«Кощунство — это вот такая Россия, закутанная в платок и делающая страшные глаза»

Жлоб знает, что карикатура — это когда смешно. Жлоб помнит об этом еще с какой-то ранней юности, когда он сворачивал в кулек для семечек страничку из журнала «Крокодил». Сейчас жлоб узнал, что французы из Charlie Hebdo нарисовали карикатуру про разбившийся над Синаем наш самолет, и жлоб, конечно, возмущен, потому что ну как же — карикатура это когда смешно, а смеяться над погибшими нехорошо.

Оскорбленный жлоб — это само по себе то еще зрелище («Эй, че ты сказал?»), а когда жлоб является властью — ну вот мы в очередной раз увидели, что это значит. С проклятиями в адрес французских карикатуристов выступают и официальные лица, и общественные организации, и отдельные органы печати. Если бы в январе редакцию Charlie Hebdo не расстреляли братья Куаши, наверное, сейчас в России нашлось бы много патриотов, которые были бы готовы сами взять в руки автомат и разобраться с французскими кощунниками. Тем более что сослагательное наклонение здесь лишнее, мы же помним январскую демонстрацию в Грозном, когда после убийства французских карикатуристов Рамзан Кадыров вывел своих подданных на улицу, чтобы осуждать и проклинать— нет, не убийц, а как раз убитых.

И как-то странно объяснять, что карикатура, сатира — это не только и не столько смех, сколько гнев и боль, и все, по идее, должны об этом знать еще со школьных времен, когда читали Гоголя или Щедрина. У нас,видимо, уже нет никакого Гоголя, у нас есть только Дмитрий Песков, который рассуждает о карикатурах, используя термин «кощунство», а Песков официальное лицо, и если он говорит о кощунстве, то это не только его позиция, это официальная позиция Кремля. Песков ссылается на какие-то традиции, существующие «у нас в стране», но это, видимо, какая-то другая страна, не та Россия, в которой был — ну хотя бы Хармс.

Интересно, что сказал бы Песков о вываливающихся старухах Хармса, хотя неинтересно, конечно. Они хотят, чтобы Россия была таким Ираном, только не с бородатыми аятоллами, а с усатым Песковым, который решает, что кощунство, а что нет, над чем можно смеяться, а над чем нельзя. Кстати, а вот над самим Песковым смеяться можно или это тоже уже кощунство? Мне-то кажется, что кощунство — это вот такая Россия, закутанная в платок и делающая страшные глаза, когда кто-то нарушает установленные Кремлем ограничения. Это даже не вопрос свободы слова, это вопрос культуры, потому что культура состоит в том числе и из табу, и если Дмитрий Песков изобретает какие-то новые табу, значит, он хочет изобрести для нас какую-то новую культуру, хотя не имеет на это никакого права.

Русская культура — наша культура, наш смех, наш гнев и наша боль. Карикатуристы Charlie Hebdo, даром что французы, разговаривают на нашем языке, а вот Песков, Астахов, общероссийский народный фронт и прочие фундаменталисты — вот они, даром что россияне, говорят на каком-то другом языке, и учить его, я считаю, не надо. Это язык жлоба, и он останется языком жлоба, даже если на нем разговаривает с нами российское государство.

Фото: Lionel Cironneau / AP