Кашин и чеховское ружье: государство преследует ФБК, издевается над Немцовым и конструирует революцию
Каждый день Олег Кашин пишет колонки и думает о судьбах родины. Главный темы этой недели — годовщина убийства Бориса Немцова, уголовное дело на экс-директора ФБК Романа Рубанова, переход экс-сотрудницы «Открытой России» Марии Бароновой на работу в RT, доклад «Апологии протеста» по итогам десятилетнего правоприменения по статье 318 УК.
Четыре года назад офицер МВД России Заур Дадаев застрелил на Большом Москворецком мосту российского политика Бориса Немцова. Вместе с Зауром Дадаевым в планировании и организации убийства участвовали еще несколько офицеров Министерства внутренних дел Российской Федерации — я, конечно, националист и местами ксенофоб, но здесь тот случай, когда я не хочу акцентировать чеченское происхождение убийц, мне кажется более важным, что на плечах мужчин, осужденных за убийство Немцова, были офицерские погоны российского МВД. Более того, эти офицеры осуждены, а заказчик совершенного ими преступления — как бы не пойман, и мне представляется наиболее вероятной версия, что речь в этом сюжете шла не о заказе, а о приказе — я не думаю, что, если какой-нибудь злодей захочет нанять киллера, он обратится к офицеру МВД России. Офицеры МВД России — люди дисциплинированные, о Зауре Дадаеве говорили, что в Москву он ездил в командировку, и можно предположить, что его и командировали в Москву, чтобы он убил Немцова. Как офицер МВД, не как киллер.
Я из Москвы уехал как раз три года назад, и мой последний марш Немцова был три года назад, МВД и Росгвардию еще не разделили, и на мосту, где люди толпились у тех цветов, которые по ночам воруют вандалы из «Гормоста», стоял, как всегда в таких ситуациях, полицейский с мегафоном. Такие полицейские всегда материализуются в местах митингов, они обычно очень раздражают, но тут он мне казался очень уместным именно как часть общего, если угодно, перфоманса — чтобы почувствовать, до какой степени ужасно это преступление, логично поставить у места убийства с мегафоном человека, на плечах которого те же погоны, что и у убийц.
Здесь мой внутренний правый берет реванш. Я понимаю, конечно, что погоны погонам рознь, и знаю, что не все «обычные» полицейские и росгвардейцы довольны тем, что им приходится делить свою честь с теми боевиками, которых они или предыдущие их поколения не добили в двух войнах. Но мне кажется важным напоминать об этом — погоны МВД России и Росгвардии до сих пор носят люди, которых можно отправить в командировку из Грозного в Москву, чтобы убить там человека.
О годовщине убийства Немцова и о памяти Немцова — моя колонка для издания Репаблик.
И давайте сделаем наивное лицо и скажем, что это все очень странно. Борис Немцов вообще-то был не только оппозиционным лидером, но и довольно крупным в масштабах всей постсоветской истории России государственным деятелем, он вполне легендарная фигура из высшего эшелона отечественной номенклатуры, более того, уже в путинские годы сложился такой вполне благосклонный к прежнему начальству мемориальный канон, когда ушедших чиновников высокого ранга провожают с максимальными почестями и последующим увековечением – так было с Черномырдиным и Примаковым, так было даже с Гайдаром. Немцов никаких государственных почестей почему-то не заслуживает, хотя при желании его можно подтянуть и к путинскому дискурсу – воевал с олигархами до того, как это стало модно (дело «Связьинвеста»), импортозамещение придумал чуть ли не сам (история с пересаживанием чиновников на «Волги»), и даже братву, которая в те годы, как известно, рвалась к власти, мог осадить вполне по-путински. В путинской полуофициальной мифологии есть важный пункт про разницу между врагами и предателями – к первым положено быть великодушным, а вот вторым прощения нет, но и в эту схему Немцов не укладывается никак – Путина не предавал, потому что ничем ему не был обязан, врагом тоже не был, потому что принадлежал к той же системе, и даже оказавшись вне ее, остался крайне умеренным, то есть биографического эпизода, который исключал бы государственное признание, у Немцова нет в принципе. Если бы сейчас российские власти сами называли именем Немцова улицы и ставили ему памятники, это никого бы не смутило – вот плывет ледокол «Виктор Черномырдин» (реально существующий), а навстречу ему ледокол «Борис Немцов», а что такого – оба в одном правительстве работали, у обоих достаточно заслуг.
С тем же наивным выражением лица спросим – почему это невозможно? Почему улицы Немцова за границей – это мелкотравчатое политиканство, единственный телевизионный повод вспомнить о Немцове – бульварный троллинг жен и любовниц, а единственными хранителями памяти об убитом оказываются митингующие активисты? В чем дело? И на этот наивный вопрос ответа нет, потому что если бы он был, если бы какое-нибудь официальное лицо решилось произнести это вслух, это был бы даже не скандал, а просто признание государственной несостоятельности. Посмертно издеваясь над Борисом Немцовым, государство берет на себя ответственность за его убийство, фактически снимая вопрос о заказчике – нет смысла спорить, кто именно из чеченских или федеральных чинов сказал «убивай». Выталкивая память о Немцове в «несистемное» пространство, громя народный мемориал на мосту, натравливая телевидение на его семью, реагируя на западное признание как на антироссийские шаги, российское государство само отвечает на вопрос о заказчике – «Да, это мы».
Дикая, мне кажется, ситуация с Романом Рубановым из Фонда борьбы с коррупцией, то есть уже не из фонда, Рубанов оттуда ушел, и если он говорит, что ушел без конфликта — давайте ему поверим, тем более что конфликт у него теперь с российским государством, которое объявило его в розыск. Но, слава Богу, он успел уехать, то есть его не посадят и вряд ли экстрадируют — дело и дурацкое, и политическое одновременно.
Почему политическое — потому что это ФБК, потому что это вообще касается Навального, причем в прямом смысле. Фильм «Он вам не Димон» выложен на личном аккаунте Навального в YouTube, но все понимают, что Навальный и ФБК примерно одно и то же, и удалить этот фильм по иску Алишера Усманова почему-то требуют именно у ФБК, у юрлица. Это российские суды, к этому нужно относиться снисходительно. Но дурацкая составляющая не в этом, а как раз в фильме — он вышел два года назад, причем ровно. Он очень, конечно, ударил по Медведеву, но с тех пор очень много всего произошло, свои раны Медведев зализал. Но шестеренки государственного механизма вертятся, и вот сейчас, когда действительно «Он вам не Димон» — это что-то из прошлого, стараниями государства, внесшего Рубанова в базу федерального розыска, об этом фильме снова есть повод говорить. Я говорю о нем в колонке для Репаблика, мне не жалко, но сама ситуация очень показательна с точки зрения рассогласованности государственных действий.
Колонка «Кинотеатр повторного фильма» — вот она.
Это было два года назад, еще в прошлый президентский срок Владимира Путина, давно, до Чемпионата мира по футболу и до пенсионной реформы, до законов Клишаса и ареста Арашукова, или, если брать политическую биографию Навального, до Рыбки и до Золотова. Это какая-то позапрошлая жизнь, и сейчас даже человеку, который следит за такими новостями, понадобится пусть несколько секунд, но все же время, чтобы вспомнить, о чем именно шла речь в фильме про «Димона», моментально такие вещи из памяти уже не всплывают – слишком давно все было, и слишком многое нагромождено сверху.
Нет, конечно, преувеличением будет говорить, что «Он вам не Димон» забыт – из всех расследований ФБК этот фильм до сих пор остается самым ярким, самым продуманным, самым мемогенным. Эпизод с «домиком для уточки» обогатил традиционно скудный символический арсенал критиков власти чуть ли не самым эффектным и понятным артефактом – резиновой уточкой, которая до сих пор, пусть не в прежнем масштабе и количествах, появляется на всех оппозиционных митингах в разных городах. Именно после «Димона» и именно в связи с ним весной 2017 года случились самые большие со времен Болотной протестные акции в Москве и других российских городах, и весь этот новый формат, когда школьники сидят на фонарных столбах, а старшее протестное поколение этому радуется – все началось с «Димона». После «Димона» Навального облили зеленкой, и он ездил лечить глаз. После «Димона» с Навальным судился и записывал тоже мемогенные видеообращения Алишер Усманов (собственно, по его иску фильм и требуют удалить). «Он вам не Димон» стал символическим стартом предвыборной кампании Навального, которая, хоть и закончилась спором с Эллой Памфиловой в ЦИКе задолго до выборов, почти на год определила облик и образ жизни антипутинской оппозиции в России, а Навального окончательно зафиксировала в статусе главного оппозиционера. А как сказался «Он вам не Димон» на политической судьбе своего главного героя – это мы узнаем потом, когда Путин будет снова выбирать себе преемника, и если таким человеком окажется не Медведев, то самым банальным политологическим выводом на этот счет станет как раз версия, что именно весна 2017 года лишила Медведева будущего, потому что образ вот этого винодела в кроссовках оказался слишком несовместим с серьезной политической и исторической ролью.
Организация «Апология протеста», которая, насколько понимаю, связана с известной нам всем «Агорой», выпустила интересный доклад, подводящий итоги десятилетнему правоприменению по статье 318 УК — применение насилия к представителям власти. И там интересно. Всего по этой статье с 2009 года было осуждено 65046 человек, чаще всего — это пьяные дебоши и сопротивление сотрудникам ГАИ при ДТП, но при этом каждый год идет на сотни счет уголовных дел и приговоров по этой же статье для участников митингов и массовых акций. На 600-800 человек в год с каждым годом растет этот показатель. Также растет доля реальных приговоров именно для участников митингов, и уже сейчас можно и 318 статью запоминать как знаковую и потенциально рискованную для людей, интересующихся политикой. Статистический перелом случился, конечно, в 2012 году, когда между людьми на площади и государством случилось самое серьезное за много лет столкновение, после которого власть озаботилась недопущением повторения Болотной в дальнейшем. Это знаете, был фильм, кажется, Кондрашова про присоединение Крыма — там много было всякого интересного, в том числе такая довольно пасторальная картинка про тех самых беркутовцев, которые возвращались в Севастополь с киевского майдана проигравшими, побежденными, но не униженными — город встречал их, аплодировал им, и это было действительно очень сильно. И вот прошел год или два, не помню, и нам показывают хэппи-энд — где-то на тренировочной базе эти беркутовцы, теперь уже российские, проводят тренировку по разгону майдана. Каждый раз у них получается лучше и лучше, еще годик, и они научатся душить майдан в зародыше — проблема в том, что реальный майдан был уже давно, вряд ли повторится, а если повторится, то их это уже не касается, они в Киев не поедут. Но, как часто бывает, старые бойцы живут прошлыми войнами.
О том, как прошлыми войнами живет российская власть в ее борьбе с митингами — моя колонка для Репаблика.
И если представить, что поводов выходить на улицы у граждан в ближайшее время будет больше, а государство, продолжающее рефлексировать на тему «митинг это революция», будет изобретать новые способы подавления митинговой активности, то получится что-то вроде самосбывающегося прогноза, когда образ будущего кризиса конструируется именно теми, кто хочет его предотвратить. Если есть бронеавтомобиль «Каратель», найдутся и те, кого он будет карать, а если статью 318 переориентируют на митинги, то и те, кого по ней сажать, обязательно найдутся – именно в таком порядке. Чеховское ружье в российской политике подчиняется той же логике, что и в театре.
И это слегка парадоксально в том смысле, что политических сил, способных и пытающихся выводить людей на улицы сегодня в России скорее нет. От бывшей Болотной остался только ежегодный марш Немцова, чей мемориальный характер на порядок убедительнее политического, и трудно представить себе, что людей, выходящих на бульвары, чтобы вспомнить убитого политика, может вывести на улицу какой-нибудь политический лозунг. Уличные акции Навального, два года назад (после фильма о «Димоне») производившие впечатление принципиально нового протестного формата, строились по принципу флэшмоба и, несмотря на впечатляющий вид и те же уголовные дела по 318 статье, так ни разу и не вышли за пределы классической «Стратегии-31», когда люди выходили на площадь просто, чтобы выйти, а потом полиция их прогоняла и задерживала. Да и когда даже в таком формате Навальный выводил людей на улицы в последний раз? Ждать новой Болотной неоткуда, но ее ждут, и почему-то с самым большим нетерпением ее ждет власть, которая в России устроена так, что если она чего-нибудь ждет, то обязательно дождется.
Я не то что хотел бы сейчас давать какие-то публичные обещания, поэтому скажу осторожно — было бы неплохо вот конкретно мне сесть и написать книгу про 2012 год, именно про него, потому что не Крым, а этот год стал настоящим началом той эпохи, в которой мы — не мы все, а те, по крайней мере, кто меня читает или уже перестал, — живем до сих пор. Тогда было меньше ссор, и сейчас мне зрители моего YouTube-канала правильно сказали, что я не должен, вспоминая о каких-то людях, говорить «мы с ним больше не общаемся» — слишком часто звучит эта фраза, раздражает, лучше упоминать тех, с кем все еще общаемся, их меньше. Так вот, в 2012 году мы все между собой общались — это хорошо. Зато мы все были идиотами — а вот это плохо. И, пока все не забылось, противоречие между хорошим и плохим, которое беспрецедентно острым было именно в 2012 году, когда всем все было ясно — вот это противоречие хочется описать. Хочу написать книгу о 2012 годе. Но пока пишу колонки, новая порция на Дожде — через неделю, это программа Кашин. Гуру, я Олег Кашин.
*По решению Минюста России Некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией», Международная общественная организация «Международное историко-просветительское, благотворительное и правозащитное общество „Мемориал“» включены в реестр СМИ, выполняющих функции иностранных агентов.