, в чем тут проблема — «Свободу» я всю жизнь читаю и слушаю, сам одно время для нее писал, там работает множество моих друзей, хороших московских журналистов, для которых в условиях огосударствления российских медиа американское иновещание стало, пожалуй, последним оставшимся пространством свободного высказывания. Ну, предпоследним. И вот они там что-то пишут, интересно, смело, остро, хорошо, а рядом — какой-нибудь чеченский полевой командир вспоминает славные дни войны за свободную Ичкерию, а еще рядом — какие-то буквально исламисты, выставив к небу указательный палец, пикетируют российское посольство где-то в Европе, обвиняя Россию в том, что она угнетает татар.

Это — реальная история холодной войны. Еще Солженицына возмущала принятая американским Конгрессом в 1959 году резолюция о порабощенных народах — там целый список, включая народы Казакии, несуществующей, как мы понимаем, страны, и никогда не существовавшей, в этом списке нет русских, потому что русские, по версии Конгресса, не угнетенные, а угнетатели, и вот угнетенным народам посвящены две эти редакции «Радио Свобода» — «Кавказ.Реалии» и «Идель.Реалии». По поводу слова «Идель» у меня отдельный спор с татарами и лояльными им татарстанскими русскими. Я говорю «Идель!» и закатываю глаза, потому что «Идель-Урал» — это этнический легион вермахта, в котором служил, например, знаменитый Муса Джалиль. Я закатываю глаза, а татары мне говорят — да брось, это всего лишь «Волга» по-татарски. Нет, конечно. Волга по-татарски будет «Волга», точно так же, как «Калининград» по-немецки будет «Калининград» (а не «Кенигсберг»), а, скажем, город «Нурсултан» по-русски будет «Нурсултан», а не «Акмолинск», и если я буду называть город Нурсултан Акмолинском, будет понятно, что я имею в виду какие-то свои претензии на него.

«Идель» — это именно татарский сепаратизм. И само слово в конгрессовской резолюции, как и несуществующая Казакия — это наследие буквально бандеровца, украинского националиста-эмигранта Добрянского, который консультировал американцев на тему порабощенных народов, и ориентировался как раз на немецкую военных лет табличку этнического состава СССР. То есть вот так все близко — и над глупым свободовским сайтом витает дух Героя Советского Союза Мусы Джалиля, и лояльность исламистскому сепаратизму как бы входит в базовый пакет предпоследнего доступного нам пространства свободного высказывания. Это та бестактность американцев, о которой сами американцы не задумываются.

И в чем хорошая новость — администрация Трампа режет косты, в том числе на иновещании, и в своей бюджетной заявке она предлагает закрыть эти «Реалии», татарскую и кавказскую. То есть вот у меня, идейного их противника, появился шанс на их поражение, но поражение им наносит не здравый смысл и не сознательный выбор американцев, а тупая экономия, про которую, тем более, вообще неизвестно, станет ли она реальностью, или не решатся закрывать эти проекты. Но как повод поговорить о «Свободе» и ее двусмысленности эта новость годится. Моя колонка в Republic.

Роль западного иновещания для российской журналистики – и как для общественного института, и как для среды, – выросла многократно. Это большая удача для западного иновещания, и можно было бы сказать, что и большая ответственность, но нет – ответственность иновещание несет только перед своим государством, и это даже, наверное, нормально. Тут, строго говоря, все нормально. Пятнадцать лет назад та же «Свобода» прозябала на обочине российского медиапространства. Сейчас она стала ну, не монополистом, но одним из трех-четырех мест работы, доступных для человека, который раньше бы выбирал между НТВ и «Коммерсантом». Понятно, что сейчас «Свобода» нужнее такому журналисту, а не журналист «Свободе» – «Свобода» знает, что пойти ему, в общем, некуда.

И вот он, которому некуда идти, устраивается на «Свободу» – да, там нет «двойной сплошной» со стороны Кремля, там можно писать, что Путин бандит, можно расследовать деятельность «ЧВК Вагнера», можно вообще все в сравнении с любым российским медиа. Издержки – с другой стороны. Чтобы не бояться кремлевской цензуры, чтобы писать и говорить, что хочешь, нужно сосуществовать с довольно противными рудиментами резолюции о «порабощенных народах» – вот как раз с теми редакциями, которые хочет закрыть Трамп.

Твои статьи о Путине-бандите будут соседствовать с гротескными материалами в духе старого «Кавказ-центра» – о лучших сынах Ичкерии, воевавших с федералами, и о борцах за независимость Татарстана, называющих Россию «халыклар төрмәсе», что в переводе значит «тюрьма народов». В таком (все-таки довольно спорном с точки зрения среднего современного россиянина) контексте любой материал формата «Медузы» будет выглядеть совсем не как в «Медузе» – «Медуза», по крайней мере, не агитирует за Ичкерию. Это соседство, конечно, можно игнорировать, но тогда уверен ли ты, что был прав, когда не отправил резюме в ТАСС или на Первый канал – там тоже можно игнорировать соседство с распятым мальчиком и работать Антоном Долиным, рассказывающим про кино и про свободу Сенцову – может быть, это даже лучше, чем «халыклар төрмәсе».

Павел Грудинин должен был стать депутатом Госдумы вместо умершего недавно Жореса Алферова, но Грудинина под каким-то формальным предлогом и довольно хамски, унизительно не пустили в Госдуму, и этот недопуск сопровождается, конечно, улюлюканьем тех кругов, которые всегда улюлюкают, если кому-то из оппонентов власти плохо.

И тут логический сбой. Системнейшая и лояльнейшая КПРФ, совершенно не пассионарный и не опасный для Кремля Грудинин — а мочат его как какого-то невероятного врага народа, причем мочат непрерывно больше года, уже и выборы прошли, на которых он был безобидным спарринг-партнером Путина, но все же оппонентом, это еще можно понять, но после выборов-то чего? Человеку разрушили бизнес, разрушили семью, — черт возьми, власть реально разрушила ему семью, разоблачая его любовниц! — лишили депутатского мандата в подмосковном районе и вот сейчас не пустили в Госдуму. Может, и посадят в конце концов.

При этом нет никаких сомнений, что его прошлогоднее выдвижение в президенты не было и быть не могло самодеятельностью КПРФ, последнее слово в таких вопросах в России всегда за Кремлем, и Кремль, уж не знаю, но это и не имеет значения, впустил или пригласил его в свою игру, Грудинин согласился участвовать в кремлевской игре, но практически сразу вместо шахмат ему устроили мордобой, продолжающийся до сих пор, когда никакой игры уже нет в принципе.

То есть что-то пошло не так, а что именно — об этом я пишу для Republic.

Тут действительно речь может идти только о том, что Грудинин с точки зрения Кремля сделал год назад что-то настолько недопустимое, что прощения ему теперь нет, и дело, конечно, совсем не в том, что он утаил какие-то там счета — счета, допустим, есть у всех. Здесь что-то другое. Зарегистрировали, и он, хоть и не боролся всерьез ни за что, вдруг по «опросам ФСО» недопустимо вырвался вперед? Легко. Реальные настроения людей в России исследованию не подлежат, при всей видимой лояльности общество в любую минуту может удивить власть — опыт пенсионной реформы, которая, кажется, давно уже не пенсионная, а вот такая социологическая (министры один за другим признаются, что не догадывались, до какой степени повышение пенсионного общества огорчит народ), показывает, что они действительно не очень хорошо понимают народ.

А может, и не народ. Может, договорились с Грудининым на уровне политических менеджеров Кремля, а Путин в детали не вдавался, а как увидел — батюшки, да это же русский Лукашенко, харизматик, боец, разберитесь с ним, к черту договоренности, — ну и пошло-поехало, разобрались. Есть здесь какая-то загадка, какой-то сбой. Никогда бы Грудинин не согласился (да и никто бы не согласился) в этом участвовать, если бы хотя бы допускал, что предварительное «понарошку» окажется в итоге окончательным «всерьез».

Эта загадка остается загадкой, но она же остается и прецедентом. Преуспевающий и ни на что в политике не претендующий человек согласился поучаствовать в президентском предвыборном спектакле и до сих пор собирает выбитые зубы сломанными руками.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.