Кашин и бунт «резиновых уточек»: как протесты проникли в школы, и зачем Путину «уединенный разговор» с Медведевым

Сидя дома перед камерой, я, конечно, чувствую себя не столько телеведущим, сколько видеоблогером, причем таким довольно трусливым видеоблогером — если бы не Дождь, я бы сам не решился сделать шаг в сторону этого формата, например, на YouTube, потому что в этом случае мне пришлось бы конкурировать с восемнадцатилетними монстрами этого жанра, людьми, у которых миллионы подписчиков, суперзвездами, которых мы не знаем, но которые суперзвездами от этого быть не перестают. Когда я был совсем молодым журналистом, многие даже мои знакомые ошибались, обращаясь ко мне по имени, и называли меня Павлом, потому что певец Павел Кашин был в те годы на пике своей популярности. Потом это прошло, Павел Кашин превратился в милое ретро, и нас перестали путать, но недавно прозвучал новый тревожный звонок — меня назвали Даней. Даня Кашин, которого вы, я думаю, тоже не знаете, сейчас гораздо более знаменитый человек, чем я или любой ведущий Дождя, и недели две назад Даня оказался героем мощнейшего скандала — в Петербурге, в кинотеатре он встретил Павла Дурова и подошел к нему, чтобы сделать селфи, но Дуров почему-то отобрал у Кашина телефон и выбросил его с балкона четвертого этажа торгового молла, и когда Кашин спустился вниз, телефона там уже не было. Миллионы поклонников Кашина и Дурова разделились на две части — одни считают, что Дуров неправ, другие говорят, что Кашин сам виноват, что лезет со своим телефоном к серьезным людям. Споры на эту тему, которые я читал, выглядят более яростными, чем любые наши споры о политике.

Я не знаю, был ли конкретный Даня Кашин в прошлое воскресенье на митинге в Москве или Петербурге, но на этой неделе уже общим местом стало говорить о проникновении политики именно в этот таинственный мир юных видеоблогеров, которые подхватили призыв Алексея Навального и вывели на улицы свою аудиторию, в один момент превратив ее в новое протестное поколение. Россия вдруг вернулась во времена Болотной, но в соцсетях вы уже не увидите фотографий типа «Лев Семенович Рубинштейн вышел на прогулку» или «Шац и Таня Лазарева делают селфи с Дмитрием Быковым» — новое поколение не знает ни Рубинштейна, ни Быкова, зато оно не боится полиции и умеет залезать на фонарные столбы. О смене поколений в протесте я написал для издания Republic.

Понятен энтузиазм тех, кто успел оплакать слитый протест пять лет назад и вдруг увидел новые лица на Тверской. Но смена поколений в таком формате, когда каждое предыдущее поколение смотрит на новое и надеется, что у него получится то, что не получилось у старших, – это классический экстенсивный путь развития, почти гарантирующий, что где-нибудь к середине следующего путинского срока придет уже новая молодежь, а те, кто был сегодня на Тверской, будут смотреть уже на нее с той же надеждой, с которой бывшая Болотная смотрит на тинейджеров сегодня. Ощущение замкнутого круга прячется теперь за новыми лицами, но все равно никуда не девается.

Такой странный закон сохранения в российской политике – президент и его окружение не меняются никогда, а оппозиция меняется раз в пять лет, как хорошая демократическая власть. Одни уходят разочарованными, другие приходят заново с горящими глазами, и потом все повторяется снова. Власть, когда она не меняется, деградирует, разлагается, наглеет, бесится с жиру. Оппозиция, когда она не меняется, – злеет, радикализируется, избавляется от иллюзий. Когда и власть, и оппозиция остаются несменяемыми на протяжении долгого времени, рано или поздно происходит взрыв. Демократии избегают взрыва с помощью ротации власти. Российский авторитаризм (и с кем его здесь сравнить?) избегает взрыва с помощью ротации людей на протестных митингах раз в пятилетку.

Мне кажется, у власти действительно есть вполне четкое понимание, что без митингов вообще она обойтись не сможет — все-таки между Российской Федерацией и КНДР, как совершенно справедливо сказал на вручении «Ники» Виталий Манский, пока еще остались принципиальные различия. Оппозиция в России не уничтожена, она просто вытеснена на улицу, и задача власти — сделать так, чтобы оппозиция так и оставалась на улице. И главный вопрос после этого воскресенья пока остается без ответа — нарушен ли этот порядок, и не проникли ли протестные настроения туда, куда их до сих пор не пускали. В школы, в вузы, в аполитичные семьи. Сейчас кажется, что проникли — в прессе постоянно появляются записи каких-то совершенно диких разговоров преподавателей со студентами и школьниками, когда преподаватели косноязычно повторяют лозунги, услышанные по телевизору, а ученики возражают им с позиции людей, читающих политический интернет и прежде всего Навального. Меня в этом смысле очень трогает, конечно, что протестующая молодежь в разных городах поет Егора Летова — сначала в Омске на митинге один парень сказал, что он помнит, как я пел песню «Все идет по плану» на Болотной, но он, этот парень, тогда еще был маленький и на митинги не ходил, поэтому он споет эту же песню сейчас — и спел. И эту же песню пели в Нижневартовске подростки, которые пытались захватить мэрию города. Егор Летов с нами, это очень здорово. А о том, что значит для российской политической системы протестная улица, я написал колонку для «Дойче велле».

Дмитрию Медведеву не повезло стать героем расследования Алексея Навального именно в тот момент, когда у слишком многих людей, прежде всего молодых, созрела потребность в протесте (все-таки пять лет после Болотной —  это долго), и улица просто ждала повода, чтобы дать о себе знать. Это не митинги за отставку главы правительства, это просто митинги — в российской политической реальности именно протестная улица давно заполняет тот вакуум, который образовался после выстраивания вертикали, превращения парламента в декорацию и окончательного приручения системных партий.

Можно даже сказать, что митинги в Москве сами по себе давно стали элементом политической стабильности. Они оправдывают постоянную модернизацию полиции (а теперь и Росгвардии), они обеспечивают работой политтехнологические подразделения Кремля, возглавляемые теперь Сергеем Кириенко, а до него — Вячеславом Володиным и Владиславом Сурковым, они стимулируют развитие пропагандистских структур, как традиционных (телевидение), так и новых (работа в соцсетях, тролли и так далее).

Протестная улица, лидером которой в эти дни окончательно стал Алексей Навальный, по факту сама по себе давно стала политическим субъектом, компенсирующим отсутствие тех частей политической системы, которые в свое время успешно ампутировал или обессмыслил Владимир Путин.

Наверное, единственный герой протестной недели, который не ходил на митинги, но неразрывно связан с ними — это Дмитрий Медведев, герой расследования Фонда борьбы с коррупцией, с которого все, в общем, и началось. Американский журнал Foreign Policy назвал его самым ненавидимым человеком в России, там написано, что от Калининграда до Владивостока все ненавидят Дмитрия Медведева.

Этот заголовок на первый взгляд может показаться нелепым, но тысячи людей, вышедших митинговать с плакатами против «Димона» и резиновыми уточками — это довольно убедительное доказательство. Я уже говорил, что это так странно — еще совсем недавно многие возлагали надежды на Медведева как прогрессивного лидера, а теперь именно он вдруг превратился в главное зло. Я часто вспоминаю о том периоде, который современники называли модернизацией, и о котором теперь немодно вспоминать — сейчас чаще можно услышать такое мнение, что всем было ясно, что Медведев это понарошку, и что даже рокировка никого не удивила. Но все-таки это неправда. Я сейчас специально полез в архивы почитать про Медведева, и вспомнил один из, мне кажется, самых сильных текстов того периода — это журнал «Форбс», май 2011 года, журналист Владимир Федорин как раз спорит с теми, кто ждет от Медведева перемен, я процитирую: «В концепт «медведевской оттепели», или Медведева как меньшего зла по сравнению с Владимиром Путиным, инвестировали многие интеллектуалы с безупречной репутацией — от Александра Аузана до Эллы Памфиловой и Сергея Гуриева. Сегодня очевидно, что все попытки просветить взрослого мужчину, занимающего пост президента России, не привели ни к чему. Под говорильню о модернизации страна продолжала деградировать. Участвуя в кремлевских форумах, рабочих группах, «лучшие люди России» легитимизировали режим, создавая ему прикрытие на Западе и в среде либеральной интеллигенции. Тем временем подчиненные президента или подчиненные его подчиненных как ни в чем не бывало продолжали убивать, воровать, душить оппозицию».

Я действительно думаю, что созданный Навальным образ «Димона» потому и выглядит так впечатляюще, что к тому негативу, который собран в фильме, по умолчанию добавляются взятые с обратным знаком прошлые ожидания, связанные с Медведевым, то есть каждая уточка и каждый кроссовок становятся возмутительнее в два раза, потому что они нагружены еще теми надеждами, которые Медведев обрушил в 2011 году. О превращении Медведева в русского Януковича я написал в издании «Знак».

Он спал, спал, и пока спал, сам собой превратился в нашего Януковича с его Межигорьем и золотым батоном. Виктор Федорович, доброе утро, тут к вам майдан.

В достоверности того, что нам про него показал Навальный, сомневаться трудно — наверняка есть и Тоскана, и Плес, и что там было еще, но это вообще никак не влияет на ощущение обмана, остающееся на выходе. Он кто угодно, но он не Янукович. Он какой угодно, но точно не самый ненавидимый. При этом против неприятной правды не пойдешь — против Сечина или Кадырова не митинговали тысячи в центре Москвы, и виноградников Путина, даже если они есть, тоже никто не видел. Все сходится, шарик именно под этим наперстком. Да?

Нет. Шарик ускользает из-под наперстка в тот момент, когда мы подходим к нашему феодализму с какими-то воображаемыми демократическими мерками, как будто система сама по себе нормальная, просто в ней есть кто-то конкретный, кто нарушает правила. Это заведомая неправда — тех правил, которые здесь подразумеваются, просто нет, и правила в этой системе совсем другие. Такой трюк в последние годы нам несколько раз демонстрировали силовики, выдергивавшие из системы по одному каких-то губернаторов — смотрите, у него золотая ручка с бриллиантами, смотрите, у него купюры светятся, смотрите, он вор. Если в воровской малине кто-то начнет показывать пальцем — «смотрите, он вор», — вся малина вызовет психиатрическую помощь, потому что в ней все воры, это ее основное свойство. За воровство из малины не выгоняют.

И еще одно событие, которое нас вернуло в 2011 год, во времена так называемого тандема — неожиданная поездка Путина и Медведева на Землю Франца-Иосифа. То есть по-настоящему неожиданной была поездка как раз Медведева, Путин обещал туда приехать еще семь лет назад — он, как раз во времена модернизации, уже ездил на эти острова, и его впечатлил тот совсем не арктический пейзаж, который он увидел — кто помнит фильм «Как я провел этим летом», тот, наверное, знает, что наша Арктика — это уже не белое безмолвие, как во времена первых полярников, а бесконечные горы топливных бочек и угольного шлака, которыми завалено все пространство, где хотя бы раз ступала нога человека. В 2010 году премьер Путин велел своим подчиненным организовать на Земле Франца-Иосифа уборку и пообещал приехать посмотреть на то, что получилось. Прошлой осенью министр экологии Донской доложил уже президенту Путину об окончании уборки на острове Александры, входящем в этот архипелаг, и Путин сказал, что весной приедет.

Но он собирался приехать один, и о том, что с ним будет Медведев, стало известно только во вторник вечером, за несколько часов до поездки. То есть в какой-то момент, как во времена тандема, у президента и премьера почему-то возникла потребность в уединенном разговоре. Многие слышали легенду, что именно в одной из прошлых таких поездок в 2011 году в Астраханской области Путин сказал Медведеву, что на второй срок он его не пустит и президентом будет снова Путин. Недавняя фотосессия в красных куртках на фоне арктических льдов располагает к поиску политического подтекста. Между ними тает лед? — об этом моя колонка для Republic.

Премьера показали только сейчас, и арктическая фотосессия выглядит вполне гротескно. Человек на фотографиях, похоже, как минимум сутки не брился и, вероятно, не спал, его лицо кажется опухшим, а взгляд пустым. Особенно это бросается в глаза на фоне жизнерадостного Владимира Путина, долбящего арктический лед ледорубом и с интересом осматривающего уже не захламленную старыми бочками поверхность океана.

Парадоксально, но именно потухший взгляд Дмитрия Медведева не располагает к выводам о скорой его отставке. То есть да, Путин в этом смысле довольно остроумный человек, но тащить младшего товарища в мир торосов и айсбергов, чтобы сообщить ему, что он уволен, было бы каким-то оголтелым садизмом даже по путинским меркам. Напротив, демонстративное возвращение к эстетике «тандема» именно сейчас, когда Медведеву не очень хорошо, выглядит самым очевидным жестом публичной поддержки – государственное молчание по поводу премьера и так неприлично затянулось, и слухи об отставке Медведева объективно начинают вредить не только ему.

Каждая наша программа начинается с того, что я называю контекстом — кто кого ограбил, испугал или даже убил. Я сам собираю новости для этой рубрики, читаю много региональных новостных сайтов, и что я заметил — в последнее время все чаще в новостях о мелких происшествиях в регионах мелькает название «Росгвардия».  Росгвардейцы ловят грабителей, росгвардейцы пресекают правонарушения, росгвардейцы стоят на страже мира и покоя обывателей. Тот случай, когда все и логично, и странно одновременно. Логично — потому что к Росгвардии относятся не только Внутренние войска, но и ОМОН, и вневедомственная охрана, то есть как раз те бывшие подразделения полиции, которые ходят по улицам не в амуниции космонавтов, а в более привычном виде классических милиционеров. Ну и, помимо прочего, если много новостей о Росгвардии, значит, она уже успела выстроить сеть своих региональных пресс-служб, то есть это такой почти позитив — новые рабочие места для гуманитариев, и в разных городах от Бийска до Мурманска у людей, умеющих писать, появилось больше шансов найти подходящую работу, а не идти в продавцы или охранники. Это — что касается логики. А что странно — ну мы помним весь этот антураж, связанный с созданием, как тогда говорили, Национальной гвардии — генерал Золотов, вечный охранник Владимира Путина, создающий свою личную армию на случай революции или бунта. Что-то жуткое и масштабное. И вот очень интересно наблюдать за этой эволюцией — от ожиданий нового НКВД до нынешней второй полиции. Думаю, перелом случился в самом начале, когда зловещее «Национальная гвардия» решили сократить до скучного бюрократического «Росгвардия». Тот случай, когда язык оказывается сильнее и умнее тех, кто им пользуется. Об этом я написал для сайта «Сноб».

Росгвардия, о которой, когда она создавалась, говорили как о новом силовом суперведомстве, призванном защищать власть от самых серьезных угроз, кажется, тихо превратилась во вторую полицию, неотличимую от оригинала. Ленты региональных новостей полны сюжетов типа «сотрудникам Росгвардии удалось по горячим следам раскрыть кражу телефона», росгвардейцы же фигурируют в очередном загадочном чеченском сюжете о нападении на их базу с последующим уничтожением нападавших, которые, как пишет «Новая газета», могли быть совсем не нападавшими, а просто случайными людьми. Спустя год после создания Росгвардия уже не производит пугающего впечатления новой карательной машины — скорее есть ощущение, что полицейская рутина незаметно поглотила армию генерала Золотова, и никаких качественных перемен в силовом сословии не произошло.

Перенос прямой линии: чего на самом деле боится Путин. Колонка Олега Кашина

В прошлом году у меня была такая прямо нашумевшая колонка о Вячеславе Володине, который, как я писал, начал отваливаться от Кремля и куда-то поплыл, и когда он доплывет до другого берега, то я его там обниму. Многих смутила эта формулировка, не все поняли, о чем идет речь. Сегодня я хочу повторить ее уже применительно к новым участникам протестов — за ними я наблюдаю со стороны и стараюсь, хоть и не всегда успешно, не брюзжать по поводу того, что они что-то делают неправильно и что ничего у них не получится. Я стараюсь верить, что все получится, но даже в этом случае не сомневаюсь, что к следующему витку массовой политической активности уже среди этих людей появятся люди, которые почувствуют себя обманутыми, разочарованными или проигравшими. Им, как когда-то Володину, я тоже хочу сказать, что буду ждать их и обниму на том берегу, где уже ничего не остается, как думать о судьбах родины и писать колонки, живя при этом сугубо частной жизнью. Я не говорю, что это лучшая развязка для политически активных людей, но если так выйдет, что их ждет именно это, пусть они знают, что не одиноки, и что у них есть я.