Кашин и агенты Кремля: Песков вышел на новую «Болотную», главная ошибка сторонников Навального с Собчак, и почему теперь всегда придется извиняться перед кавказцами

16/12/2017 - 00:16 (по МСК) Олег Кашин
Поддержать ДО ДЬ

Каждую неделю Олег Кашин пишет колонки и думает о судьбах Родины. На это раз он объяснил, почему представители власти аплодировали балету «Нуреев» в Большом театре, в то время как другие ее представители поместили его под домашний арест; Кашин также в очередной раз сравнил Алексея Навального и Ксению Собчак и попытался понять где последняя найдет свой электорат, а также ответил на вопрос о том, почему власть устраивают истории с публичными извинениями перед выходцами с Кавказа, участившиеся в последнее время.

Светское событие года — оно же и политическое. Путинская элита вперемешку с системной либеральной интеллигенцией на премьере балета «Нуреев» в Большом. Дмитрий Песков даже назвал этот спектакль событием мирового масштаба. И тут можно с ним согласиться — всякое бывало, но такого, чтобы люди из власти восторженно аплодировали спектаклю, режиссера которого та же власть только что посадила под домашний арест по очень спорному обвинению — такого не было никогда. На старте дела Серебренникова его часто сравнивали с Мейерхольдом, предыдущим великим режиссером, которого посадили, но все-таки тогда, после ареста режиссера не ставили мейерхольдовских спектаклей, и члены политбюро на них не ходили, а теперь ходят. Ну представьте, как это было бы — Лаврентий Павлович Берия на мейерхольдовской премьере в 1940 году.

Хотя это, конечно, уже в любом случае преувеличение. Даже если Серебренников наш Мейерхольд, ни одного из тех, кого можно было бы считать нашим Берией, в зале не было. В отличие от советской, российская власть очень четко сегментирована — в ней есть те, кто сажает, и те, кто ходит в театр. Эти люди могут и ненавидеть друг друга, и любить, и даже просто не замечать, и никто не сходит с ума, потому что в российском государственном организме все органы работают сами по себе — челюсти чавкают, сердце бьется, а голова увлечена собой. Такая система кажется не просто более устойчивой, чем другие, а вообще непобедимой, то есть даже если вонзить этому чудовищу осиновый кол в сердце, челюсти все равно продолжат работать.

Мой консервативный коллега Егор Холмогоров, которого как консерватора как раз ужасает, что власть не запретила эту содомию в Большом, удачно скаламбурил — «Балетная площадь». Действительно, это очень красивое совпадение, что «Нуреева» в Большом давали именно в дни годовщины первого митинга на Болотной, который, в общем, точно так же и был устроен, когда вполне системные, но склонные к фрондерству люди попытались заявить о себе, и всем казалось, что это новая жизнь. А жизнь осталась старой, потому что коллективный Путин состоит не только из силовиков, которые посадили Серебренникова, но и вот из этих милых людей, которые были в зале. Причем речь не только о звездах типа Пескова, Чемезова, Кудрина или Эрнста, которые всех впечатлили на премьере, но и рядовых системных либералах. Это вообще моя давняя и любимая тема, мне это кажется эксклюзивным свойством именно путинской системы, которая в огромной степени опирается именно на так называемых приличных людей, чье присутствие рядом с властью очень часто оказывается гораздо более сильной защитой для стабильности, чем полицейские дубинки и бронетранспортеры. Об этом моя колонка для издания Republic.

Ты знаешь, что режим бесчеловечен и жесток, ты сам наблюдал, как только что этот режим затащил под домашний арест режиссера Серебренникова. Да, тебе странно видеть топ-менеджеров этого режима в зале, где показывают уже постарестную постановку этого режиссера. Но прости, а сам-то ты что делаешь в этом зале?

Ты благополучный ⁠человек, которому хватает денег на космически дорогой билет ⁠или связей на то, чтобы получить приглашение. Но при ⁠этом ты сидишь ⁠в этом зале с таким ⁠чувством, как будто только случайность не позволила пронести туда пулемет, чтобы одной очередью избавить Россию от неприятных тебе людей (отдельный вопрос – сильно бы изменила Россию такая очередь?). Ты диссидент, декабрист, белоэмигрант и колымский лагерник одновременно, но это все тебе кажется; на самом деле ты скучный постсоветский конформист, в биографии которого вместо этапов и пересылок – федеральные телеканалы и старое РИА «Новости», московский Департамент культуры времен Капкова и сочинский олимпийский оргкомитет; да, ты наверняка ходил на Болотную и на Сахарова, но ты видел там тех же Кудрина и Собчак, которых сейчас видишь в театре. Тебя смущает Песков в партере, но в глубине души ты прекрасно знаешь, что из тебя самого получился бы отличный Песков (а Бортников или Бастрыкин не получился бы, там другие люди нужны, другого устройства и склада).

Когнитивный диссонанс начинается не с Пескова и Чемезова, он начинается именно с тех людей, чье диссидентское самоощущение так же изолировано от их лоялистского бытия, как изолированы друг от друга «либеральная» и «силовая» башни воображаемого Кремля.

Я не отношусь к тем, кого трясет от современного российского телевидения, мне даже программа Дмитрия Киселева при всех ее понятных пропагандистских качествах кажется шедевром телевизионного мастерства, и когда я ее, как правило, случайно, включаю, я всегда досматриваю ее до конца, это безумно круто — может быть, это такой бессердечный искусствоведческий подход, но, если кто следил за историей с фильмом Беаты Бубенец, который наградили на Артдокфесте, и в котором под видом оперативной съемки режиссер сняла жесткий допрос луганчанина, который под пытками всех выдал, ну и теперь стал еще и киногероем — на этой неделе было много споров об этом фильме, и восторжествовала как раз искусствоведческая точка зрения, что если кино хорошее, то остальное можно игнорировать. Ну и ладно, если вы восхищаетесь Беатой Бубенец, будьте готовы, что кто-то восхитится Киселевым.

Мои тинейджерские годы пришлись на девяностые, я в этом смысле не одинок, но все эти истории, которые я слышу от сверстников — как они пили портвейн, торговали на рынке или играли родительскими пистолетами, — меня, откровенно говоря, вымораживают, потому что в своем тинейджерстве я жил вообще без развлечений, не было ни пистолетов, ни портвейна, зато был телевизор, мой лучший друг, в котором были «Угадай мелодию», «Поле чудес» и много плохих передач про политику, и, наблюдая сейчас российское телевидение, я понимаю, что если бы такое телевидение было в мои четырнадцать лет, то я был бы счастлив, и Соловьева бы я обожал, и Киселева, и кто там у них еще есть — Артема Шейнина. Шейнин, если кто не знает, такой особенный герой даже по нынешним меркам, он ведет ток-шоу про политику на Первом канале, многие помнят, как он принес ведро навоза украинскому политологу из тех, которые живут на российских федеральных каналах, еще был случай, когда Шейнин бросился душить знаменитого Майкла Бома, когда тот — явно тоже по сценарию, — сказал что-то возмутительно антироссийское, и мой любимый случай, когда политологи в студии слишком громко кричали, и Шейнин, призывая их успокоиться, достал из-за пазухи пистолет.

И вот к этому человеку на днях приходила в эфир Ксения Собчак, и Шейнин, разговаривая с ней, то дудел в вувузелу, то надевал красный клоунский нос — ну вот как к этому относиться, как на это смотреть? Умный зритель скажет, что здесь все равно самое главное — то, что Собчак пускают в эфир, это ведь невозможно без прямой санкции Кремля. Я с этим скорее согласен, но не вижу в этом особенной проблемы — пора бы уже привыкнуть, что в российской политике все происходит с санкции Кремля. Наверное, тут не обойтись без противопоставления Ксении Собчак и Алексея Навального, но мне не очень хочется быть каким-то антинавальнистом в условиях, когда Навального и так мочит наша пропаганда. Скажу только очень осторожно, что с точки зрения образа Собчак ее приход на Первый канал — гораздо меньшее чудо, чем для Навального — то, что его выпускают за границу с его условными сроками и уголовными делами. Но даже это не имеет значения. Внутри вот этого мира, полностью состоящего из агентов Кремля, тоже есть более ужасные и менее ужасные вещи, и Шейнин с клоунским носом все-таки особенно ужасен, мне кажется. Ну а про Собчак как таковую я написал для Republic.

Сторонники Алексея Навального и так знают, что только их лидер единственный по-настоящему независимый и опасный для Кремля политик. Сторонники Алексея Навального живут с этим знанием давно и собираются жить еще долго. Оно обеспечивает им душевный комфорт и гармонию, постепенно заизвестковывая их среду до состояния классического «Яблока». О сторонниках Ксении Собчак ничего нельзя сказать вообще – никто не знает, существуют ли они, никто не знает, как они выглядят или как они могут выглядеть. Но если они, реальные или потенциальные, существуют, то искать их надо именно среди зрителей федеральных каналов, то есть среди людей, которые не станут выяснять, кто там агент Кремля и кто чей проект, а просто, переключая каналы, зацепятся за какую-нибудь фразу (в эфире на Первом канале Собчак очень эффектно сумела несколько раз прокричать зарплату Игоря Сечина – это ведь может на кого-то подействовать?) и подумают: а ведь она не так уж и ужасна, можно и за нее проголосовать.

За кем тут больше правоты, за реальными сторонниками Навального, которых не проведешь, или за потенциальными сторонниками Собчак, которые ни в чем не искушены, – вопрос философский. Наверное, за первыми, но правота – совсем не комплимент; люди, твердо и непоколебимо уверенные в своей правоте, – это, как правило, очень плохие и опасные люди, и именно этот парадокс открывает странное окно возможностей для Собчак – она вполне может стать лидером людей, может быть, политически наивных, но хороших и честных, и когда-нибудь потом конвертировать это лидерство во что угодно, вплоть до реальной власти в постпутинской России. Разоблачать Собчак как человека Кремля – занятие той же степени адекватности, что и доказывать, что у Деда Мороза борода из ваты, – ну да, из ваты, но он приносит праздник, а кто хочет оторвать ему бороду, тот только все портит. 

До какого-то момента было так, что если говоришь слово «извинился», собеседник подхватывал — «перед Кадыровым». В нашей программе в свое время мы об этом много раз говорили. Теперь произошел качественный прорыв в этом сюжете — монополию чеченского вождя на получение извинений нарушают теперь все кому не лень, точнее — все, кто чувствуют за собой мощь Северо-кавказского федерального округа. На этой неделе перед ингушской общиной и ингушским полпредом извинился директор Камеди клаба, того самого, в котором когда-то было можно шутить «Рафик не виноват», а теперь, очевидно, нельзя. А чуть раньше в главной кадровой кузнице российского государства, в академии госслужбы, совершенно безобразную сцену устроили кавказские студенты, которые заставили некавказского студента извиняться за, в общем, более чем невинное напоминание о том, что в России закон один для всех. Ну да, давно понятно, что на самом деле не один и не для всех. Я не знаю, как правильно об этом говорить, и дело не только в антиэкстремистском законодательстве, под которое я подпадать совершенно не хочу, просто даже если представить себе такую фантастическую картину, что в России можно говорить о чем угодно и призывать к чему угодно, я не уверен, что кто-нибудь сумеет что-то правильное сказать и к чему-то правильному призвать. Фактическое неравенство регионов и фактическое неравенство этнических групп в Российской Федерации — это уже данность, но эту данность не спишешь на стихию. Архаизация стала сознательным выбором российского государства, и то, что в этом процессе лидерами оказываются какие-то регионы — это прежде всего последствие заигрывания Кремля с самыми низменными инстинктами людей на Кавказе и не только, конечно, на Кавказе, а тотальная централизация и кавказские этнократии, держащиеся прежде всего на поддержке из Москвы, а не на местных традициях и не на местных обществах, приводит вот к этим уродствам, когда некоторые люди оказываются равнее. Об этой проблеме чаще всего принято говорить с позиции вершителей судеб — ну вот знаменитое «Хватит кормить Кавказ» предусматривает, что возможно какое-то решение, какая-то директива, которая остановит те процессы, которые идут уже не первый год. А речь, наверное, должна уже идти о другом — как каждый конкретный частный гражданин России, не желающий жить в Средневековье, должен себя вести, чтобы избежать вот этих ситуаций, когда полсотни гопников, чувствующих поддержку сверху (по крайней мере, с своего верха, с республиканского — но именно по крайней мере) штурмуют твой офис, как это было с телеканалом ТНТ после того самого выпуска «Камеди клаба». Некоторым кажется, что нужно выстраивать отношения так, чтобы и перед русскими тоже извинялись за всякую чепуху, но превращение русских в ингушей — это тоже, конечно, что-то жуткое, это не выход. А где выход — я сейчас ни на что не намекаю, я не знаю и никто, наверное, не знает, но сейчас очередной повод зафиксировать, что вот это противостояние формально ничем друг от друга не отличающихся граждан России уже стало и долго еще будет, может быть, самой главной и самой перспективной проблемой из всех, какие только может пережить наше общество. И если какие-то конфликты кажутся сейчас замороженными, то рано или поздно они разморозятся, этого надо ждать и надо быть к этому готовыми. Об извинениях перед силой — моя колонка для Republic.

Даже тот ОМОН, который приехал спасать (и спас) ТНТ от погрома, скорее всего, смог приехать только потому, что решение принималось на уровне дежурного районной полиции, а если бы с канала позвонили с просьбой о помощи куда-нибудь повыше, там бы решили не совершать никаких резких движений и присылать ОМОН не стали бы, позволив возмущенным телезрителям разобраться с каналом на месте. Эта особенность федеральной политики в отношении этнократий отлично монтируется с другой кремлевской склонностью, со всей полнотой проявившейся в последние годы. Власть в России не просто не боится архаизации, но явно к ней тяготеет и культивирует ее, поощряя всевозможные игры в оскорбленные чувства и традиционные ценности. В известном смысле кадыровская Чечня и подражающие ей регионы — это не эксцесс федерализма, а скорее желаемый образец для всей остальной России. Тот порядок, который установился на Кавказе, где люди боятся произнести лишнее слово, выглядит как доведенная до совершенства федеральная мечта, чтобы рты затыкались не с помощью скучных полицейских, судебных или, скажем, роскомнадзоровских скандалов, а как бы сами собой, то есть чтобы люди без лишнего напоминания сами боялись произнести или сделать что-то не то. В этом направлении Россия уже продвинулась на очень заметное расстояние, и нет никаких оснований думать, что направление может как-то смениться. В этом смысле каждый хулиган, силой заставляющий извиняться очередного блогера или артиста, объективно работает на Кремль, и было бы странно, если бы власть считала это проблемой и пыталась с нею справиться.

Неравноправие граждан в зависимости от «региональной» (на самом деле этнической) принадлежности и вседозволенность тех, кто равнее других, разумнее всего считать не отдельной проблемой, а системным свойством существующего государственного и политического устройства. Кому это нравится, тот пускай надеется на как можно более долгую эпоху путинской стабильности. Тем же, кого ужасает практика публичных унизительных извинений, стоит понимать, что так будет всегда, пока существует нынешняя система.

Другие выпуски