Кашин и фальшивые первые полосы

Олег Кашин: у меня есть несколько любимых тем, одна из них — какая то странная особенность то ли нашего информационного поля, то ли массовой психологии, то ли и того, и другого. Все события уходят, как в песок, никакой опыт не накапливается вообще, никто ни по какому поводу не рефлексирует. Сегодня тот же день, что был вчера, и зачем помнить, что было несколько дней назад. В очередной раз эта моя любимая мысль посетила меня, когда я, готовясь к сегодняшней программе, стал перечитывать свои тексты, написанные за неделю, и обнаружил, что всего пять дней назад, в ночь на понедельник, я писал о поездке Дмитрия Медведева в Мюнхен на конференцию по безопасности. Наверное, это повод посмеяться над тем, что я так много пишу, что сам уже не помню, о чем писал вчера, но вот я не уверен, что проблема во мне. Это же большое событие, первополосная новость — программная речь российского премьера на большом и важном международном форуме. Но если всего несколько дней спустя об этой первополосной новости нечего вспомнить — значит, на самом деле она вообще ничего не значит и ничего не стоит. Как и многие другие наши первополосные новости.

Так или иначе. Кто читает меня постоянно и давно, тот знает, что я стараюсь не обижать Дмитрия Медведева, он мне однажды здорово помог, я ему сильно обязан и не хочу быть неблагодарным. Но ругательную статью о его поездке в Мюнхен я все-таки написал, потому что, как мне показалось, это не Медведев ездил в Мюнхен, а Путин, просто в аватаре Медведева. Так оказывается, бывает, и об этом моя колонка на «Слоне».

• Недавно я случайно совершил что-то вроде исторического открытия — как говорится, маленькое, но свое. Писал про валютных ипотечников (мы обсуждали эту колонку две недели назад), немного увлекся и сравнил договоры валютной ипотеки со знаменитым Будапештским меморандумом, который, как известно, нарушила Россия, присоединив к себе Крым. Полез за аргументами в архив «Коммерсанта» за 1994 год и увидел, что там об этом меморандуме писали настолько вскользь, что можно сделать вывод, что российское общество просто не заметило этого важнейшего документа по очень спорному вопросу. Я конспиролог, и у меня есть версия, что это была такая сознательная игра тогдашних российских властей, которые, несмотря на всю, как принято считать, демократию и свободу слова уже тогда умели манипулировать обществом не хуже, чем Путин. Я неплохо помню девяносто четвертый год — в Белоруссии и на Украине прошли президентские выборы, победили Лукашенко и Кучма соответственно, оба имели имидж пророссийских политиков, и намеков на то, что теперь то и начнется настоящее братство, в прессе и речах политиков было более чем достаточно. Поэтому когда сегодня говорят, что Россия не заметила меморандума, потому что уже смирилась, что Украина и Белоруссия иностранные государства — это неправда. Мы, к сожалению, слишком долго привыкали к новым границам, и я действительно думаю, что наше государство сознательно нам мешало поверить, что все по-настоящему и очень серьезно. Вот об этом я написал колонку для эстонской газеты «Постимеэс». Это очень редкий для меня случай, когда мой текст выходит в бумажном издании. Очень непривычно было видеть настоящую газетную полосу со своей колонкой.

• Украинская тема вообще очень богатая, и я не могу пройти мимо нашумевшей на этой неделе переписки русского журналиста Ильи Азара с украинской летчицей Надеждой Савченко, почти два года удерживаемой российскими силовиками. Азар просил ее об интервью, вместо интервью он получил такое очень агрессивное письмо, как будто это Азар взял ее в плен и издевается над ней.

Об этом Олег Кашин поговорил с Ильей Азаром по скайпу.

• Тоже не знаю, моя ли это личная особенность или что то в воздухе носится, но с какого-то момента стало гораздо интереснее не обсуждать текущие новости, а думать и говорить о том будущем, которое, как теперь кажется, очень скоро наступит. Вот это ощущение абсолютной изношенности всей существующей системы, от Путина до самого последнего участкового, оно как то появилось и не исчезает. Сегодня прошла новость о покупке приготовленного к сносу магазина «Пирамида» на Пушкинской каким-то загадочным неизвестным покупателем. То есть понятно, что здесь есть какой-то подвох, но вообще это лучшая метафора для всего, что сейчас происходит — какие-то загадочные люди в России каждый день покупают пирамиду, которую вот-вот снесут. Поэтому да, гораздо интереснее думать о послепутинской России, и на этой неделе для DW я написал, что вижу будущую политическую элиту не среди молодых активистов, а, к сожалению, среди региональных бюрократов.

Этот мой текст стал в каком-то смысле ответом на программную статью Дмитрия Гудкова в «Ведомостях» о том, что после Путина власть, если мы хотим демократии, должна перейти к независимым депутатам Госдумы.

• Я уже говорил, что я конспиролог, и вот мне совершенно всерьез этот вал новостей про озверевших коллекторов кажется какой-то хитрой пиар-кампанией, буквально чем-то таким, что уже было с геями, украинцами и прочим. Когда все государственные СМИ, а потом и Валентина Матвиенко с Сергеем Нарышкиным вдруг хором начинают говорить о так называемом коллектором беспределе, поневоле насторожишься. И вот эту свою настороженность я и сформулировал в колонке для «Слона».

• История с арестом и чудесным освобождением Дмитрия Каменщика, который уже не скрывает, что именно он владелец аэропорта «Домодедово» — это бесспорная главная новость последних дней, сегодня благодаря делу Каменщика мы еще раз пронаблюдали, как умеют воевать между собой Генпрокуратура и Следственный комитет, и, как говорится, во-первых, это красиво. Да и во вторых тоже. Главное, что вообще никто, даже самые преданные комментаторы-               государственники не говорят всерьез о том, что за Каменщиком действительно пришли потому, что у него в 2011 году что-то было не в порядке с организацией безопасности в аэропорту. Все понимают, что происходит на самом деле, и об этом моя колонка специально для зрителей Дождя.

Пять лет назад, когда взорвали зал прилета в аэропорту «Домодедово», я пытался взять интервью у Дмитрия Каменщика. Моя попытка сорвалась на стадии согласования вопросов с его пресс-службой, взять интервью не получилось, но вопросы у меня сохранились, и я их сегодня нашел у себя в почтовом ящике и перечитал. Среди прочего я хотел спросить Каменщика, не связывает ли он взрыв в аэропорту с попытками отобрать у него аэропорт, и если да, то кто может стоять за этим взрывом. Тот теракт действительно выглядел слишком странно и не очень укладывался в официальную мифологию об исламском подполье, в которую к тому времени вообще было верить уже гораздо сложнее, чем в начале нулевых. А поскольку все происходило на фоне других проблем с аэропортом, можно было предположить, что и взрыв был прежде всего эпизодом делания жизни Каменщика невыносимой — таким же, как подзабытый уже новогодний блэкаут в «Домодедово» в том же году или ад с дорожным движением на подъездах к аэропорту. Сейчас, после ночи, проведенной Каменщиком за решеткой, я уже понимаю, что не имеет значения, кто был заказчиком и организатором того взрыва. Это неважно, потому что взрыв — это просто взрыв, а настоящий террористический акт в самом словарном значении этого слова, то есть акт демонстративного насилия и устрашения — это именно задержание Каменщика. Мы просто всегда путаемся в словах, и нам трудно признать, что настоящий терроризм выглядит именно так, когда на террористе не пояс шахида, а наоборот, погоны.

История этого терроризма, если бы кто-нибудь взялся ее написать, была бы гораздо длиннее привычного нам списка имен от Гусинского и Ходорковского до Дурова и Чичваркина. И это тоже закон терроризма — кто-то стоит до последнего, а кто-то выполняет все требования террористов  и уходит живым, и даже говорит «спасибо». Таких людей даже среди моих знакомых наберется десяток, а у меня не так много знакомых бизнесменов. Не хочу лишний раз ставить людей в неловкое положение, они действительно говорили «спасибо», когда их заставляли продавать то, что они не хотели продавать. Поэтому без имен. Один такой знакомый, когда я спрашивал его, зачем он продал дело всей своей жизни братьям из известного дачного кооператива, говорил, что, Олег, ты не понимаешь, мне еще повезло, я поднял цену, а они согласились, а могли ведь и отобрать. У него по-прежнему все хорошо, — как бы хорошо, — он по-прежнему директор в своей бывшей компании, только взгляд потухший, а сын, которому все могло бы достаться, если бы не отобрали, давно уехал в другую страну. Замена Каменщику меры пресечения на домашний арест однозначно выглядит именно так - человеку намекнули, человек понял.

Кто возьмется писать историю российского экономического терроризма нулевых и десятых, тот, я думаю, не сумеет посчитать реальный ущерб от того, что происходило и происходит в отношениях российского бизнеса с государством и его силовиками. Здесь не получится просто суммировать стоимость отжатых активов, миллиард плюс миллиард плюс миллиард. Эти формулы не работают, потому что в них слишком многое не учтено. Вот эти потухшие взгляды и уехавшие сыновья — с одной стороны, и другие сыновья, которых мы тоже постоянно видим в советах директоров и на государственных контрактах, эти славные носители славных фамилий, которым мы уже не удивляемся, когда их слышим. Словосочетание «инвестиционный климат» давно звучит как анекдот, но если бы речь действительно шла только об инвестиционном климате, все было бы не так ужасно. Используя аресты как аргумент при спорах о бизнесе, власть портит не только инвестиционный климат. Она деморализует и унижает общество, давая ему понять, что в стране действует только право сильного — а это травма, которая будет давать о себе знать, может быть, и через поколение. Ну и главное, наверное. Не бывает такого государства и такого закона, которым можно попользоваться, чтобы ограбить кого-нибудь, а потом вытереть, положить на место и жить как ни в чем не бывало. Государство после таких манипуляций перестает быть государством, а закон перестает быть законом. Это касается всего, и Крыма, конечно, тоже, и сменяемости власти, и нашего будущего — в общем, всего, о чем не думают люди, которые устроили Каменщику эту ночь за решеткой.​

В моей жизни был такой период, когда я работал в газете «Известия» — еще на Пушкинской, в большом советском здании. И там, как принято в редакциях газет с богатой историей, на стенах висели исторические первые полосы за разные годы. Тридцать седьмой год — гулаговская вышка, шестьдесят второй — танки в Новочеркасске, семьдесят девятый — Афганистан, восьмидесятый — ссылка Сахарова, и так далее. Я сначала не замечал, потом понял — что за бред, Сахаров на первой полосе в советской газете? Или Новочеркасск, или Гулаг? Нет, конечно, это были ненастоящие первые полосы, их сверстали и напечатали уже в девяностые, потому что на настоящих первых полосах не было вообще ничего, что мы с вами привыкли называть историей. Исторические съезды партии были, надои были, стахановцы какие-то, ударники, а история осталась за кадром. Мне кажется, мы сейчас живем в похожем времени. Навязываемая властью повестка дня критически сильно отличается от того, что происходит на самом деле и чем живут люди. Надо как-то учиться жить в такой системе координат.