Кашин и империя страха

Кашин: К концу этой недели новости об аресте Никиты Белых предсказуемо отошли на второй план — так, к сожалению, устроено наше информационное поле, одна и та же новость не может бесконечно долго привлекать внимание аудитории. Но это вообще никак не отменяет того, что арест губернатора остается главной политической новостью этой недели.

Я много писал об этом в последние дни, и меня, видимо, за компанию с остальными либеральными авторами многие ругают — вот, защищаешь своего, а о предыдущих губернаторах ты так не писал, ни о Гайзере, ни о Хорошавине. На самом деле это не я не писал, это вы, наверное, не читали — прошлой осенью о Гайзере я писал теми же словами, что и о Белых сейчас — все губернаторы у нас одинаковы, нет никого, кто как-то выделялся бы излишней коррумпированностью, и если чиновника сажают за коррупцию, то это то же самое, что посадить его за ношение ботинок — ботинки носят все, и если кого-то одного посадили за ботинки, то дело не в ботинках.

Я писал прошлой осенью, что Гайзер, безусловно, жертва именно политического преследования, как бы дико это ни звучало. К Никите Белых эти слова применимы в той же мере. И если говорить о взятках, я процитирую петербургскую журналистку Александру Гармажапову, которая очень точно сказала, что свою главную взятку Белых взял семь лет назад, это была взятка в виде области в обмен на уход из оппозиции. И за такие взятки у нас, конечно, не сажают.

Я действительно не могу назвать Никиту Белых своим — мне он не свой, хотя по сравнению с другими губернаторами он действительно всегда был менее пафосным и более демократичным. Для меня он был всегда человеком из компании Алексея Навального и Маши Гайдар — в 2007 году я его помню на маршах несогласных, ну и на политических дебатах, конечно.

Я ездил к нему в Киров только однажды, и журнал, в котором я тогда работал, был совсем не про политику — номер, в который я делал вятский репортаж, был посвящен двухсотлетию Гоголя, и я описал Белых как Хлестакова, который в общении с губернской элитой ведет себя как важная персона из столицы, а по ночам пишет своем другу Тряпичкину откровенные письма.

У Гоголя дальнейшая судьба Хлестакова осталась неясной, а у нас развязка любого сюжета всегда одна — уголовное дело, тюрьма и вечный Маркин, который тычет пальцем и злорадствует. Я надеюсь, что у Никиты Белых все будет хорошо. Напрасно говорят, что его политическая карьера окончена — вот уж что что, а уголовные дела от Следственного комитета — это совсем не то, что может навсегда испортить репутацию. Мы много раз наблюдали, как СК использует свой ресурс, чтобы решить какие-то политические проблемы, и нет никаких оснований думать, что именно это, кировское дело чем-то отличается от остальных политических дел. Я желаю Никите Белых как можно скорее оказаться на свободе.

У меня на этой неделе было три колонки на тему ареста Никиты Белых, все их мы здесь цитировать не будем, я выбрал одну, из издания «Слон» — она называется «новый тридцать седьмой», но чтобы вы не думали, что я такой пафосный человек, уточню — в колонке цитируется одноименная песня Егора Летова, в которой он пел, что «Пружина перестройки замедляет ход, незаметно для нас уготовив новый тридцать седьмой», — то есть это у меня поэзия, а на политическая аналитика. Вот фрагмент этой колонки.

Кашин: Я часто ворчу и в эфире нашей программы, и в социальных сетях, и везде, что мне приходится не просто писать колонки, но и вообще отстаивать право на существование профессии колумниста — в нашей журналистике она живет где-то на вторых ролях, и к ней принято относиться более пренебрежительно, чем к классическим журналистским формам. Я сам довольно долго был в этом уверен, даже уже когда сам вовсю писал колонки, но Россия последних лет — это все-таки особый случай. Мне как раз кажется, что в наших нынешних реалиях невозможна и бессмысленна именно традиционная политическая журналистика, потому что если мы относимся к нашим депутатам и чиновникам как к обычным политикам, или к нашим государственным миллиардерам как к обычным бизнесменам, мы начинаем играть по их правилам и подыгрывать им, потому что это им выгодно, чтобы мы считали их политиками или бизнесменами, а не представителями той силы, которая овладела Россией и уже безо всяких правил и законов ею распоряжается. Я считаю и часто говорю, что нам нужен какой-то другой способ описания этих форм жизни, сам ищу этот способ, и моя очередная попытка — в колонке для издания «Кольта», прочитанной за первый день ста тысячами читателей, для такого СМИ это много, и, значит, я что-то там важное написал, давайте послушаем.

Кашин: Я не очень верю, что Вячеслав Володин, возглавивший список «Единой России» в Саратове, действительно уйдет в Государственную думу, но вообще его выдвижение кажется мне интересной новостью. Мы с Ксенией Собчак в свое время спорили, она говорила, что предшественник Володина Сурков был тонкий и умный, а этот простой и примитивный, и это очень распространенное мнение, но я его не разделяю — здесь, кстати, нужна важная оговорка, что все эти рассуждения имеют смысл только в том случае, если мы с вами на минуту забудем, что мы граждане России, и что все политические эксперименты этих людей напрямую касаются нас с вами, но если смотреть на происходящее именно отстраненным, посторонним взглядом — ну вот как кинокритики смотрят фильмы Лени Рифеншталь, — то вообще-то именно Володин по красоте игры оказывается круче любого Суркова. Самые глубокие и самые страшные свойства народной души именно Володин начиная с 2012 года, со времени «духовных скреп» эксплуатирует во благо своего кремлевского ведомства, и, судя по тому, что даже критики власти, вздыхая, говорят, что эти выборы в Госдуму будут честными, а «Единая Россия» наберет сколько надо — Володин победил. И то, что к нему у нас модно относиться как какому-то такому простачку из Кремля, мне кажется, это как раз на пользу Володину, потому что заниженные ожидания всегда лучше завышенных. Это что касается Володина. А что касается его депутатства — тема веселая, и я о ней весело рассуждаю в колонке для «Слона».

Кашин: В России что бы ни происходило — радость, беда или буддийское ничего, — в любом случае конец всегда один — в дверь постучится милиционер. Не спрашивай, к кому он стучится, потому что он стучится к тебе. Сейчас милиционеры, прокуроры и следователи стучатся по всей стране в двери детских лагерей, такие последствия вызвала трагедия в Карелии. Прокурорские проверки, уголовные дела и даже что-то, очень похожее на рейдерские захваты — по детским лагерям России от Калининграда до Камчатки сейчас идет такой большой праздник, бесконечный день проверяющего. Как уже не раз бывало, для силовиков и чиновников беда обернулась новыми возможностями, и вот если власть питается бедой — то это ведь само по себе беда. Путин сказал, что будет создавать специальное ведомство для контроля над детскими лагерями. Уже сто раз пошутили, что это ведомство будет называться Главное управление лагерей, то есть Гулаг — вот об этом Гулаге я рассуждаю в колонке для Дойче велле.

Давайте я сразу без лишней лирики, с порога скажу, что отставка Павла Астахова — это очень плохая новость. Но надо уточнить, что это плохая новость не с точки зрения судьбы Астахова, Бог бы с ним; это не про Астахова новость, а про общество. Про тех, кто сначала требовал его отставки, а теперь радуется ей, хотя она до сих пор не утверждена. Это очень стыдная радость, очень глупая, как говорится — фу такими быть.
Формулу «Царь хороший, бояре плохие» у нас не первый век употребляют исключительно как анекдот, и все чуть ли не с детства зазубрили про царя и бояр и понимают, что это, конечно, глупость, потому что дело как раз в царе — что может быть проще? Сложности начинаются, когда речь заходит о применении этой формулы на практике, и когда оказывается, что все на самом деле верят именно в плохих бояр — в плохого Астахова, или в плохого Собянина, или, несколько лет назад, в плохого Чурова.

Полковник Аурелиано Буэндиа стоит у стены в ожидании расстрела, перед ним выстроились солдаты с винтовками, а он разглядывает их лица, и рассуждает — вон тот, второй справа, сразу видно, подлец, а вот этот, крайний слева, ничего такой, глаза добрые. Абсурд? Абсурд. Но у нас почему-то многим этот абсурд кажется приемлемым. Те люди, которые подписывали петицию за отставку Астахова — они на него кому жаловались, Владимиру Путину? Друзья, а вы уверены, что Путин лучше Астахова? Даже в этом смысле, в контексте «Как поплавали» — я тут вспомнил как раз, в моей молодости была популярна книга журналистки Елены Трегубовой, предшественницы Андрея Колесникова в «Коммерсанте» и президентском пуле. Книга называется «Байки кремлевского диггера», и в начале нулевых она была очень популярна.

Я процитирую из этой книги: «В Петрозаводской больнице, вместо того чтобы пожалеть маленького мальчика на костылях, которого сбила машина, Путин заявил ему – Ну вот, не будешь больше правила нарушать! Неудивительно, что после этого крошечная девочка, которую Путин попытался поцеловать, не далась, и в слезах призналась ему – Я тебя боюсь!» Похоже на Астахова, правда? И тоже Карелия, поразительное совпадение.

Тут, наверное, все дело в нашей русской какой-то излишне гуманистической культурной традиции, нам да, важно видеть глаза врага, и нам важно видеть за механической функцией живого человека, и поэтому мы так цепляемся за самые гротескные недостатки таких, как Астахов, потому что это не просто недостатки, но еще и доказательство, что этот человек чем-то отличается от остальных своих коллег. Я ловил себя на такой мысли, когда смотрел какие-то большие выступления Путина по телевизору, и камера скользила по одинаковым лицам депутатов, и когда видишь в этом ряду кого-нибудь особенно одиозного, ту же Яровую, то это вот такое странное чувство, как встретить где-то на чужбине в толпе совершенно чужих людей какого-нибудь неприятного знакомого — это в Москве он неприятный, а тут почти родной.

Вот это желание видеть каких-то конкретных бояр, виновных в каких-то конкретных вещах — это, наверное, такая форма самозащиты.

Большую проблему делишь на сто маленьких, и получается не так страшно. Что под предлогом заботы о детях ввели чуть ли не цензуру, что запретили усыновление в Америку — это Астахов виноват. Что выборы нечестные — это Чуров. Что наша армия в Донбассе — это Шойгу. Что в футбол проиграли — Мутко. Что Москву раскопали — Собянин. Что денег нет — Медведев. У нас как-то слишком модно стало ругать именно бояр и смеяться над боярами, и бояться бояр — а персона царя как-то теряется, хотя современная Россия — это все-таки именно тот случай, когда персональная сверхвласть должна нести именно персональную сверхответственность. Знать путинских чиновников по именам и в лицо, испытывать по поводу хотя бы некоторых из них какие-то конкретные эмоции, думать о них что-то сверх того, что они путинские чиновники — это непозволительная роскошь, от которой уже давно стоило бы отказаться.

Нет никакого Астахова, и Медведева нет, и Шойгу, и Мутко. Они же сами, кто-то из них, говорили нам, что Россия это Путин — давайте же наконец в это поверим. Чурова отправили на пенсию, но выборы не стали честными. Если бы не было Шойгу, война все равно была бы. Если бы у Москвы был другой мэр, ему было тоже пришлось огнем и мечом насаждать этот потешный урбанизм. Потому что дело не в этих конкретных людях, от перемены которых местами ничего не меняется. Дело в первом лице.

Если так проще, то представьте, что это сам Путин спросил тех девочек в Карелии, как они поплавали. Это Путин сказал пенсионерам в Крыму «Денег нет, но вы держитесь». Российская армия на Украине — это тоже никакой не Шойгу, а Путин, и об этом тоже не надо забывать. Не имеет смысла требовать у Путина отставок каких-то его подчиненных, исполнителей его воли. Дело не в этих исполнителях, дело в Путине, и та единственная отставка, которая будет заслуживать того, чтобы ей радоваться — она еще, как вы понимаете, не случилась.

Кашин: Сейчас закончится этот выпуск нашей программы, и через час или даже раньше редакторы Дождя выложат его в интернет. Я надеюсь, у меня будет возможность дать ссылку на этот выпуск у меня в фейсбуке — неделю назад я жаловался, что по жалобам каких-то активистов меня блокировали на неделю, сейчас тоже пытались блокировать, но я вступил в переписку с американцами и вроде бы пока отбился, зато в эти же дни по аналогичной схеме заблокировали других людей — Виктора Шендеровича, Ксению Ларину и в очередной раз Альфреда Коха. Люди, лишенные традиционных российских медиа и живущие в американской соцсети, люди, выдержавшие российскую цензуру, оказываются беззащитны перед цензурой фейсбуковских роботов — какая-то нездоровая ерунда происходит, имейте в виду. Если меня опять заблокируют, давайте сразу договоримся, что встречаемся ровно через неделю на Дожде. Это программа «Кашин.гуру», я Олег Кашин, всего доброго.​