Кашин и лево-правый замес: анархисты на службе Кремля и феномен Колпакова-Клейменова

История архангельского бомбиста, о котором мы говорили на прошлой неделе, ожидаемо ушла в архив, но при этом — обнаружился московский подросток тоже с бомбой, которому архангельский звонил по дороге к зданию ФСБ, где он взорвался, а потом еще в Калининграде арестовали анархиста, который назвал архангельского бомбиста героем, ну и тоже важно учитывать, что превращение анархистов в самую модную угрозу сезона началось не на прошлой неделе и совсем не по инициативе самих радикалов, первый шаг на этом, как уже можно понять, долгом пути в начале года сделали российские силовики, которые то ли к футбольному чемпионату, то ли просто так начали прессовать пензенских и петербургских антифашистов и анархистов, в газетах очень подробно и убедительно писали о пытках и о том, что дело так называемой «Сети», то есть большой экстремистской организации, в которую всех записывают, с самого начала сфабриковано — оттого и пытки. И вот сейчас, когда мяч уже на стороне ультралеваков, и когда Бортников говорит о лево-правом замесе, которому противостоит его ведомство, у нас мнения ожидаемо разделились — и одни (понятно кто) сказали много слов, что если бы не пытки, то не было бы и бомб, а другие (и тоже понятно, кто), наоборот, настаивают на том, что потому и возникли бомбы, что пытки были слабые — надо больше пытать, тогда и бомб не будет.

Оба тезиса недоказуемы, и, как было уже много раз, их с одинаковой уверенностью в своей правоте можно использовать, один или другой, в зависимости от той картины мира, которой вы придерживаетесь. И это, наверное, уже такой не очень крутой шаблон для моих колонок, потому что в этих выражениях можно описать что угодно — что бы ни случилось в России, это всегда будет выгодно всем, кроме непосредственных жертв того, что случается.

И я стараюсь не злоупотреблять этим шаблоном, но трудно, потому что вообще не знаю, что должно случиться, чтобы все всерьез вздрогнули. Ну правда, вот ЧП же большое — подростки взрываются, от обоснованного отчаяния или потому, что они такие плохие, это сейчас неважно. Раньше их не было, теперь есть. Что с этим делать? А все уже знают, что делать. Госбезопасность вприпрыжку бежит арестовывать знакомого анархиста, по всей стране «профилактические беседы», снова эти разговоры о запрете мессенджеров, все довольны, всем хорошо. И понятно, что дальше много кругов на воде — вот анархисты, которых как бы нет сейчас как политической силы, это субкультура. Теперь это политическая сила, причем такая открытая — любой может встать и сказать «Я анархист», и его слово будет весомо, потому что оно подкреплено архангельским взрывом. На месте политтехнологов, прежде всего кремлевских, я бы сейчас начал создавать какие-нибудь фейковые анархистские структуры, чтобы и запугивать — ну представьте себе телевизионный сюжет про «анархистов за Навального», они устроили взрыв в Архангельске, и вас тоже взорвут, — или очередного Милонова, который придумает очередной законопроект по борьбе с подростками, который, наверное, не примут, но денег дадут всем — и «Юнармии», и центру «Сириус», и митрополиту Тихону Шевкунову на всякий случай.

Об этом удивительном, хотя уже привычном свойстве российской реальности — моя колонка для Republic.

Через одну точку можно провести бесконечное количество прямых. Через две – только одну прямую. Через три – тоже одну, но только если очень повезет.

Первая точка – взрыв в Архангельске. Парень пришел в местный офис ФСБ и взорвался у входа, погиб. Даже не пытался утащить за собой на тот свет кого-то, кроме себя, и это заставляет спорить о тонкой грани между терактом и самоубийством, то есть когда человек взрывает бомбу, это, очевидно, теракт, но тогда почему не принято считать терактом самосожжение, неужели так важен способ, которым человек расстается с жизнью, чтобы что-то доказать? Но тут сам бомбист в предсмертной записке (в публичном телеграм-чате) за четыре минуты до смерти назвал свой поступок терактом. Наверное, это аргумент и, наверное, правильнее использовать ту же терминологию.

Вторая точка – это события предыдущих месяцев. «Новое величие», «Сеть» – в той же записке архангельский бомбист пишет, что «причины для вас вполне ясны», но все равно уточняет, что ФСБ «фабрикует дела и пытает людей».

А дальше ⁠третья точка – московский подросток с бомбой, который хотел взорваться ⁠на «русском марше» и которому незадолго до своего похода в здание ⁠ФСБ звонил архангельский ⁠бомбист. 

Прямую через три точки можно провести, только если очень повезет, и, значит, вопрос здесь – кому повезло, но тут проще сказать, кому не повезло: погибшему в Архангельске парню и его арестованному московскому знакомому; всем остальным жаловаться не на что.

Шесть лет назад Роман Волобуев предсказывал появление русской Ульрики Майнхоф – и вот она выходит из-за занавески, а тут все ее ждут, радуются, приветствуют, отдают честь. Российская политическая реальность способна поглотить и поставить себе на службу вообще какое угодно явление. Если завтра в Москве высадятся инопланетяне, то уже послезавтра в Кремле согласуют план работы с инопланетянами (предположительно, этот участок отдадут Владиславу Суркову, что будет символизировать окончание его очередной опалы), а в ФСБ присвоят внеочередные звания сотрудникам вновь созданного отдела по делам инопланетян. По-другому у нас не бывает.

Традиционная рубрика «журналисты о журналистах» — неинтересность материала компенсируется живой заинтересованностью обсуждения. «Медуза», #metoo, харассмент, отстранение главного редактора и последующее его возвращение под аплодисменты фанатов — ну да, приставать к женщинам без их согласия нехорошо, но парень-то хороший, и специалист толковый. Сами придумали себе западные стандарты и сами же до них не дотянули, а ведь всех учили — ну и как тут не позлорадствовать.

Собственно, в моей оптике самое интересное как раз злорадство, причем не коллег, которые до сих пор бесились, когда «Медуза» учила их, как жить, а вот прокремлевской и околокремлевской публики, для которой моральное поражение «Медузы» — это крах российского либерализма, не меньше. Кто читает соцсети Раши тудей и ее друзей, тот знает, что там сейчас прямо праздник, в воздух чепчики, все как полагается. И если кто-то, наблюдая за происходящим у «Медузы», или даже не наблюдая, сохранял нейтралитет, тот может послушать это улюлюканье людей, про которых и так все понятно, и занять сторону «Медузы» просто по принципу от противного. Если Маргарита Симоньян против колхозов, буквально.

И это какое-то такое прямо неприятное искажение. Действительно для многих людей та же «Медуза», и Дождь, и «Эхо Москвы», и «Новая газета» — одинаковые либералы. При этом понятно, что на самом деле это очень разные медиа с раным устройством, разными принципами и ценностями, и на самом деле не так много ситуаций, когда эти четыре СМИ могли бы выступить солидарно — ну, разве что в каких-то очень общих вещах, за все хорошее. И конкретный Колпаков, которого обличают сейчас как либерала, вообще может быть кем угодно по взглядам — я вот, даже будучи с ним немного знакомым, вообще не представляю, левый он или правый, в его работе это не имеет значения, она не про это совсем. Но если все вокруг думают, что про это — может быть, это и делает его либералом?

Я вот вообще не боюсь партийности прессы, считаю партийность неизбежной, и больше уважаю те медиа, которые открыто ее декларируют, а не делают вид, что кроме профессионализма у них никаких принципов нет. Объективность чаще всего оказывается самой удобной маской для самой циничной пропаганды, и больше доверия должны вызывать те медиа, которые еще при знакомстве говорят читателю — вот, мы левые, а мы правые, очень приятно. Я правый, кстати.

Ну и каждый раз, когда медиасообщество сотрясает какой-нибудь конфликт или скандал, и все привычно делятся на либералов и прокремлевских, хочется сесть и разобраться, как на самом деле нужно проводить границы внутри этого поля. Это уже не только о Колпакове — тут и история с Клейменовым в программе «Время», который вдруг выступил в поддержку Кирилла Серебренникова — прямо в эфире, это беспрецедентно. Регулярно что-то такое случается, и, как я уже говорил в первой части нашей программы, все привычно делятся по самым неточным критериям.

У меня это, наверное, личное, я много раз имел возможность убедиться, что по кремлевским методичкам я до сих пор прохожу как оголтелый либерал, которым никогда не был, в мирное время это меня самого смущало не очень, но почти уже пять лет назад все началось по-взрослому — я ездил в Крым и Донецк от «Спутника и погрома», я везде говорю, что Крым наш, я ругаю Навального, я не разделяю западнического пафоса про наш Мордор, и понятно, что нет и не может быть такого либерала, который считал бы меня своим. Я хочу найти свое место на политической карте российских медиа, а чтобы его найти, карту надо сначала нарисовать. И такую очень робкую попытку нарисовать карту ну или написать лоцию я предпринял все на том же Republic в виде, как у меня принято, колонки, вот она.

Попробуйте описать этот конфликт с привычной всем точки зрения противостояния Кремля и нелояльной ему прессы — это невозможно. Силовые линии конфликтов в медиапространстве распределены сейчас совсем иначе, чем это было в нулевые или в начале десятых, и повышенное внимание к «Медузе» во многом обусловлено тем, что никаких более масштабных нелояльных СМИ не осталось уже совсем. Модель «Эха Москвы» (газпромовский актив с Шендеровичем в эфире) когда-то выглядела аномалией, теперь же она вполне универсальна, формулой «инвесторы-лоялисты и фрондирующие журналисты» описывается теперь и эталонная «Новая газета», и РБК с «Ведомостями», и внучатая по отношению к НТВ Гусинского структура — телеканал RTVI, а если учесть, что инвестор «Медузы» остается засекреченным уже четыре года, то можно, хоть и с натяжкой, предположить, что и «Медуза» в том же списке. И здесь же стоит упомянуть невиданное прежде явление, когда именно лояльные или подконтрольные власти структуры предоставляют самые широкие возможности для аполитичной самореализации тем журналистам, которые в других условиях занимались бы чем-нибудь нежелательным — часть коллектива прежней «Афиши» трудоустроена в «Яндекс», проекты бывшего главреда «Дождя» Михаила Зыгаря поддерживают тот же «Яндекс» и Сбербанк, и даже продюсер «той самой» командировки в ЦАР Родион Чепель делает что-то про Россию при поддержке Газпромбанка. Российский режим никогда не был другом свободной прессы, но в роли ее покровителя он теперь чувствует себя вполне комфортно — по крайней мере, если пресса (как ее правильно назвать — условно свободная?) не пересекает знаменитую «двойную сплошную».

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.